Дженнифер Арментроут - Если завтра не наступит

– Лина, я думал…

– Себастьян!

Он отпрянул, услышав голос Скайлар, и оглянулся. Его грудь быстро поднималась и опускалась. Только не это…

Скайлар шла по дорожке, и ее платье без бретелек скользило по бедрам. Она предвигалась так быстро, что локоны ее волос подпрыгивали. Создавалось впечатление, будто она разбегалась по взлетно-посадочной полосе.

– Вот ты где. Я повсюду тебя искала.

Поджав губы, я едва поборола желание процедить, что мы не прятались и найти нас не составляло никакой сложности. Как только Скайлар оказалась рядом, на ее лице засияла улыбка мисс Америки. Она положила ладонь на руку Себастьяна, и я отвернулась.

– Мы можем поговорить?

Я ненадолго зажмурилась, зная, что он ответит «да». Пришло время закончить наш бессмысленный разговор, пока не стало хуже. Я засунула ноги в шлепки.

– Мне нужно идти… туда.

Себастьян обернулся.

– Лина…

– Скоро увидимся. – Я через силу улыбнулась Скайлар.

Она тоже улыбнулась и что-то сказала, но из-за гула в ушах я ее не расслышала.

Я подбежала к бассейну и осмотрелась в поисках Эбби.

– Ты в порядке?

Она сидела на краю шезлонга, а Кит лежал, откинувшись на спинку. Должно быть, в какой-то момент он понял, что плавки стоит сменить на нормальную одежду, так что сейчас на нем были шорты и футболка. Прогресс.

– Да, – я вздохнула, – отлично.

Когда Эбби оглянулась на домик у бассейна, на ее лице появилось сомнение.

– Поговорим об этом завтра.

– Хорошо. – Эбби похлопала рядом с собой. – Посидишь со мной?

Устроившись на краю шезлонга, спиной к Себастьяну и Скайлар, я старалась не оборачиваться, слушая ссору Кита и Эбби. И убедила себя, что произошедшее с Себастьяном не имеет значения. День пошел к черту. Но завтра будет лучше, и оно обязательно настанет.

Воскресенье, 20 августа

Я не могла пошевелиться; все тело болело, стало тесно в собственной коже. Мышцы горели так, словно их подожгли, а ломота в костях поднималась из самых глубин естества.

Я оказалась в полном смятении. Ощущение такое, будто в голову напустили туман и мысли запутались в паутине. Попыталась поднять руки, но их тянуло вниз как под свинцовым грузом.

Казалось, я слышала непрекращающиеся звуки и голоса, но они доносились откуда-то издалека, точно я находилась в одном конце туннеля, а остальной мир – в другом.

Я не могла говорить. В горле что-то мешало, прямо в самой глотке. Рука внезапно дернулась и сжалась от напряжения.

«Почему у меня не получается открыть глаза?»

Меня охватила паника.

«Почему я не могу двигаться?»

Произошло что-то нехорошее. Я всего лишь хотела открыть глаза. Я хотела…

«Я люблю тебя, Лина».

«Я тоже тебя люблю».

Голоса эхом отозвались в моей голове. Один из них определенно принадлежал мне. А вот другой…

– Она просыпается, – прервал мои мысли женский голос, прорывавшийся из глубин сознания. Послышались шаги, раздался мужской голос:

– Вводите пропофол[11].

– Она уже второй раз просыпается, – ответила женщина. – Отчаянный борец. Ее мать будет рада это услышать.

«Борец?»

Я не поняла, о чем они говорили и почему решили, что мама будет рада это услышать…

«Может, мне сесть за руль?»

По венам растеклось тепло. Оно возникло в основании черепа, охватило тело, проникнув во все его части. А затем ни снов, ни мыслей, ни голосов.

Вторник, 22 августа

Тошнота.

Первое, что я почувствовала, когда удушающая тьма снова рассеялась: меня сейчас вырвет, если, конечно, в моем желудке хоть что-то есть. Все тело болело.

Голова и челюсть пульсировали, но самая сильная боль исходила из груди. Каждый сделанный вдох обжигал легкие. Чтобы не потерять сознание, мне приходилось дышать чаще. Я чувствовала неприятную скованность, будто меня сдерживали ремни.

Желая понять, что происходит, я попыталась открыть глаза. Сначала у меня ничего не вышло. Веки не слушались, но спустя время мне удалось взять под контроль свое тело.

Меня ослепил яркий свет, и я вновь зажмурилась. Хотела отвернуться от источника, но, слегка пошевелившись, остановилась, потому что сверху донизу меня пронзила боль.

«Что со мной не так?»

– Лина! – приблизился голос. – Лина, ты очнулась?

Я узнала этот голос: он принадлежал моей сестре. Странно, ведь Лори должна находиться в Редфорде, в колледже, верно?

Я не имела ни малейшего понятия, какой был день недели: суббота, воскресенье?

– Лина! – прохладные пальцы коснулись моей руки.

Собравшись с силами, я снова открыла глаза, но на этот раз приготовилась к яркому свету. Зрение прояснилось, и я увидела подвесной потолок, похожий на тот, что в моей школе. Опустив взгляд, я посмотрела направо. На одном из двух стульев, расположенных возле моей кровати, сидела Лори.

Это была она.

И вместе с тем не она.

Лори выглядела ужасно, а сестра никогда не выглядит плохо. Даже по утрам она сияет, словно красота зашита в ее ДНК, но сейчас собранные в неряшливый пучок волосы казались грязными, под налитыми кровью глазами виднелась опухшая розовая кожа, а серая рубашка Редфордского университета была вся помята.

– Привет, – прошептала она.

Лори улыбнулась, но как-то не так, неубедительно и напряженно.

– Ты проснулась, соня.

Я долго спала? Такое чувство, что долго. По ощущениям – несколько дней. Но это не моя кровать и не моя спальня. Я облизала губы. Они были сухими, впрочем, как и рот с горлом.

– Что… – у меня кончился воздух, и я запнулась. – Что… происходит?

– Что происходит? – повторила сестра и с силой зажмурилась, отчего кожа вокруг ее глаз сморщилась. – Ты в отделении интенсивной терапии, в больнице Фэрфакса, – тихо объяснила она, покосившись на дверь.

– Я… не понимаю.

Ее взгляд снова устремился на меня.

– Что?

Язык еле слушался.

– Почему… я в реанимации?

– Ты попала в автокатастрофу, Лина. В очень… – У Лори перехватило дыхание, и она глубоко вздохнула. – В очень серьезную автокатастрофу.

Автокатастрофа? Я пристально посмотрела на сестру, а затем на потолок и яркие огни. Прошла секунда, и я слегка повернула голову, морщась от пронзительной боли, которая рикошетом перемещалась из одного виска в другой. Стены были белыми, с встроенными коробками и контейнерами, помеченными как опасные материалы.

Теперь я поняла, откуда взялось чувство натяжения в верхней части руки. Это катетер. Я определенно находилась в больнице. Но автокатастрофа?! Я попыталась вспомнить, но в голове было полным-полно теней, за которыми скрывались воспоминания.

– Я… не помню аварии.

– Боже, – пробормотала Лори.

Дверь открылась, и я увидела маму. За ней шел высокий худой мужчина в белом халате. Мама остановилась, сложив руки на груди. Она выглядела так же плохо, как и Лори.

– О детка, – вдруг в голос заплакала она и бросилась к кровати.

Внезапно из глубин памяти ко мне пришел отрывок из прошлого, чьи-то слова:

«Ты любишь меня достаточно сильно, чтобы занести в дом, пройти мимо мамы и уложить в постель?»

Кто-то сказал мне эту фразу на подъездной дорожке дома Кита. Голос вернулся из тьмы, и на этот раз он был мне до боли знаком.

«Но только после того, как остановимся в «Макдоналдсе», чтобы я взяла себе куриные наггетсы».

Куриные наггетсы?

Воспоминания оборвались, и я запуталась, почудились они мне или нет.

– Слава богу, – мама наклонилась, осторожно целуя лоб, нос, а затем подбородок. – О, слава богу, слава богу. – Она снова поцеловала меня в лоб. – Как ты себя чувствуешь?

– Растерянно, – с трудом выговорила я, ничего не понимая.

– Она не помнит. – Лори коснулась бедер и поднялась. – Лина не помнит аварии.

– Это не редкость при таких травмах и лекарствах, – объяснил мужчина в белом халате. – Как только выведем из организма препараты, ее память, скорее всего, вернется, либо полностью, либо частично.

Сильные лекарства?

Мама заняла место Лори и взяла меня за руку, в которую был введен катетер.

– Это доктор Арнольд. Он тот, кто… – Опустив подбородок, она потрясла головой и сделала тяжелый вдох.

Я знала, что мама хотела сказать что-то серьезное, но не могла. Когда я посмотрела на нее, вспомнила, как она сидела за кухонным столом, склонившись над контрактами. На ней были очки для чтения, и она сказала, что в следующий раз, когда зазвонит мой телефон, я должна ответить на вызов. И попросила что-то еще.

«Будь осторожна».

«Я всегда осторожна».

Когда это было? В субботу, в последнюю субботу перед…

– Вам очень повезло, юная леди, – доктор Арнольд сел на край кровати, закинув ногу на ногу. Сосредоточившись на мужчине, я решила поверить ему на слово, ведь я понятия не имела, что происходит. У мамы был такой вид, будто она расплачется. Ее глаза опухли и покраснели, как и у Лори.

Доктор достал мои документы и перелистнул несколько страниц.

– За исключением усталости, как ваше самочувствие?

Я сглотнула и ощутила раздирающую боль, словно горло терли наждачной бумагой.

– Я устала, и… мне плохо.

– Возможно, это остаточный эффект седативных средств. Вам сейчас вводят сильные обезболивающие, а они могут вызывать плохое самочувствие. Тем не менее какого рода боль вы ощущаете?