Мой отец болен. Он стабилен, но я еду в Лос-Анджелес, чтобы быть со своей семьей. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я пробуду в городе какое-то время. И я знаю, что у тебя великолепная жизнь, но я держу свое обещание.

В сообщении был указан номер телефона Эша, и я прижалась к нему своим пальцем. Он был кораблем, пробивающимся сквозь волны, плывущим мне на помощь. Эш был слишком близко ко мне, чтобы сопротивляться.


Эш


Квартира была погружена в полную темноту, когда я вошел внутрь. Хрупкое колебание ее всхлипываний было единственной вещью, которую я смог увидеть. У нее был самый причудливый, озаряющий смех, который я когда-либо видел, но у нее были и самые печальные, самые разбитые рыдания. Я на секунду закрыл глаза, но цвета продолжали жить в моем воображении, и даже с закрытыми глазами мне не удалось избежать ее страданий.

— Бёрд?

— Я здесь.

Я последовал за ее голосом и, наконец, увидел, мягкий фиолетовый свет, который обрамлял ее темную фигуру.

— Я не могу в это поверить. Я не могу в это поверить, — шептала она, сидя на подоконнике, наблюдая за центром Лос-Анджелеса.

— Мне очень жаль, Бёрд. — Я провел рукой по ее мягким кудряшкам.

Она развернулась и прижалась ближе к моему телу, и я обнял ее, когда ее тело содрогнулось от страданий. Я обнимал ее в тишине, пока моя рубашка впитывала ее слезы.

— Он рассказал мне о том, что сказал тебе. Я понятия не имела.

— Я предполагал, что он мог это сделать.

— Я была так зла на него. Я никогда не хотела, чтобы ты чувствовал себя бременем. Ты никогда не был бременем для меня, Эш. Никогда.

— Я знаю, что ты никогда не воспринимала меня таковым, Бёрд. Я знаю, что ты любила меня.

— Но ты ушел.

— Потому что знал, что ты отказалась бы от шоу. Я дал тебе возможность рассказать мне. Когда ты этого не сделала, я знал, что это значит. Это означало, что я был на твоем пути. И ты слишком сильно любила меня, чтобы это увидеть.

Она застонала, словно боль была физической:

— Это так больно. Я не знаю, как с этим справлюсь.

— Ты сильная, Бёрд. Сильнее, чем я.

Она начала отчаянно плакать:

— Это моя вина. Это все моя вина. Я сказала ему уйти. И он возвращался домой, и именно тогда попал в аварию. Он должен был провести следующие несколько дней со мной. Как, однажды, мне объяснить все это его маленькой девочке?

— Бёрд, в том, что случилось, не было твоей вины. Это был несчастный случай.

Она скрыла свои карие глаза от меня.

— Почему тебе так легко говорить эти слова мне, но не себе?

Ее слова подняли огромный валун из груды камней, которые так долго давили на меня. Как будто вся боль, которую я когда-либо чувствовал, имела цель. Поэтому, в этот момент, я мог быть здесь, для нее, и понимать то, что она чувствовала так, как никто другой бы не смог. Это было не только чувство потери, но и чувство ответственности. Я готов был чувствовать свою боль на протяжении тысячелетия, лишь бы я мог облегчить ее.

Я не верил, что Бёрд была виновата. И в тот скоротечный момент, когда она бросила мне вызов, я смог выйти за пределы себя и увидеть, что, возможно, смерть Сары тоже не была моей ошибкой.

Глаза Бёрд мельком увидели мою руку, небрежно замотанную в пропитанную кровью марлю. Она схватила ее:

— Что случилось с твоей рукой?

— Ничего. Это пустяк.

— Скажи мне.

Я не хотел, чтобы речь шла обо мне.

— Мой папа сегодня умер.

— Боже мой. Этого не может быть на самом деле, — она склонила голову к своим рукам. — Мне очень жаль. И ты здесь. Я не хотела отрывать тебя от дел. Я понятия не имела.

— Нет никого больше, с кем бы я предпочел быть. Ты нужна мне.

— Ты это сделал? — спросила она, глядя на мою ладонь.

— Не специально. Я разбил зеркало.

— Эш…

Мы спасаем друг друга. Это то, что мы делаем. Годы назад она бесстрашно вмешалась, когда я был депрессивным ребенком, который хотел исчезнуть. Сегодня, я был мужчиной, который был на грани срыва. В обоих случаях она спасла меня.

Я наконец-то понял, что был здесь, чтобы теперь спасти ее.

Бёрд позвонила мне, погружаясь в одинокие воды скорби. Ей нужно было, чтобы я вытащил ее из черных глубин, куда мог проникнуть лишь крошечный проблеск света, и вернул ее на берег. Но для того, чтобы я смог это сделать, мне самому придется плыть к этому одинокому мерцающему свету. Я бы не смог вытащить ее из глубины, если бы не хотел вытащить и себя вместе с ней.

— Позволь мне позаботиться об этом, — сказала Бёрд.

— Не нужно, все в порядке.

— Пожалуйста, позволь мне отблагодарить тебя, — наш способ убедить другого принять помощь, когда мы были слишком слабы, чтобы признать, что нуждаемся в ней. — Позволь мне позаботиться о тебе. В любом случае это меня отвлечет.

Я уступил, и она вернулась с аптечкой.

— Бёрд, я держу свое обещание. Я получаю помощь. Ты была права. Тут не все так просто. И я буду стараться изо всех сил, чтобы мне стало лучше.

Она ласково мне улыбнулась. Она знала, чего я хотел, но сейчас не время просить второй шанс. Я бы хотел заслужить ее возвращение. Я бы хотел, чтобы она действительно поверила, что я ее больше не оставлю.

— Это все, чего я когда-либо хотела для тебя.

Как только новая повязка была обернута, она поцеловала мою руку.

— Так лучше? — спросила она.

Я ничего не мог поделать с собой. Я притянул ее к себе и поцеловал. Поцелуй был нежным, сладким. Этой ночью мы не зайдем дальше этого поцелуя.

Она прижалась своим лбом к моему, и слезы вернулись вновь. Я понимал этот тип горя. То как он будет казаться неподвижным, но затем он вырвется из тебя еще до того, как у тебя появится шанс остановить его.

— Я просто хочу исчезнуть, — плакала она.

— Я не позволю этому случиться, Бёрд. Я больше никогда не выпущу тебя из виду.


36 глава


Бёрд


Хотела бы я сказать, что помню многое о поминках и похоронах Джордана, но все было, как в тумане. Я помню только то, что Эш всегда был рядом. Он всегда присутствовал, словно воздух, необходимый, но не навязчивый. Его присутствие дало мне силы пережить те тяжелые дни. Но именно в дни после похорон было сложнее всего. Когда мне пришлось постараться и узнать, как начать жить без моего лучшего друга.

Это произошло так внезапно. Мы не успели подготовиться или попрощаться. Смерть Джордана даже не осознавалась вплоть до того, пока мы его не похоронили. И когда это произошло, я чувствовала, что каждое мгновение каждого дня я пыталась двигаться вперед по зыбучим пескам. И чем сильнее я старалась, тем глубже тонула.

Эш был рядом. Он обнимал меня на полу ванной, пока я плакала. Он слушал меня, когда мне нужно было поговорить, а иногда он сидел со мной в полной тишине. Он был моей силой, когда мне казалось, что я не смогу собрать свою.

Я познакомилась с мамой Эша на похоронах его отца. Я узнала, от кого он унаследовал свои мудрые глаза. Обстоятельства, при которых мы встретились, были далеко не идеальны, но она была любезной, учитывая ситуацию. Она также настояла на том, чтобы Эш как-нибудь привел свою «подругу» на ужин, как любая любопытная мама.

Когда мы вернулись в мою квартиру после похорон его отца, Эш был молчаливым. Но эта тишина не была умиротворенной. Я чувствовала, что внутри него что-то бушует. Вещи, которые он боялся показать мне.

Он хотел быть сильным для меня, но я должна была позволить ему быть слабым. Я должна быть той, кто позаботится о нас.

Эш пошел на кухню, налить себе немного воды, и я последовала за ним. Он наполнял стакан, стоя ко мне спиной. Я подошла к нему сзади и прошептала:

— Это нормально, грустить, Эш. Тебе не нужно скрываться от меня.

Он перестал наполнять стакан и осторожно отставил кувшин на стойку. Затем он развернулся, не моргая, он смотрел прямо в мои глаза, но при этом он боролся из последних сил.

Я смотрела в его зеленые глаза, обрамленные бледно-розовым цветом, подчеркивая случившееся горе и нежно гладила его по щеке.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, Эш. Позволь мне помочь тебе. Позволь мне отблагодарить тебя.

Я обняла его и почувствовала два больших вздоха, когда он отпустил свои слезы. Он обнял меня, словно я была единственной вещью, способной удержать его на плаву.

Ашер не скрывал своих чувств за загадочными формулировками, чтобы позже наказать себя. Он рассказал мне обо всех своих сожалениях, своих страхах. Он рассказал мне все, его кошмары, где смерть его сестры превратилась в мою. Он рассказал мне о том, как он испугался, что снова сорвется. Как он боялся того, что однажды лекарства перестанут помогать, или отнимут у него синестезию. В каком он был ужасе от того, что его отправили в больницу, и обо всех подробностях его первого срыва.

Тогда я и осознала, что Эш повзрослел. У меня наконец-то был весь Эш. Не только его кусочки. Весь он.


***


Через две недели после смерти Джордана, я отправилась навестить Тревора. Он был родом из Сан-Франциско, что означало его семья была рядом, помогая ему, но Анна теперь была также и моей ответственностью. Тревор и Анна были моей семьей.

Пока меня не было, Эш отправился к своей маме на семейную встречу. Когда он рассказал мне о своих планах, это вызвало первый проблеск радости в моей душе после смерти Джордана.

Я подъехала к их загородному дому. Моему сердцу было больно, зная, что я не услышу громкого смеха Джордана в его гостиной, и что меня не встретят у двери одним из его медвежьих объятий, который включал в себя дополнительное вращение. Я принимала свое время с Джорданом как должное. Это так легко сделать, когда думаешь, что у тебя есть все время мира с этим человеком.