Вы в родах. Есть небольшое раскрытие, поэтому ждем, - сказал он и продиктовал акушерке дальнейшие указания.


Помню, как мне укололи инъекцию, помню, как сознание покрылось туманом и дальнейшее я вспоминаю с огромным трудом. Помимо меня рожало еще три женщины. Все они были намного старше меня, но кричали не меньше. Я проклинала все на свете, ощущая болезненные схватки. Мне хотелось одного – чтобы ребенка поскорее изъяли из моего живота, чтобы боли прекратились. Ближе к обеду все роженицы благополучно разродились, и их роды я видела собственными глазами. Мне дико хотелось к маме, хотелось повернуть время вспять, все мое счастливое лето, встречу с Борисом и всю нашу любовь. Я хотела бы никогда не знать его.


«Сама виновата. Зоя ты сама во всем виновата, и никто больше. Не надо было раздвигать перед ним ноги», - вспоминала я слова мамы, корчась от боли.


Почувствовав, как становится невыносимо больно внизу живота, я позвала на помощь акушерку. Вокруг меня собралось много народа, все ждали появление на свет недоношенного ребенка. Именно от меня и от них зависела жизнь никому не нужного человечка.


Давай, Зоя, возьми себя в руки, - крикнула щуплая акушерка, выливая на меня черпак ледяной воды.


Я сосредоточилась и за несколько потуг родила крошечного ребенка. У меня не было сил, чтобы смотреть на него. Ребенка быстро унесли и стали заниматься мною. Обколов меня обезболивающими препаратами, акушерка отвезла меня в общую послеродовую палату. Когда я очнулась, то услышала незнакомые голоса. Я была не одна в палате. Вокруг ходили те самые женщины из родильного зала и громко разговаривали:



У меня Васька богатырь – четыре с половиной килограмма, - хвалилась толстая крупная женщина, сверкая прогнившими зубами.


Ого, ты герой. У меня Маша крохотуля – ровно три килограмма, - говорила худощавая девушка в цветастом халате нараспашку.


Я осторожно повернулась на другой бок, чувствуя, как все тело неимоверно болит после мучительных родов. Когда женщины увидели, что я очнулась, то тут же умолкли и разошлись по своим кроватям. Я оглянулась вокруг, чтобы осмотреть то место где мне предстоит провести несколько дней. Тесная комната, в которой было жутко холодно и неуютно. Пружинистые кровати, маленькие тумбочки, окна с решетками на окнах. Мне захотелось поскорее сбежать отсюда, очутиться дома в тишине и спокойствии. Внизу живота болезненно схватывало. Я застонала и откинула с себя одеяло, чтобы посмотреть на то место, где еще вчера кувыркался ребенок. Я осторожно прикоснулась к животу, который стал меньше в два раза, и не поверила своим глазам. Значит, его там точно нет. Или ее. Кстати, я так и не узнала, кого произвела на свет – мальчика или девочку? Все ли в порядке с ребенком?


Я поднялась с постели и почувствовала головокружение. Нужно выйти и найти медсестру, чтобы та мне рассказала все ли в порядке с ребенком.



Эй, девочка, ты хорошо себя чувствуешь? – пробасила толстуха мне в спину. – Ты выглядишь очень бледной.


Все нормально, - ответила, я не оборачиваясь.


На выходе из комнаты я наткнулась на зеркало, которое висело над умывальником. Мне стало себя безумно жаль – изнеможенная, с огромными черными кругами под глазами, с грязными черными волосами, которые прилипли к лицу и грустными карими глазами. Не было больше той веселой Зои, которая радовалась жизни, которая обожала книги и любила пешие прогулки. Не было больше той беззаботности и ребячества. Не было и больше не будет.


Сама во всем виновата, - сказала я сама себе и вышла из палаты.


Я прошла по узкому коридору, держась за стену и интуитивно двигаясь в неизвестном мне направлении. Я слышала детский плач, слышала крики рожениц, слышала шум, исходивший из палат. Я не знала, плачет ли тот ребенок, которого я родила или мирно спит? У меня язык не поворачивался назвать его моим.


На посту сидела молоденькая медсестра, с рыжими волосами, завитыми в крупные локоны, и быстро писала что-то в журнале. Подняв на меня свой взгляд, она вскочила со своего места и подбежала ко мне.


Косминина, ты зачем поднялась со своего места? Я сама бы пришла.


Она осторожно взяла меня под руку и стала вести назад, в палату. От медсестры приятно пахло ванилью и корицей, у нее был аккуратный макияж, ровно уложенный волос, а ее белый халат был накрахмален и отутюжен.


Я всего лишь хотела спросить как ребенок?


— Сейчас придет врач и все тебе расскажет, — ответила медсестра, - я не имею права что-либо тебе говорить.


Мое тело покрылось мелкими мурашками от страха. От меня что-то скрывают? Может быть, ребенок не выжил? Внезапно мне стало страшно. Медсестра завела меня назад, в палату номер семь и сказала, что позовет детского врача, который мне все расскажет. Я легла на подушку  и принялась ждать. Тем временем, в палату привезли двух малышей моих соседок и протянули толстой и худой девушке. Я видела, как светились их глаза, наполненные счастьем, как они радостно сжимали свои конвертики с малышами и с удовольствием кормили их.


Стрелки часов остановились. Врач не приходил и я опять уснула.


Мне снился ребенок, который лежал среди высокой травы и плакал. Он не был похож на новорожденного, скорее на двухлетнего мальчугана. Мимо ходили медсестры и врачи, не обращая на него никакого внимания. Кто-то спотыкался о его тельце, кто-то наступал ему на ноги, но потом равнодушно шел дальше. Я наблюдала со стороны и глотала слезы. Мне к нему нельзя. Слезы стали переходить в истерику. Внезапно я почувствовала, что кто-то берет меня за руку и тащит назад, подальше от него. Я проснулась.


Часть 10.


Возле меня стоял высокий худощавый мужчина в белом халате, с седыми волосами и очками в тонкой золотистой оправе. Он с осторожностью держал меня за плечо и внимательно изучал.


— Зоя, как себя чувствуете? — спросил он. — Я Дмитрий Семенович, детский врач.


— У меня все хорошо, - ответила я по слогам. - Как ребенок?


Врач немного изменился в лице, прежде чем начать. Он присел на краешек кровати, и стал говорить.


— Зоя, понимаешь, твой ребенок родился недоношенным. Мальчик, с весом чуть меньше полутора килограмм и ростом сорок сантиметров. Сейчас, он находится в реанимации, и мы пытаемся бороться за его жизнь.


Я набрала в легкие больше воздуха, выдохнула и отвернулась к стене. Дмитрий Семенович потрепал меня за плечо и поднялся с кровати.



Все будет хорошо, мы стараемся, как можем, - сказал он.


Когда меня отпустят отсюда? – спросила я приглушенным голосом.


Сразу, как только твое самочувствие будет удовлетворительным, - ответил доктор и вышел.


В палате воцарилась немая тишина. Худощавая соседка по палате достала книгу и стала молча смотреть  в нее, не перелистнув ни страницы, а толстуха спешно вышла из палаты в поисках ванной комнаты. Все вели себя деликатно, не задавая глупых вопросов, и не лезли мне в душу. Я впервые заплакала, молча, не издавая лишних звуков и уткнувшись в подушку. Я не могу объяснить почему, но мне стало жаль мальчика. Моего сына. Все могло сложиться вполне хорошо, я доносила бы его до срока, благополучно родила и оставила бы в роддоме. Без зазрения совести. Я знала бы, что с ним все в порядке, что его усыновит  хорошая советская семья, с правильными моральными устоями, где есть мама и папа, и они любят друг друга. А еще они хотят этого ребенка, в отличие от меня. Я скребла ногтями и так облезлую штукатурку и чувствовала себя во всем виноватой. Что будет с мальчиком? Выживет ли он? Будет ли здоров?


Всю ночь я практически не спала, изводила себя страшными мыслями. Как только я погружалась в сон, то видела лицо мальчика, слышала его плач, долгий и протяжный. Я мигом просыпалась и смотрела в темноту. Где-то там, лежит крошечный человек, который не виноват ни в чем, что с ним происходит. Я решительно поднялась с кровати, стараясь не будить спящих в палате рожениц, и направилась в коридор. Швы уже почти не болели, вернее, я не думала о них. В моем сердце зарождалась тревога и переживания за мальчика.


Я прошла мимо поста медсестры и направилась прямиком в реанимацию. Я надеялась, что все дежурные врачи мирно спят, но нет. Навстречу мне шел Дмитрий Леонидович. Его сутулую походку я узнала сразу. При виде меня он взбодрился.



Зоя, вижу, Вы себя чувствуете лучше, - сказал он.


Спасибо, да. Я хотела узнать, могла бы я...


Посмотреть на мальчика? Думаю, для Вас я могу сделать небольшое исключение, - сказал он спокойным теплым голосом. – Только это будет нашей маленькой тайной.


Взяв меня под руку, он повел меня вглубь коридора, монотонным голосом рассказывая о том, что у них лучший роддом в городе, где сделают все возможное, чтобы мальчик выжил.



Мне говорили, ты хочешь оставить его? – спросил Дмитрий Леонидович.


Наверное. Не знаю, - вздохнула я. – Все слишком сложно, я не до конца уверена, справлюсь ли я.


Давай сделаем так – ты войдешь в реанимацию и сама все почувствуешь. Внутренние ощущения тебе подскажут, как правильно подступить.


Я согласно кивнула, и мы вошли в отделение реанимации. Медсестра на посту дремала за своим рабочим столом, но едва она услышала шум, то тут же оторвала голову и посмотрела на нас сонным взглядом. Реанимация была за большим окном в пол. Оттуда было видно несколько кувезов, утыканных трубочками.



Вы что-то хотели, Дмитрий Леонидович? – спросила медсестра, зевая.