В нашей гостинице была уйма студентов. Толпы парней, шумные компании девушек, и только я в гордом одиночестве. Я молча бродила по набережной теплыми вечерами, днем принимала солнечные ванны, плавала в глубоком Черном море и радовалась возможности побыть с собой. На третий день в мой номер постучали. Я отдыхала не одна – в комнате жила еще одна девушка, но виделись мы только ночью, засыпая. Без задней мысли я отворила двери и обомлела. На пороге стоял Костя с ароматным букетом красных роз. Он выглядел просто сногсшибательно – белая рубашка с короткими рукавами, белоснежные брюки-клеш, стильная прическа, уложенная на одну сторону. Он протягивал мне букет и лучезарно улыбался.



Добрый день, Зоя. Ты так внезапно сбежала из Москвы, что я растерялся, - сказал он.


Прости, мне просто хотелось побыть наедине, - ответила я. – Ты тут абсолютно ни при чем.


Я впустила молодого человека в номер, благо соседка уехала на экскурсию по ЮБК. Костя сидел на деревянном стуле и внимательно наблюдал за моими сборами. Я достала кувшин, наполнила его водой и поставила туда цветы. Взяла из шкафа кремовое платье, босоножки на танкетке, связала волосы в тугой хвост и подкрасила губы.


Отвернись, пожалуйста, - попросила я Костю и быстренько сменила свой наряд на праздничный.


Мы вышли вдвоем из номера, под руку, медленно гуляя по набережной. Море разбушевалось не на шутку – волны с силой бились о прибережные скалы и подводные камни. Мелкие брызги попадали на людей, мирно прогуливающиеся по набережной. Я обожала шторм, любила смотреть на бушующую стихию, плескаться в высоких и грозных волнах, ощущая страх и восхищение.



Тебя кто-то обидел, Зоя? – спросил Костя неожиданно.


С чего ты взял? – я сделала удивленное лицо, но поняла, что мне его не обмануть и тяжело вздохнула. – Кто-то да обидел. Какая теперь разница?


Зоя, ты удивительная девушка, правда. Когда я увидел тебя впервые на подмосковной даче твоего отца, то больше не о ком думать не мог. Все красавицы, на которых я обращал внимание, отвечали мне взаимностью. Но не ты. Ты отшивала меня раз за разом, я злился и никак не мог понять почему. Даже отец заметил, что со мной произошли странные перемены, я стал забывчив, рассеян. На работе меня больше никто и ничто не интересовало, кроме тебя. А потом ты пропала. Я позвонил к вам домой и услышал от твоего отца, что ты внезапно уехала в Феодосию. Прости, если нарушил твои планы побыть в одиночестве, но мне без тебя было невыносимо.


Он остановился и взял мои руки в свои ладони. Он поднес их к лицу и нежно поцеловал, пристально глядя мне в глаза. Что-то екнуло во мне тогда. Я вдруг подумала, что это и правда неплохо – когда тебя любят больше, чем ты. Когда тебя обожают и готовы ради тебя на всё. В ту ночь я не вернулась в свой номер. Мы вызвали прибережное такси и поехали в гостиницу, которую снял заранее Костя. Роскошные апартаменты класса люкс, с двумя комнатами, просторной ванной и барной стойкой. Костя наполнил наши бокалы крымским вином и произнес тост в мою честь. Спустя пять бокалов вина я уже была полностью пьяна, что, кажется, сама полезла к нему целоваться. Он нес меня на руках в спальню с шелковыми покрывалами. Я подумала, что это далеко не те скорые утехи у обрыва с Борисом, пока никто из взрослых не видит. Это самодостаточный и зрелый мужчина, опытный и надежный, который знает чего хочет. И хочет меня. Я помнила о том, что обещала помочь отцу, помнила, как он кричал и просил ему помочь. Я растворялась в поцелуях Кости, податливо тянулась к нему своим телом без капли стыда и зазрений совести.


Утром я проснулась от сильной головной боли, полностью обнаженная и растерянная. Не совершила ли я ошибку? Не слишком ли рано допустила его к своему телу? Не испугался ли Костя того, что я уже не девочка?


Я осторожно повернулась на бок и посмотрела на мирно спящего рядом Константина. Он смешно хмурил брови во сне и поджимал губы. Я любовалась его мужской красотой – сильными руками, черными, как смоль волосами, которые ровно спадали на лицо. Его щеки покрывала настоящая мужская щетина. Я не удержалась и провела рукой по его скуле. Костя вздрогнул и раскрыл глаза.


Прекрасное утро, - сказал он, осыпая меня поцелуями. – Самое счастливое за последнее время.


Домой мы возвращались вместе, как настоящая пара. На пороге моего номера, с охапками белых роз в руках он сказал, что хочу я этого или нет, но у нас свадьба через две недели. Я хотела, правда хотела этого. Рядом с ним я чувствовала умиротворение, несмотря на то, что любила дразнить его и задевать. Наши отношения порой бывали словно ураган, но я знала, что крепче любви, чем у него ко мне больше никогда не встречу. И я искреннее старалась влюбиться в него так же, с той же силой и отдачей.


Родители радовались словно дети, когда я сообщила им радостное известие. Отец кружил меня на руках и свято верил, что я почти спасла его от кары. Свадьба была назначена на октябрь 1962 года.


Когда была подано заявление в ЗАГС, родители Кости подарили нам квартиру, ту самую, в которой я обитаю до сих пор. Вот наше свадебное фото, — показала альбом Зоя Степановна.


Я взяла в руки черно-белую фотографию и искреннее восхитилась. Пара была настолько красивой и породистой, что у меня захватывало дух. Черноволосая Зоя в белом платье, с выразительной стройной фигурой, трепетно прижимается к высокому статному молодому парню. Костя был и правда хорош, словно актер голливудского фильма, с белоснежной улыбкой и дерзким взглядом.


— О, Ваш муж и правда очень красивый, — я не смогла скрыть изумления. — Вы вообще потрясающая пара… Такие разные, и такие по-своему красивые...


— Да, к тому же, как оказалось, мы отлично подходили по характеру друг другу. Я — просто ураган, могла вспылить из-за любой мелочи, и Костя — уравновешенный и спокойный… Мы прекрасно дополняли друг друга.


Сыграв шумную и пышную свадьбу, мы с Костей стали жить вместе. На свадьбе все желали нам детей, да побольше, а я и думать об этом не хотела, старательно оберегая свою память от грустных воспоминаний.


КОСТЯ -


Часть 13.


Но у Кости был один, скажем так, недостаток — его внешность. Девушки, словно пчелы, слетались на мед, когда видели такого красавца. Я же была жуткой собственницей и ревнивицей. Костя работал в Министерстве иностранных дел СССР. Я в то время училась в университете.


Однажды, когда меня отпустили пораньше с последней пары, я решила зайти к мужу на работу. Сотрудники Кости знали меня и приветливо со мной здоровались. Когда я без стука вошла в кабинет мужа, то увидела удивительную картину. Чуть ли не на столе у моего мужа сидела секретарша, которая всячески пыталась привлечь к себе Костино внимание. Муж сидел красный, словно рак. Было видно, что он всячески пытался избавиться от надоедливой барышни. Я окинула взглядом простушку с ядрёными белыми волосами и твердым голосом сказала:


— Пошла вон отсюда. Ты уволена!


С тех пор, я четко контролировала, с кем работает мой муж и отстраняла тех, кого считала конкурентками. Костя, видимо, был слишком мягок к женщинам и не всегда мог противостоять их чарам. Часто, на наш домашний телефон ему названивали непонятные девицы, которых я тоже быстренько отваживала.


Однажды я сидела на кухне и делилась с мамой переживаниями.


— Зоя, твой папа в молодости тоже был красавцем. Вешались на него штабелями. Но я вовремя родила тебя, и девушек, словно ветром сдуло, - сказала мама. – Вы кстати думаете о детях?


—Я больше не хочу детей. Никогда-никогда.


Маму ужаснул такой ответ.


— Но… Семейной паре необходим ребенок!


— Мне тоже был необходим мой ребенок, - огрызнулась я. – Только Вам он не угодил почему-то. А сейчас уж извольте – я не горю желанием даже и думать о детях.


Я с отличием окончила МГИМО, и после окончания меня тоже взяли на работу в Министерство иностранных дел СССР. Наши отношения крепли с каждым днем. Мы с трепетом относились друг к другу, оберегая и охраняя наш семейный очаг. Началась наша золотая пора. Для жизни у нас было все, чего только можно желать — достойная работа, машина, квартира, загородная дача в Подмосковье, заграничные командировки и путешествия. Мы часто жили заграницей – Франция, Германия, Великобритания. Вот только все чаще, мои родители и родители Кости, стали заговаривать, что пора бы паре задуматься о детях. И я решилась, но только ради него. Первая беременность насупила довольно-таки быстро, но, к сожалению, оказалась внематочной. Мне удалили одну трубу.


— Любимая, не расстраивайся, — успокаивал меня Костя. – Главное, что ты жива-здорова.


Странно, но я и не думала расстраиваться. Вот только мать и свекровь, все причитали и рыдали, надо-надо-надо. Уйдет муж, останешься одна у разбитого корыта, будешь старой и никому не нужной. Через два года я вновь беременею, и все заканчивается по тому же сценарию – внематочная беременность. Мне удалят последнюю маточную трубу, оставив меня бесплодной на всю жизнь. Мой доктор Поляков называл это гравидофобией, паническим страхом новой беременности после потери ребенка.


Странно, но у меня не было совершенно никаких ощущений. Ни грусти, ни отчаянья. Нет значит нет. Я не чувствовала себя ущербной, наоборот, скорее было ощущения облегченности. Ощущение счастья оттого, что подобный ужас никогда не повториться.  Костя говорил только то, что он любит меня любой, и мы счастливо проживем жизнь вдвоем. Без детей.


— Знаешь, он был прав. Я не страдала и не рыдала в подушку от того, что бесплодна. Никогда, я не проронила ни единой слезы по этому поводу. Моя карьера стремительно шла вверх, я купалась в роскоши. Ведь это то, о чем так мечтали мои родители, — сказала Зоя Степановна с ноткой грусти.