Валерия Савельева - Этот дождь решает всё

– По лицу вижу, что прочитала. – Екатерина развалилась в кресле и закинула ногу на ногу. – Итак, теперь отвечай честно. Любишь или нет, спрашивать не буду. И так видно, что любишь. И не красней, будь мужиком. – Она зевнула. – Так вот. Скажи мне, Грей, ты готов стать принцем?

Стас нахмурился. Откуда она знает, как его зовут ребята в компании? Ладно, даже если это рассказала Энжи, зачем называть именно так?

У девушки в сумочке зазвонил мобильный. Она удовлетворенно кивнула и продолжила, доставая трубку.

– Если готов, нам хорошенько придется потрудиться до завтрашнего вечера. А главное: ни за что, ни при каких условиях не размякать и не отвечать ей. Пока что отвечать буду я.

Екатерина посмотрела на имя на экране и переменилась в лице. Теплая улыбка коснулась не только ее губ, но и глаз.

– Да, Энжи, солнышко. Что стряслось?

Она приложила палец к губам, веля Стасу молчать, и продолжила успокаивать подругу, заведомо понизив голос. Вот же… злодейка расчетливая, даже послушать не дает! Еще и Мисси ее полюбила не меньше, чем Маркова, – ласково терлась в ногах и запрыгивала на колени, чтобы получить свою порцию объятий. Ох уж эти женщины! Энжи с кошкой точно споются, потому что это вредное пушистое создание тоже проявляло любовь хоть к кому, но только не к нему.

Соломинцев не отвечал. Я звонила раз пять, но все бесполезно. Он как сквозь землю провалился. Исчез.

Чтобы как-то успокоить нервы, я все же решила прочитать все его послания. Да, возможно порыдать и немного покорить себя, но какая разница, когда уже успела пустить слезу даже из-за старой переписки с Катюшей. Я задержала дыхание и щелкнула диалог. Крепись, Энжи, сейчас будет трудно.

Но было не трудно, а невыносимо. Я давилась слезами, вытирая их уголком пододеяльника, но продолжала читать все объяснения. Каждое. Сидела, запершись в комнате, чтобы бабушка ни в коем случае не застала внучку в таком виде, и измывалась над собственными нервами.

«Энж, в чем бы ты меня ни обвиняла, я не виноват. Сто процентов».

«Энжи, ну хватит злиться. Расскажи, что случилось, и мы все исправим».

«Ромка сказал, что ты приходила ближе к концу рабочего дня. Значит, застала телефонный разговор?»

«Перебираю его в памяти уже в тысячный раз. В ТЫСЯЧНЫЙ, Энж! И все равно не могу понять, что тебя так смутило, что мы должны расстаться. Знакомство с папой? Он добрый, честно. Просто выглядит, как маньяк в отставке».

«Ну, или как медведь».

«Милая, не хочешь знакомиться, и не надо! И я даже не буду снова к нему переезжать, если тебе это не нравится. Понимаю, в другой конец города ты не сможешь бегать каждый вечер в любое время дня и ночи».

«Энжи…»

Я так и не поняла, кто такая эта «мелкая», с которой Стас играет, зато все остальное он намеками, но смог прояснить. Разговор был с отцом, поэтому и голос Стаса казался таким нежным и теплым. Я тоже щебечу в трубку, когда говорю с родными. Переезжать Стас собрался к нему же, всего лишь на другой конец города. Не в Москву. Но почему тогда на его столе лежало то приглашение?

«Ангелина, ответь, я готов сделать все, чтобы вымолить у тебя прощение. Готов стоят на коленях, носить тебя на руках… готов никогда в жизни не рассказывать на работе, что мы вместе».

Едва успокоилась и вновь всхлипнула. Не нужно, Стас, на работе и так знают о нас – и давно делают ставки. Если мы помиримся… если будем к этому готовы… нужно будет попросить Ромку сделать точную ставку и забрать банк.

«Готов молчать, даже когда мы распишемся. Буду говорить, что я одинок, но храню целибат».

«Извини. Если распишемся. Но, думаю, ты меня поняла».

«Прости».

Какая же я дура, какой же дурак он. Еще одна такая ссора, и я действительно не справлюсь. Зачем мы издеваемся, хотя дороги друг другу? Нужны настолько, что даже поругаться не можем надолго, обязательно бежим извиняться.

«Милая…»

«Я люблю тебя».

Сердце пропустило удар, второй. Стало тяжело дышать. Любит?

Не помню, сколько еще раз я успела позвонить Стасу, сколько еще раз хотела услышать его голос, чтобы признаться: дура, снова приревновала, не верила в себя, в него, в мир. Чтобы сказать, что тоже люблю его.

Но ответа не было.

– Ну что, сможешь взять день за свой счет? – поинтересовалась Екатерина, закончив разговор. – Твоя принцесса встречается завтра со своей прекрасной подругой. – Она повела рукой в воздухе, очерчивая свою фигуру.

– Принцесса-тиранша, – машинально поправил он.

– Радуйся, что всего лишь такая, а не настоящая Злая королева. – Катя многозначительно ухмыльнулась. Кажется, она знала толк в королевах, а особенно в злых. – Я завтра тоже не пойду на работу, возьму один из трех имеющихся отгулов. Копила на черный день, – ворчливо пояснила она удивленному Стасу. – В десять буду у тебя. Не успеешь освободиться – пеняй на себя.

Екатерина едва заметно махнула ему рукой на прощание и скрылась за дверью, легко открыв оба замка. Как она так быстро поладила со вторым, с которым даже сам Соломинцев «ругался», осталось загадкой.

Впервые Катя изменила своему любимому месту встречи и настоятельно просила ждать ее не в парке у фонтана, а на пляже, притом у моего дома. Странный выбор, учитывая, что она работает почти на другом конце города. Конечно, она обещала успеть, но я все равно на всякий случай взяла с собой плед. А вот рисунки я оставила дома. Творить не было сил, я могла только думать – и периодически набирать Стаса. Он словно исчез, утянув следом Маркова, потому что на мои звонки не отвечал даже он.

Катюша задерживалась. Сама же предложила в шесть быть на пляже, но уже пятнадцать минут писала, что будет «через пять минуточек». Минуточки эти все тянулись, и тянулись, и тянулись… я шире развернула плед, заваливаясь на него спиной и закладывая руки за голову. По навесу забарабанили первые капли дождя, зашумели волны, набирая обороты.

Я вздохнула. Шторм и ливни раньше всегда напоминали мне о «парне с зонтом». О единственном разговоре и алом росчерке в сером небе. Наверное, если бы не было Саймона и его аватарки, я бы забыла о том вечере. Теперь воспоминание въелось в память надолго, может, и навечно. Лавочка на набережной, пекарня Марины и прекрасные вишневые слойки. Красный зонт и виднеющийся из-под него, поднятый в улыбке уголок губ.

А еще со штормом стал ассоциироваться Стас. Его серовато-коричневые волосы и глаза цвета бури. Яростные ссоры и теплые объятия. Дождь преследовал нас с первого дня: моросил, когда мы впервые ругались; лил, когда я начала проникаться к нему, когда только-только удалось поговорить нормально. Дождь шел и когда я примчалась заботиться о Соломинцеве – совершенно новый уровень в наших отношениях. Дождь был во снах, был в глазах Стаса. Просто был. Вместе с хвойно-лимонным ароматом одеколона и чертовым сигаретным дымом – хоть кое-кто и обещал бросить курить. Мы же ругались из-за сигарет. Раз? Два? Или больше? В голове, словно кадр из кино, вспыхнуло воспоминание. Я хмурюсь, оборачиваясь на лавке…

«– Это некрасиво. И для здоровья не полезно.

– Так уж некрасиво?»

Я резко села. Так уж некрасиво? Именно этой фразой во время нашей первой ссоры из-за сигарет ответил мне и Стас.

«Так лучше?»

В горле пересохло, пробрала дрожь. Рост, сигареты, вишневые слойки, этот ехидный изгиб губ. Я прикрыла глаза, вспоминая все до мельчайших деталей. Каждую черточку Стаса я помнила почти наизусть. Подбородок, изгиб шеи, губы.

«– …но он «парень с зонтиком».

– А я, блин, без зонтика?»

Я схватилась за голову, просто не понимая, как не замечала этого раньше. Он практически повторил диалог о курении, он провожал меня домой под зонтом, не красным, а зеленым, но таким же чертовски аляповатым. Стас с самого начала «заинтересовался» мной, но не на работе, а после той, летней встречи. Так же, как я заинтересовалась им, но заблуждалась целую вечность, переписываясь с Саймоном.

Стас не лгал, но и не рассказывал прямо, позволяя вспомнить самой. Как можно быть такой дурой? Не заметить человека перед носом, зато пытаться намекнуть какому-то вороньему мальчишке о том, о чем он и понятия не имел!

Слепой не отыщет маяк, пока тот не останется единственным источником света в его жизни, кроме родной масляной лампы, всегда носимой с собой.

Телефон! Где же телефон? Я ощупала плед, находя, наконец, мобильный и снова, в который уже раз, набирая номер Стаса. Ответь, ответь, ответь. Пожалуйста! Мне столько нужно тебе сказать, мне так жизненно важно тебя отблагодарить! Но Соломинцев на вызов не ответил. Зато позвонила Катюша.

– Привет. На пляже? – прощебетала она в трубку. – Ты извини, из-за дождя я очень медленно добиралась. Поднимешься на набережную? А то я не смогу спуститься: камни мокрые, шпильки с них соскальзывают. Еще ноги сломаю.

– Да, конечно, сейчас, – пробормотала я.

Прижав плед галькой, чтобы никуда не делся, пока я встречаю подругу, я юркнула наверх по лестнице. Капли дождя били по плечам, а Катюша еще, как назло, стояла в самой дали, под козырьком какой-то закрытой кафешки. Я молниеносно метнулась к ней, но все равно успела промокнуть до самых костей.

– Милая, извини, что так получилось! – Катя крепко обняла меня. – Нужно было перенести встречу ко мне, но почему-то так захотелось посмотреть на море.

Странно. Кто-кто, а Катюша частенько говорила, что по горло сыта морем. Да и сейчас она смотрела больше на меня, чем на красоты природы.