Олень вырывается вперед, несется изо всех сил к прогалине на опушке леса, а там недалеко заливные луга и река. Собаки стремительной волной мчатся за ним, следом лошади в безумной гонке. Вокруг только грохот лошадиных копыт, я почти закрыла глаза, комья грязи летят прямо в лицо. Я прильнула к шее Джесмонды, тороплю ее. Шляпа давно слетела с головы. Передо мной белая от цветов живая изгородь. Мощный круп лошади подо мной собирается, одним могучим прыжком умное животное перелетает через изгородь, приземляется на другой стороне, и вот она уже снова несется галопом со всеми остальными. Король впереди меня, глаз не сводит с оленя, которого гонят прямо на нас. Волосы мои развеваются, теряются шпильки и булавки, я хохочу безостановочно, несясь навстречу ветру. Кобыла настораживает уши, когда слышит мой смех, но снова на пути изгородь – на этот раз с неглубокой грязной канавой перед ней. Мы обе видим канаву, Джесмонда медлит лишь мгновение и тут же взвивается в воздух, перелетает через препятствие. До меня доносится сладкий запах жимолости, раздавленной конскими копытами. И мы снова летим, еще быстрее. Олень превращается в маленькую коричневую точку. Он уже в реке, быстро плывет на другую сторону. Распорядитель охоты отчаянно трубит в рожок, это сигнал собакам – не лезьте в воду, возвращайтесь ко мне, оставайтесь на берегу, травите добычу, когда олень попытается выбраться на берег. В охотничьем угаре гончие ничего не слышат. Выжлятник скачет вперед, но половина своры уже в реке, пытаются догнать оленя. Течение слишком сильно, вода слишком глубока для собак. Генрих натянул поводья, смотрит на весь этот хаос.

Я боюсь, он рассердится, но король только хохочет, будто в восторге от хитроумия оленя.

– Беги! Беги! – кричит он вслед зверю. – У меня и без тебя хватает жаркого, полная кладовая оленины.

Все вокруг тоже смеются, словно король совершил невесть какой благородный поступок, я понимаю, что остальные тоже боятся: вдруг охотничья неудача рассердит короля. Переводя взгляд с одного сияющего лица на другое, я думаю – что же это за глупость, вся наша жизнь зависит от настроения одного человека. Но он улыбается мне, и я понимаю, у меня-то выбора нет. Он глядит на мое заляпанное грязью лицо, растрепанные волосы.

– Просто поселянка какая-то, да и только, – говорит он, голос полон нескрываемого желания.

Я стаскиваю перчатку, пытаюсь собрать волосы, все бесполезно. Улыбаюсь уголком рта – да, я знаю, что у него на уме, но не отвечаю, а только шепчу:

– Ш-ш-ш.

Прямо у него за спиной Джейн Паркер, ловит ртом воздух, будто муху проглотила. Поняла наконец, что лучше нас не задирать, мы, Болейны, этого не любим.

Генрих спрыгивает с коня, бросает поводья груму, подходит к моей лошади:

– Угодно ли вам сойти вниз? – Голос ласковый, приглашающий.

Я соскальзываю с крупа коня прямо в его объятия. Он ловит меня, бережно ставит на землю, но из рук не выпускает. На глазах всего двора целует в одну щеку, потом в другую.

– Ты – королева охоты.

– Мы коронуем тебя венком из полевых цветов! – кричит Анна.

– Да! – Генриху страшно нравится эта затея, все бросаются обрывать жимолость, и спустя пару минут мои растрепанные золотистые волосы уже венчает источающая медовый запах корона.

Приближается повозка с обедом, слуги натягивают легкий шатер, там будут обедать пятьдесят приближенных, королевских любимчиков. Остальным ставят скамьи. Прибывает королева, ее иноходец идет легким шагом. Она видит – я сижу по левую руку короля, на голове – корона из цветов.


Прошел месяц, Англия наконец вступила в войну с Францией, война официально объявлена, Карл, испанский король, стремительным натиском бросает армию в самое сердце Франции, его английские союзники в это время маршируют от английской крепости Кале на юг к Парижу.

Двор тревожно ожидает новостей в Лондоне, но приходит летняя эпидемия чумы, и Генрих, как всегда страшась заразы, приказывает начинать путешествие. Мы не переезжаем, скорее убегаем в Хэмптон-Корт. Король повелевает, чтобы все припасы доставлялись только из окрестных деревень, ничего из Лондона, запрещает торговцам, купцам и ремесленникам следовать за двором из нездоровой, затхлой столицы. Чистый дворец у проточной воды должен предохранить нас от болезней.

Из Франции приходят хорошие вести, из Сити – плохие. Кардинал Уолси организует новый переезд двора, сначала на юг, потом на запад, из одного дворца в другой, от одного вельможи к другому, и везде устраиваются маскарады и парадные обеды, охоты, пикники и рыцарские турниры, Генрих веселится как мальчишка, все новое его развлекает. Каждый из придворных, чей дом посещает король, разыгрывает гостеприимного хозяина, как будто несказанно счастлив визиту, а не ужасается чудовищным расходам. Королева путешествует вместе с королем, скача бок о бок по холмам и равнинам, когда устает, перебирается в паланкин. По ночам он то и дело посылает за мной, но среди дня учтив и заботлив по отношению к ней. Ее племянник – единственный союзник английской армии в Европе, дружба с ее семейством означает победу английского оружия. Но королева Екатерина для короля – не только военный союзник. Сколько бы ни любезничал со мной король, он ее мальчик, ее любимый, избалованный, золотой мальчик. Какая бы девчонка, я или кто другой, ни оказывалась в его спальне, это не мешает их глубокой привязанности, начавшейся, когда она раз и навсегда полюбила этого человека, ребячливого и эгоистичного, чье королевское достоинство ни в какое сравнение не идет с достоинством истинной принцессы.

Зима 1522 года

На Рождество король держал двор в Гринвиче, и все двенадцать дней после Рождества не прекращались пышные и экстравагантные празднества и забавы. Распорядителем рождественских празднеств был сэр Уильям Армитеж, это его забота – выдумывать что-нибудь новенькое каждый день. Ежедневные развлечения включали в себя разнообразные удовольствия – с утра на свежем воздухе, где мы становились зрителями поочередно то гонок гребцов, то турниров и соревнований лучников, то медвежьей травли, собачьих или петушиных боев, смотрели на бродячих акробатов и глотателей огня. Затем следовал обед в парадном зале с лучшими винами, элем и пивом, каждый день на столе появлялся новый замысловатый, украшенный марципанами пудинг – просто произведение искусства, да и только. После обеда опять развлечения, каждый день новые, – пьеса или представление, танцы или маскарад. Каждому давалась роль в пьесе, каждому были приготовлены костюмы для карнавала, все веселились как могли, король всю зиму не переставал хохотать, а королева улыбаться.

Неоконченная военная кампания во Франции с наступлением зимы приостановилась, но всяк понимал: придет весна – и снова начнутся бои, Англия и Испания будут сражаться против общего врага. Король Англии и королева из Испании провели эту зиму вместе – во всех смыслах слова «вместе»: каждую неделю, невзирая ни на что, они обедали вдвоем и он проводил ночь в ее постели.

Но в остальные ночи, тоже невзирая ни на что, Джордж стучал в дверь комнаты, где помещались мы с Анной, и произносил одну и ту же фразу: «Он тебя требует». И я летела как на крыльях к нему, моему любимому, моему королю.

Я не оставалась с ним на всю ночь. В Гринвиче полно иностранных послов со всей Европы, король не может открыто выказывать подобное пренебрежение королеве. Испанский посол, как никто другой, всегда озабочен соблюдением этикета, к тому же он близкий друг королевы. Он, конечно, знал, какую роль я играю при дворе, я ему не нравилась, так что ни к чему мне, растрепанной и раскрасневшейся, сталкиваться с ним в дверях королевской опочивальни. Лучше уж выскользнуть из теплой королевской постели и пробраться тайком в свою комнату, Джордж тащится рядом, непрерывно зевая, время раннее, посол еще не скоро пойдет к мессе.

Анна никогда не спит, всегда ждет меня – эль уже подогрет, камин разожжен, комната теплая. Я прыгаю прямо в постель, она укутывает мне плечи шерстяным пледом, садится рядом расчесать мои спутанные волосы, а Джордж подбрасывает еще одно полено в камин и присаживается со своим стаканчиком эля.

– Что за утомительная работа, – жалуется он, – приходится спать каждый день после обеда, а иначе глаза просто сами собой закрываются.

– Анна укладывает меня в постель после обеда, будто я малый ребенок, – недовольно говорю я.

– Хочешь выглядеть такой же осунувшейся и изнуренной, как королева? – возражает Анна.

– Да, у нее вид не слишком цветущий. Она что, больна? – интересуется Джордж.

– Просто старость. – В голосе Анны звучит злорадство. – К тому же она все время пытается казаться счастливой и всем довольной. А это так утомительно. Нелегко ведь доставлять удовольствие Генриху, сам понимаешь.

– Вовсе и нет, – звучит мой самодовольный ответ, и мы все трое хохочем.

– Пообещал он тебе какой-нибудь подарок на Рождество? – продолжает расспросы Анна. – Или Джорджу? Или кому-нибудь из нас?

– Нет, ничего не сказал. – Я качаю головой.

– Дядя Говард прислал золотую чашу, на ней вычеканены наши гербы. Ты подаришь ее королю, – объявляет Анна. – Я пока ее припрятала в шкафу. Стоит целое состояние. Надеюсь, оно не будет потрачено впустую.

– Он обещал мне сюрприз, – сонно киваю я. Брат и сестра встрепенулись. – Хочет взять меня с собой завтра на верфи.

– Я уж понадеялась на подарок. – Анна корчит недовольную гримаску. – Мы все поедем? Весь двор?

– Нет, небольшая компания. – Глаза сами собой закрываются, я уже почти засыпаю, но слышу, как Анна встает и идет по комнате, вынимает мою одежду из комода, чтобы приготовить ее на завтра.

– Наденешь алое платье. Можешь взять мою бордовую накидку, отороченную лебяжьим пухом. На реке будет холодно.

– Спасибо, Анна.

– Я не для тебя стараюсь, не думай. Все делается для благосостояния семьи. Ты сама тут совершенно ни при чем.

От такого ледяного тона во мне все леденеет, но найти остроумный ответ сил уже нет. В полусне слышу, как Джордж ставит пустой стакан, встает с кресла, нежно целует Анну в лоб.