Глава 5


Сашке я солгала, сказав ему неправду. Улетать в Париж на следующий день я ещё не собиралась, так как удалось купить билет на самолёт до Франции на другой день. Последний разговор с Волонским меня разозлил, если не считать, что сильно расстроил. Собрав все свои вещи в его доме, и сложив их в два объёмистых чемодана, я отправилась на такси домой к родителям.

— Дочь, ты ли это? — пришлось увидеть взметнувшиеся вверх удивлённые брови матери, когда я со всеми своими чемоданами, как Дедушка Мороз с подарками, вваливалась в квартиру родителей. — А Сашка с тобой? Кстати, где наш сын? Иваааааан, Ваняааааааа, — крикнула мать отцу. — Иди, смотри, у нас тут Второе пришествие Христа народу. Наша мамзель язвилась со всем своим приданым. Как я правильно поняла, она что-то не поделила с нашим сыном.

— Марина, оставь дочь в покое, — и отец вышел из другой комнаты, намереваясь помочь мне с вещами. — Марина, помоги нашему чаду, — обратился он к матери.

— Вот ещё. Чай не маленькая. Сама справиться, — и как кавказская княгиня мама гордо удалилась на кухню.

— Папа, это мама или нет? — я не узнавала собственную родительницу. — Когда она успела стать такой занудой?

— Нат, не обижайся на старуху. Мать есть мать. Оставайся, раз приехала. Живи, сколько хочешь. Ты у себя дома. Она такая.

Отец помог мне разобраться с вещами. Затем я раскидала их по шкафам. Никогда бы не подумала, что из меня мог получиться такой Плюшкин. У меня было столько вещей. Это был просто кошмар.

— Идите пить чай, — раздался на всю квартиру из кухни голос матери.

— Пошли, Ната, — позвал меня отец. — Видишь, какая симфония. И в театр можно не ходить.

— Ага, па, слышу.

Через минуту я с родителями втроём пили ароматный чай, сидя за небольшим кухонным столом, закусывая песочным печеньем.

— Ты надолго к нам, дочь? — не унималась мама. — Со свадьбой сказала, что сама. А тут заявляешься, негаданно со всем своим скарбом. Сашка, знает, что ты здесь? Он приедет за тобой?

— Маринка, чего к девчонке пристала, заступился за меня папа. — Тебе что место в доме для единственной дочки жалко?

— А ты, старый пердун, молчи! Забыл, что у нас там ещё и сын, забыл?

— Молчу, молчу!

Папа сидел притихшим.

М-да! Я не ожидала такого развития событий. О-па. Матриархат в чистом виде. Мама была командующим в семье, как Суворов. Неожиданное было открытие.

— Мама, я не собираюсь тебе что-то объяснять. С Александром мы сами между собой разберёмся. Сейчас нам обоим нужно отдохнуть друг от друга. Как бы сказать? Нужно перезагрузиться, обновить программу.

— Какую ещё программу? — не поняла мама. — Ната, говори ка ты на нашем могучем, на русском языке. Я не понимаю твоих заграничных поворотов в речи.

— Марина, молодёжь решила отдохнуть, тебе же ясно сказали, — я ошиблась. В родительской семье был патриархат. Теперь парадом командовал папа, как Наполенуе Боунапарте.

— Всё поняла, — мама была похожа на кошку, которой навешали по мягкому месту.

Ма, па, — обратилась я к обоим родителям. — Я к Вам не на всю жизнь. Послезавтра улетаю в Париж. Не спрашивайте, зачем. Не могу сказать. Надо. Простите. Когда вернусь, куплю себе отдельную квартиру, чтобы вас не обременять. А свадьба, я не знаю. Возможно, что её и не будет. Не могу сказать. Я не могу принимать человека, если он мне просто не доверяет.

— Ната, ты уже как бы, не юная девушка? — заговорила со мной мама. — Пора уже семью заводить, детей.

— Мама.

Родительница всё поняла. Одно слово, сказанное мной спокойным, жёстким голосом означало только одно: «Мама, не лезь в мои дела».

Сашка так и не позвонил. Чёрт с ним. Так я решила про себя. На следующий день я не знала, чем мне заняться. Отправилась обследовать холодильник на кухне. Он оказался полупустым. В голову пришла идея, сходить в ближайший магазин за продуктами, что находился через три дома.

Решено, сделано. Родители чем-то занимались, каждый из них своим делом. Мама пыталась котёнка научить ходить в туалет в унитаз, а не на песочек.

— Родители, я ушла, — крикнула я отцу и матери громким голосом, выходя из квартиры. — Иду за продуктами. У Вас в холодильнике мышь повесилась. Скоро приду.

— Хорошо, поняли, — отозвался отец в ответ на мой крик.

Обратно домой я уже шла с большими пакетами, набитыми разными продуктами. Возвращаясь на контрольной полосе, как папа называл дорожку между аркой и парадным, я услышала, как кто-то хриплым прокуренным басом из-за мусорного бака чертыхается в окружающую среду громко и со вкусом: «Уроды! Кретины! Пидерасы!» Решив, что в дворик забрел очередной подвыпивший товарищ, потерявший собутыльников и ориентацию в пространстве, я решила спасти заблудшую душу и тело незнакомца от влияния зелёного змия. И опешила, когда вместо подгулявшего индивидуума разглядела за баком нахохлившегося злого и мокрого какаду, цепко державшего в лапках что-то, весьма похожее на кусок кошачьего хвоста. Весь в грязи, от лапок до задорно торчащего хохолка, попугай был в оригинале нежно-розового цвета, который резко контрастировал с лексиконом пирата Карибского моря.

— Цып-цып-цып, — позвала я птицу, обнаружив, что совершенно не знаю, как обращаться к таким экзотическим пернатым.

— Дура, — проникновенно сообщила мне птица, злобно блеснув глазками и щелкнув клювом.

— Сам дурак, — не осталась я в долгу.

— Жрать! — потребовал какаду и посмотрел на мои пакеты с продуктами своими хитрющими глазами.

— Бог подаст, — не простила обиду я птице.

— Кто покормит Иннокентия? — театрально заохал попугай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Больше всех появлению нового жильца обрадовался папа. Отец посчитал, что наконец-то в доме появился еще один мужчина. Он тут же отправился в зоомагазин за клеткой и специальной литературой. Быстро освоившийся на новом месте какаду оказался ловким манипулятором и, вообще, существом наглым, ленивым, обидчивым и не лишенным скверных привычек. И крайне разговорчивым. Судя по его словарному запасу, жизнь Буси до появления во дворе, где я его нашла, проходила не в высшем обществе. Теперь у каждого из родителей была своя забава на старости лет. Мама присматривала за кошкой Нюркой, а папа обзавёлся попугаем Кешей.

На следующий день я уже сидела в салоне самолёта, улетавшего в Москву, а оттуда с пересадкой на другой рейс, улетала уже в Париж. Родителей попросила меня не провожать в дорогу, клятвенно обещая, что вернусь через несколько дней. На самом деле я не знала, когда смогу вернуться домой. Новости, полученные из Франции, не были утешительными.

— Господи, господин Эжен, как Вы так? — переживания за близкого друга, почти отца, защитника, коим для меня являлся господин Жан Эжен за годы моей работы с ним, охватывали полностью мою душу. — Мне главное успеть. Я должна с ним попрощаться. Он не может просто так уйти. Нет. Хотелось плакать, но слёз не было. А новость мне сообщила Катрин — мой агент в Париже, позвонив по телефону. Вскоре самолёт приземлился в международном аэропорту столицы Франции. Поймав такси, я вначале отправилась к себе домой, чтобы там оставить вещи. Я так и не решилась продать свою маленькую квартирку в центре Парижа. Теперь же мне было, где остановиться.

— Катрин, Здравствуйте! — позвонила я агенту.

— Здравствуйте, мадмуазель Натали! Вы прилетели? С Вами всё хорошо?

— Не беспокойтесь, Катрин! У меня всё хорошо. Не могли бы Вы сказать, где, в какой больнице находится господин Жан Эжен. Я поеду к нему сейчас же.

— Он в клинике Лив Хоспитал.

— Спасибо, Катрин.

До больницы мне удалось добраться достаточно быстро. Там встретила мадам Мадлен — личный помощник господина Жана Эжена. На молодой женщине не было лица. Было видно, как она переживает несчастье, случившееся с её шефом.

— Здравствуйте, Натали!

— Здравствуйте, Мадлен!

После обмена взаимными приветствиями мы с Катрин приступили к обсуждению состояния здоровья господина Эжена.

— Мадлен, как он? Я вылетела из России, как только смогла. Расскажите, всё как есть. Что говорят доктора? Что с ним приключилось?

— О, мадмуазель Натали, всё так сложно. Господин Эжен потерял сознание. С ним рядом никого не оказалось. Куда-то подевалась вся прислуга в тот день, когда ему стало плохо. Около часа он пролежал на паркете в своём собственном доме. А решающие минуты уходили. Потом только нашли.

— Что с ним, Мадлен, скажите?

— Инсульт. Но насколько будут тяжелы его последствия для господина Эжена, никто не знает. Сейчас он в реанимации и врачи ждут, что будет нынешней ночью. У него было обострение некоторое время назад. Ситуация тяжёлая. Мадмуазель Натали, с Вами хочет встретиться адвокат господина Эжена! Он должен скоро подъехать. Я поставила его в известность, объяснив, что с Вами он может встретиться здесь, в больнице.

— Мадлен, эта встреча так необходима? Зачем мне встречаться с адвокатом?

— Я не знаю, мадмуазель Натали, но господин Брок — личный адвокат шефа, настоятельно просил.

Меньше всего сейчас хотелось встречаться с адвокатом. Господин Эжен был в тяжёлом состоянии. Все мысли были о нём. Мысленно молила Бога, чтобы он помог больному очнуться и выйти из состояния комы.

Мы с Мадлен продолжали ждать вердикта врачей о состоянии господина Эжена, сидя в мягких кожаных креслах, что стояли в коридоре больницы Лайв Хоспитал. Здесь было красиво. Трудно было поверить, что мы с Мадлен находимся в стенах больницы. Около окон в горшках стояли экзотические цветы. Своим цветущим видом они помогали оживить окружавшую вокруг обстановку. Как ни странно, людей в коридоре почти не было, лишь иногда одиноко проходившие мимо нас с Мадлен врачи нарушали наше общее с ней уединение. Катрин же я отпустила. понимая, что ей излишне находиться в стенах больницы.