Джейми Макгвайр - Этот прекрасный сон

– Ты свободен, Джош. Мы оба свободны.

* * *

Раздвижные двери со свистом открылись, и я быстро поднял глаза: из здания, весело улыбаясь Куинну, выскользнула Деб. Все это время я так крепко сжимал пакетик с едой, что костяшки заболели. Посмотрев на руку, я подумал: «Слава богу, это простой бумажный мешок, а не то, что до сих пор является мне в черно-белых снах».

– Все нормально, старик? – спросил Куинн, встав возле заднего бампера машины.

– Да. – Я снова переключил внимание на Деб: – Где Эйвери?

– Разговаривает с доктором Розенбергом.

Мои ноги сами собой понесли меня через парковку, но, как только я приблизился ко входу, двери распахнулись, и Эйвери, смеясь, вышла мне навстречу. Оглянувшись через плечо, она посмотрела на доктора, который шагал за ней. Его рука касалась ее поясницы, но она либо не замечала этого, либо не возражала.

Увидав меня, Розенберг улыбнулся так, будто поздравил себя с победой. Кровь во мне закипела, и я с огромным трудом сдержался, чтобы не сделать неверного шага, после которого невозможно было бы остановиться. Они разошлись: док Роз направился к своей машине, а Эйвери – ко мне.

– Вот и я, – прошептала она и, привстав на цыпочки, чмокнула меня в губы.

Я понадеялся, что она сделала это специально, чтобы всем показать, кто ей просто друг, а кто не просто. Моя злоба немного улеглась, я обнял Эйвери и, приподняв от земли, поцеловал крепче. Когда я ее опустил, она зарделась. Я усмехнулся.

– Как это понимать? – спросила она.

Я пожал плечами, взглянув поверх ее головы на Розенберга. Он дернул дверцу своей машины и плюхнулся в салон, явно раздраженный. Вот урод!

– Что это? – Я взглянул на книгу, которую Эйвери сжимала в руках.

– Ах, это Роз дал мне почитать.

– Правда? – Я взял у нее книгу и перевернул, чтобы прочесть аннотацию на задней стороне обложки. Что ж это за хрень? – Хм… Интересно. Можно, я первый прочту?

– Ты? – Эйвери с подозрением вздернула бровь.

– Думаешь, я свинья безграмотная?

– Нет, просто боюсь, что ты собрался бодаться с доктором.

– Проголодалась? – спросил я.

Эйвери скривила губки, будто решая, стоит ли позволить мне соскочить с неприятной темы или лучше меня дожать. Наконец она кивнула, тряхнув конским хвостиком:

– Умираю от голода.

– Аппетит у тебя просто умопомрачительный!

– Я говорила тебе, что меня заводит, когда ты употребляешь такие длинные слова?

– Кроме слов, я иногда употребляю еще кое-что длинное, – сказал я, передавая ей пакет с едой.

* * *

Долгая смена наконец-то закончилась. Я потянулся со стоном. Не терпелось скорее увидеть Эйвери. Но сначала надо было кое-что уладить. Я бросил взгляд на книгу, уже две недели торчавшую из моего бардачка. Пришла пора вернуть ее доктору Розенбергу. Засранец всеми правдами и неправдами старался подползти к Эйвери поближе, и я уже не мог это молча терпеть. Когда он подошел к ней сзади и схватил за бедра, мне пришлось мобилизовать всю силу воли, чтобы не выкинуть его из комнаты.

В тот раз я сдержался: не хотелось одновременно потерять и работу, и Эйвери. Но если док Роз хотел игры без правил, я готов был принять вызов. Я включил радио и, барабаня пальцами по рулю, поехал по трассе I-95 в северном направлении – к Алапокусу.

Определенного плана я себе не составил. Просто доктору тоже было что терять, и если он об этом забыл, то я собирался напомнить. Несколько недель назад он перестал таскаться за Эйвери и теперь только наслаждался пересудами, которые вызвал. Я всю жизнь имел дело с такими высокомерными паразитами, как он, и готов был поклясться, что не позволю ему разрушить мои отношения с любимой девушкой.

Остановившись на обочине и выключив двигатель, я окинул взглядом жилище доктора: это оказалось кирпичное строение в шейкерском стиле[7] – обыкновенный пенсильванский загородный дом. Я представлял себе, что Роз живет в викторианском особняке, как те, которые стоят в центре Геттисберга, но, к своему удивлению, увидел нечто гораздо более скромное.

На втором этаже мигнул свет, и я успел заметить в окне силуэт. Весь первый этаж был освещен так, будто в доме вечеринка. Я бы этому порадовался: хотелось навтыкать Розенбергу на глазах у его же богатеньких друзей. «Неслабые у тебя, наверное, счета за электричество», – буркнул я себе под нос и, выйдя из машины, зашагал по широченной подъездной аллее к небольшим воротам. Постучал. Осмотрелся: солнце уже опустилось за крыши домов и в поселке стемнело. Теперь мой визит выглядел еще более зловеще.

Мне открыла женщина в тонком голубом свитере.

– Чем я могу вам помочь? – улыбнулась она, с любопытством глядя на меня.

За ее спиной послышалось жужжание чего-то электрического: на газон выехала девочка-подросток в красном инвалидном кресле. Женщина подвинулась, заслоняя ее от меня.

– Вы заблудились?

Я с усилием сглотнул, уже пожалев, что приехал.

– Пиццу привезли? – Это был глубокий голос Розенберга.

Доктор вышел к воротам и стал рыться в кошельке. Когда он наконец на меня посмотрел, усталость в его глазах сменилась тревогой. Увидев во взгляде соперника испуг, я тут же отбросил сомнения: ублюдок действительно был виноват.

– Здравствуйте, Джош. – Розенберг прокашлялся, чтобы скрыть удивление, и положил руку жене на плечо: – Это ко мне, дорогая. По работе.

Он поцеловал ее в макушку, она скользнула в дом. Девочка поехала за мамой. Док Роз закрыл калитку и, заметив книгу в моей руке, слегка кивнул:

– Не знаю, что Эйвери вам сказала, но она, видимо, неправильно меня поняла.

Я опять сглотнул, избавившись от чувства вины и желания извиниться за непрошеное вторжение.

– А как она должна все это понимать, док? – спросил я, изо всех сил сжимая книгу, чтобы не врезать ему по самодовольной физиономии.

– Эйвери – хорошая девушка. Милая и еще очень молодая. Она видит во мне что-то особенное, а не просто человека, который нянчится с больными.

– Вы что, хотите, чтобы я вас пожалел? Имейте совесть! Да о такой жизни, как у вас, большинство только мечтает!

Он усмехнулся и покачал головой. Я знал: такие типы, как он, не ждут препятствий на своем пути, но жизнь – жестокая штука, и никогда не угадаешь, откуда нагрянет подвох. Мне это было известно не понаслышке. Плохое иногда случается с хорошими людьми. Бог может нацелить лупу на самого большого из своих муравьев, только чтобы посмотреть, как он корчится.

– Не всегда легко смотреть на вещи оптимистично.

– У вас жена, дети, дом и шестизначная зарплата. Чего еще вы хотите? – спросил я, постаравшись не повысить голос. Доктор посмотрел мне в глаза, и я приосанился. – Не трогайте Эйвери!

– Вы мне угрожаете? – ухмыльнулся он.

– Нет. Потому что с двумя переломанными руками вы будете плохим врачом, – сказал я и, ткнув его книгой в грудь, добавил: – Да, черт возьми, я вам угрожаю.

Еще секунду мы смотрели друг другу в глаза, потом я развернулся и быстро зашагал к машине. Чтобы не потерять рассудок, мне нужно было срочно увидеть Эйвери.

С клена перед домом слетел золотистый лист и упал мне на ботинок. Я поплотнее завернулась в форменный жакет и стала ждать, когда появится машина Джоша. Он закинул меня домой после работы и сказал, что скоро вернется, но его не было уже полчаса.

Начинало темнеть. На нашем крыльце зажгли фонари из тыкв, с деревьев вдоль тротуара свисали пластиковые привидения. На западе собирались вечерние тучи, ветер становился холоднее. Наступал Хеллоуин – один из моих любимых праздников. Но осень в том году была какая-то не такая. Я сама толком не понимала, в чем дело, но в этот раз прохладный воздух и жутковатые украшения не помогли мне избавиться от ощущения, будто время от меня ускользает.

Передо мной остановилась старая машина. Посигналила. На вид она была сильная и злая, салатного цвета с толстой черной полосой на боку – такая яркая, что почти светилась. Вряд ли кто-нибудь мог бы в нее случайно въехать, как в мою «тойоту».

Джош заглушил двигатель и выскочил из салона, улыбаясь от уха до уха:

– Бегает!

Похлопав ладонью черный капот, он вскочил на тротуар, притиснул меня к себе и окинул четырехколесную зверюгу взглядом гордого родителя.

– Классная, – сказала я.

Джош заглянул мне в лицо и нахмурился. Когда я увидела две черточки между его бровей, у меня, как всегда, слегка закружилась голова. В ту пору наших отношений каждая мелочь, которую он делал, казалась мне волшебством и придраться, как правило, было совершенно не к чему. Но сейчас он почему-то смотрел на меня так, будто я отняла у него последнюю любимую печенюшку.

– Классная, и все? Эйвери, она твоя! С меня сто потов сошло, пока я ее для тебя ремонтировал.

– Это мне? – удивилась я.

– Не понимаю, откуда недоверие в голосе, – сказал Джош, все еще хмурясь.

Я подняла руку и разгладила морщинки, которые так любила:

– Ты показывал мне развалюху цвета авокадо. А это – сияющая… хм… Кстати, что это?

– Это, моя недогадливая, но обожаемая леди, – светло-зеленый «додж челленджер» семидесятого года. По-моему, это получше цвета детской неожиданности, в который был выкрашен твой расплющенный «приус». Осталось только придумать красавице имя.

– Но это… это слишком.

Джош взял мое лицо в ладони и поцеловал меня в лоб:

– Любимая! Договорная плата в три девяносто девять плюс безвозмездный труд твоего супермастеровитого бойфренда – и офигенный блестящий «додж» твой.

Я еще раз посмотрела на машину, по-прежнему не вполне веря собственным ушам:

– Перестань. Это не смешно.

– Разве я не обещал тебе, что ко дню рождения у тебя будут колеса?

– Да, но… мой день рождения только на следующей неделе, – пробормотала я, потрясенная и восхищенная.