— Зоя, ребенок будет отдан в лучший приют, и в скором времени, его обязательно усыновят хорошие родители, — обещала мама. — Папа обещал посодействовать.


— Мама, Боря обязан знать о моей беременности, — твердила я.


— Что это изменит не пойму? Ты хочешь наломать еще больших дров? – спросила мама, повышая тон. Но чуть смягчившись, согласилась. -  Ладно, напиши, а я передам письмо.


Я была почему-то уверена, что Боря обязательно что-то придумает. Возможно, он приедет ко мне и сделает предложение. Я была бы согласна жить в нищете, в его родной деревне, вместе растить ребенка и не поступить в МГИМО. Я была готова отдать ребенка в ясли и пойти работать на завод, чтобы обеспечить его существование. Я была готова на многое, но без чьей-либо поддержки я бы не справилась.


Жаль, но позже все пошло совершенно не по плану.


Часть 9.


Жаль, но позже все пошло совершенно не по плану.


И об этом в следующий раз, - сказала Зоя Степановна, завершая свой рассказ.


Она тяжело вздохнула. Было видно, что эта часть рассказа дается ей с огромным трудом. На ее глазах блестели слезы, и она аккуратно прокачивала их бумажной салфеткой.


— Ира, давай я отдохну, а после продолжим, — сказала Зоя Степановна.


— Но... Вы остановились на самом интересном месте! Что же произошло с Вашей беременностью? С ребенком?


— Никаких но! Я не могу сейчас разговаривать, мне нужно все еще раз обдумать, — Зоя Степановна включила свой повелительный тон, которому противостоять было страшновато. – Приготовь пока ужин.


Я покорно помогла ей лечь в постель, накрыла ее пуховым одеялом и вышла из комнаты.


— Зоя Степановна, вдруг будет плохо, Вы сразу же зовите меня!


— Не переживай, все хорошо, — сказала женщина и закрыла глаза.


Я чувствовала, что на сердце у нее висит тяжелый груз прошлого. Чем я могла помочь этой несчастной женщине, я не знала, но была уверена, что развязка близко. Я достала из холодильника необходимые мне продукты и стала готовить ужин. Любимое блюдо Зои Степановны – овощное рагу. Немного подумав, я решила, что неплохо было бы приготовить еще творожную запеканку. Увлекшись приготовлением ужина, я не сразу увидела, что на моем мобильном уже три пропущенных звонка. Взглянув на дисплей я довольно улыбнулась – это был Ваня. Я нажала кнопку вызова и перезвонила ему.



Добрый день, Ира, - сказал он.


Привет. Ты звонил? Прости, я была занята, - стала оправдываться я.


Еще работаешь?


Угу.


Я мог бы забрать тебя после работы? Как думаешь?


Он был так настойчив, что я не смогла отказать. Я позабыла о его кольце на безымянном пальце, о его семейном положении и сдалась.



Конечно. Я нахожусь в высотке на Кудринской площади. Но освобожусь не раньше, чем через три часа.


Ладно, я буду ждать, - заверил меня Иван.


Ко мне давно и так настойчиво никто не приставал. Егор всегда играл пассивную роль в наших отношениях, передавая бразды правления мне. Возможно, я не умела стимулировать мужчину, а быть может, Егору просто не хотелось быть главным. Когда ужин был готов, я услышала из спальни голос Зои Степановны. Она проснулась.



Как спалось? – спросила я, стягивая с нее ночную рубашку.


Какое унижение, - сказала Зоя Степановна, прикрывая ладонями лицо.


Что именно? - испугалась я, не понимая о чем она.


Унижение вот так сидеть как кукла неподвижно, пока тебя кто-то переодевает, помогает сесть, купает, и я больше никогда не смогу обходится  без посторонней помощи, - она открыла лицо, полное глубоких морщин и натянуто улыбнулась. – Понимаешь, это сложно принять. Я всегда была независимой, сильной, могучей. А сейчас я чувствую в полной мере всю свою ущербность.


Зря Вы так, - успокоила я женщину. – Это моя работа, и я не вижу в Вас ущербную женщину. Для меня Вы по-прежнему сильная и независимая.


Зоя Степановна довольно улыбнулась и пересела в коляску.



Готова дослушать продолжение рассказа? – спросила она.


Конечно!


Мы заехали в кабинет и женщина продолжила.


Воронеж, 1962 год.


Письмо было написано. Со всеми подробностями и переживаниями, со слезами на бумаге, я аккуратно упаковала его в конверт и отдала матери. Мама сбегала на почту и вернулась с покупками домой, заверив меня, что письмо точно отправлено адресату. Я с нетерпением стала ждать ответа от Бори. Каждый день я бегала на первый этаж подъезда, где висели зеленые почтовые ящики, и просматривала наш, с номером пятьдесят шесть. Но каждый раз не находила там то, что так тщательно искала среди новомодных журналов Валентины и свежих газет.


— Мама, он наверняка не получил его, — твердила я.


— Что ты, Зоя! Адрес был указан правильно. Просто видимо твоя беременность не вписывалась в его планы, - говорила мама, разглядывая бокал с темно-красной жидкостью.


— Нет, Боря хотел на мне жениться. Он строил планы на будущее, он хотел от меня детей, - говорила я, но мать театрально закатывала глаза, не веря моим словам. - Я должна поехать к нему!


— Ни в коем случае, — испугалась мама. — Вдруг кто-то узнает тебя на даче, расскажет обо всем кому-либо в Москве? Это будет катастрофой для отца! Его положение и так шаткое, он висит на волоске. Давай сделаем так, Зоя. Я позвоню папе, и попрошу, чтобы он приехал в поселок разыскал твоего Бориса. Пусть прижмет его к стенке, добьет и заставит отвечать за свои поступки, как настоящего мужчину.


Мне не оставалось ничего, кроме как верить своим родителям на слово. Мама лично при мне позвонила отцу с телефона, стоящего в гостиной Валентины и попросила папу об одолжении. Все говорилось завуалированно, папа все время боялся прослушки и утечки информации. Ему проще было сказать всем, что я смертельно больна, чем просто беременна. Когда мама положила трубку, то обрадовала меня положительным ответом.


Отец сказал, что все сделает. Пообещал перезвонить, когда выполнит просьбу.


Я радовалась словно ребенок, хотя я и была ребенком. Каждый день и каждую ночь я прислушивалась к телефонному аппарату, зная, что от одного звонка решится не только моя судьба, но и судьба ребенка.


Шел седьмой месяц моей беременности, тридцатая неделя. Меня все чаще стали беспокоить схваткообразные боли в животе. По ночам, каждые двадцать минут, живот становился просто каменным. Но на мои жалобы акушерка говорила, что это норма, так и должно быть. На всякий случай, выписала мне маленькие желтенькие таблеточки. Живот был просто огромным и ходил ходуном от резких движений ребенка. В ожидании ответа от отца и Бориса я стала потихоньку свыкаться с мыслью, что стану мамой, что буду воспитывать и любить этого ребенка. Мне было интересно, мальчик или девочка у меня внутри? Он похож на Бориса или на меня? Ожидание изводило донельзя. Чтобы отвлечься, я читала книги и старательно делала уроки. Я все ждала, что отец поедет к Боре и увидит, как он меня любит и как сильно хочет быть вместе.


В один февральский вечер прозвенел телефонный звонок. Это был отец. Мама сняла трубку и долго молчала, слушая, что говорит отец на другом конце провода. Я вертелась возле нее и пыталась подслушать, о чем они говорят, но мать лишь отталкивала меня от телефонного аппарата. Она слушала речь отца, сурово глядя куда-то в окно, а у меня бешено стучало сердце от волнения. Именно сейчас все решится.


Положив черную трубку на рычаг, мама опустилась на красный бархатный диван и взяла мою руку. Она смотрела на меня прямо, своими зелеными маленькими глазками, накручивая на палец свободной руки прядь, которая выбилась из прически.


— Зоя, ты только не нервничай. Отец приехал поговорить с Борисом, но в ту же ночь, после разговора и обещаний на тебе женится, он покинул деревню в неизвестном направлении. Отец, конечно же, может найти его. Но подумай, надо ли оно тебе? Нужен ли такой отец твоему ребенку? Трус, лжец и мерзкий человек.


Слезы покатились градом из моих глаз. Я закрыла рот ладонью и горько заплакала, громко всхлипывая и не веря своим ушам. Мама скривила рот в пренебрежительной ухмылке и поднялась из дивана.


— Я думаю, ребенку будет лучше в новой, хорошей и бездетной семье, — сказала мать и вышла из комнаты.


Ночью, я все думала, за что Борис так подло поступил со мной? Возможно, он встретил другую девушку, гораздо красивее и интереснее меня, и я больше не нужна ему? Я уже не обращала внимания на то, что живот хватало все сильнее. Под утро я провалилась в глубокий сон. Очнувшись, я обнаружила, что лежу в огромной луже воды. Я закричала от неожиданности и паники. На крик прибежала мать и стала действовать. В отличие от меня она всегда четко знала, что нужно делать в непредвиденных ситуациях.


Бригада скорой помощи приехала довольно быстро, но по их отводившим взглядам, я понимала, что дело плохо. Срок был ничтожно маленький, сердцебиение прослушивалось, слабое, еле слышное, но оно было.


Меня привезли в роддом, мама осталась в приемном отделении, чтобы заполнить все необходимые бумаги. Я шла по больничному коридору и держала себя за низ живота. Окровавленные женщины, с безумными глазами, полураздетые и похожие на мертвецов. Десятки железных кресел, холодные медицинские инструменты, и вокруг никого из близких, кто мог бы поддержать меня. Мне было страшно, меня трясло от холода и непонимания происходящего. Я даже представить не могла, что все происходит так страшно – чтобы испытать радость от рождения ребенка, нужно пройти круги ада. Меня привели в родильный зал, где помимо меня было еще несколько рожениц. Стесняясь, я забралась на холодное кресло и закрыла глаза от страха. Мужчина кавказкой национальности сделал осмотр на кресле, доставая из меня окровавленную перчатку.