— Так! Принцессы не сквернословят! — хмуро свожу брови.

— Я — принцесса?

— Обязательно!

Тротуар покрыт тонкой корочкой льда. Ночью была оттепель, а сейчас все подморозило. И принцесса моя поскальзывается. Ловлю за капюшон.

— Давай руку.

— Ох… какой большой дворец!.. — вырывает руку и бежит в сторону большого здания санатория. С колоннами на крыльце. Обходит ребристую колонну, ведя по ней пальцами.

— Купи мне дворец! Я же принцесса!

— Ого!.. — ухмыляюсь я, дергая бровью. — Ну и запросы у вас, барышня. Кто же в нем будет убираться?

— А мы позовём слуг. Или рабов! Можно мне раба?

— Не думаю. Зачем тебе раб? — смеюсь ее непосредственности.

— Не знаю… У принцесс в сказках бывают рабы. Он будет со мной играть.

Проходя мимо фонтана, забирается на его широкий борт.

— Алёнка! Немедленно слезь.

Расставив руки в стороны дефилирует, игнорируя мою просьбу.

— Я не упаду!

— Алёнка! — рычу я и, морщась от боли, ускоряю шаг.

Заглядываю в бассейн фонтана. Там плотный наст снега. Этот фонтан не очень глубокий. И слой снега полметра, не больше.

— Можно прыгнуть? — умоляюще складывает руки.

— Не стоит, детка.

— Мама мне разрешает прыгать в снег! Ну, пожалуйста!

— Конфеты она тебе тоже «разрешает», ага. А вдруг под снегом что-то есть? — хромаю к ней ближе.

— Что? — вытягивает ногу вперед, трогая носочком сапога наст.

— Эй-эй! — вскрикиваю я, пытаясь ухватить ее за руку.

Но покачнувшись, она теряет равновесие и летит в снег. Вскрикивая, втыкается в него пизанской башней, застревая по пояс. Смотрит на меня большими испуганными глазами.

— Само?!

Поджав губы, вжимает голову в плечи. Окей. Не орать! Просто она… немного шкода.

— Не поранилась?

Отрицательно крутит головой.

— Вылезай.

На щеках расцветает румянец.

Подозрительно прищуриваюсь.

— Что не так?

— Не будешь ругаться?

— Буду…

Горько вздыхает.

— Что случилось?

— Тут водичка. Под снегом.

— Твою мать! Сапоги промочила?

— Угу…

Ставлю пакет на борт и тяну к ней руки.

Достаю ее. Держу на вытянутых руках, оценивая масштаб трагедии. Один сапог потерян в бою с сугробом. Штаны выше колен насквозь…

— Охренеть! — шокированно смотрю на все это. — Водичка…

Маленькая авария хлопает своими огромными ресницами, жалобно на меня глядя.

— Быстро домой!

До дома метров триста.

Несу ее на руках.

Обняв за шею, замерла и почти не дышит.

Я очень зол, да! Потому что на улице минус, а эта бандитка…

Дома так же не произнося ни звука раздеваю ее и засовываю в горячую ванну. Сложив руки на груди, хмуро смотрю, как Алёнка растерянно сидит в пене.

Неожиданно начинает рыдать навзрыд.

— Что случилось?! — взлетает моё давление до небес.

— Ты руга-а-аешься-я-я! — всхлипывая тянет она.

— Я молчу!

— Мне вот тут плохо, — шлепает ладошкой по груди. — Ты про себя на меня руга-а-аешься!

— Конечно ругаюсь, принцесса! Ты непослушная бандитка! Лезешь туда, где опасно! И мне тоже и тут… — показываю на грудь, — …плохо! И не только тут!..

— Пра-а-асти… — покаянно рыдает она. — Я больше не бу-у-уду…

— Сапог твой потеряли. Мама теперь расстроится.

Опускает виновато взгляд.

— Ладно. Сиди, грей ноги, хулиганка.

— Чашечку… — всхлипывает расстроенно.

Ах, да! «Водичку черпать». Возвращаю ей поварешку.

Потрепав по распущенным волосам, иду прибираться на кухне.

Со временем какая-то беда. Оно словно стало течь в два раза быстрее. Ничего не успеваю! Пока высушил мою бандитку, пока покормил…

— Когда к маме?

— Мля…

Вдруг до меня доходит, что вчерашняя одежда еще не высохла. Сегодняшняя свалена мокрой кучей в углу. Сапог у нас теперь нет вообще! А волосы малой еще мокрые! И времени осталось…

— Сорок минут! — озадаченно смотрю на часы. — Трындец…

От Кошкиной сообщение, что она ждёт дочь.

— Ай… ай… — уворачивается Аленка от очередной моей попытки пройтись расчёской по волосам. — Щёточкой надо! Это плохая… Дай, я сама! Косу плети…

Как их плетут-то? Пряди рассыпаются под пальцами. Путаются.

— Так, принцесса… — бросаю я это бесперспективное занятие. — Нам нужна мама. И у меня, кажется, план.

— Какой план?

— Как уговорить маму приехать.

— Как?

Отдаю ей расчёску.

— Тебе нужно подождать её здесь.

— Одной?… — испуганно распахивает глаза.

— Нет, с тобой Медведь и Маша посидят, пока я за мамой метнусь. М? Ты их с Гавром познакомишь…

— А ты долго?

— Я очень быстро!

— А Маша это кто? Как из мультика?

— Очень похожа! Такая же авария как ты. Только постарше.

— Добрая?

— Пока что шла без нареканий… — набираю Медведя. Договариваюсь с ним на пару часов. Открываю дверь.

— Мда… — смотрит на меня Маша, поджимая губы.

— Хреново выгляжу, да?

— Ты не спал?

— Ну так… — неопределённо кручу пальцами.

За последние трое суток от силы часов восемь.

Маша заглядывает в комнату.

— Привет!

И разворачивается обратно.

— Лёва!! Как на тебя похожа!!! — восторженно.

— Да? — дергаются в смущенной улыбке мои губы. — Тсс… она не знает.

Маша заговорщицки кивает. Уходит в комнату.

И Медведю и Маше я доверяю, конечно. Но понимаю, что мне страшно, капец просто! А вдруг не углядят за моей катастрофой?

— Медведев, глаз, короче, не спускать ни на минуту. Дэнжер на ровном месте! Одиннадцать по десятибальной! В кружке может захлебнуться!

— Понял. А ты чего хромаешь?

— В спасательной операции пострадал, — стреляю глазами в Аленку. — Шуруп словил… Тороплюсь, Мих!

— Лети…

Пожимаем руки.

— Медведь, ну ты понял, да?

— Давай, батя, не волнуйся. У меня ж Маша! Опыт…

— Ну да…

— Древняя китайская мудрость гласит — Ни Сы.

— А?

— Что означает — будь безмятежен, словно цветок у подножия храма! Не ссы, говорю, справимся.

— Ладно! — усмехаюсь я. — На тебя вся надежда.

— Лёва, у тебя здесь банка с клейстером перевернулась на ковер, — кричит мне Маша.

Зажмуриваюсь.

— Машенька, да забей!

Глава 18

Пока еду, придумываю с десяток доводов и отмазок. Все глупые, ни одной рабочей.

На самом деле, зная Кошкину, сработает только в лоб — «люблю, не могу, сдаюсь, пожалуйста!» Но… не сработает! Слишком мы друг от друга сейчас далеко. Еще и Лившиц этот между нами. Да и не могу я в лоб. Не хватает мне мощностей на колени перед ней упасть. Потому что нагрешил я на рубль, а наказала она меня на сотню. За слова, за эмоции… На деле же я перед ней не косячил. А она передо мной — да! И меня бомбит! Но этот разбор полётов нам нужно отложить на потом. Когда Кошка сдастся.

Кстати, вот и он, Лившиц. Заходит передо мной в палату Кошкиной.

Останавливаюсь перед приоткрытой дверью.

— Добрый вечер, Яночка.

— Добрый вечер, Юра… — слышу ее голос с мучительной ноткой.

— Я всё-таки настаиваю на том, чтобы ты с дочерью поехала ко мне в гостиницу.

— А я не уверена, что вы поладите. Поэтому, мы всё-таки домой.

— Марьяна… Это всего лишь ребенок. Не усложняй.

— Что ты имеешь в виду?

— Ребенок принимает правила взрослых. Как настроишь, так и будет. Зачем ты оттягиваешь?

— Юр… Я благодарна тебе за помощь и поддержку. Но…

— Но?

— Ты торопишь меня. Одно дело — встречаться, совсем другое — брак!

— Ты же сама отказываешься жить вместе без брака.

— Да. Мне это неинтересно, — голос Кошкиной становится прохладнее. — Мой ребенок не будет жить…

— Я понял! — перебивает он. — Не вопрос. Я готов. Мы взрослые люди. Мы свободны. Чего мы ждём? — нервно. — С моим графиком работы я просто физически не могу как мальчишка бегать на свидания. Понимаешь?

— Понимаю. Но…

— Извини, важный звонок.

Он говорит по телефону, я перевариваю их разговор.

Ну, погорячился ты, мужик. Тебе еще до звания мужа Кошкиной — широкая монгольская степь!

— Когда этот твой… — пренебрежительно. — Бывший муж привезет дочь?

— Скоро.

— Набери меня сразу. Мне нужно отойти по работе пообщаться.

Разговаривая по телефону выходит из палаты, не замечая меня.

Захожу.

— Привет… — отыскивая в себе все моральные силы, чтобы не скатываться в обиды и с лёгкой горечью добавляю, — царица моя.

Улыбка тоже выходит болезненной.

Прихрамывая подхожу ближе. Отодвигаю кресло-каталку, стоящую рядом с кроватью. На ней шубка, рядом ботинки на шпильке. Ну да… Тебе сейчас только шпильку и носить.

Марьяна с тревогой осматривает меня.

— Что с ногой?

Отмахиваюсь.

— Решил составить тебе компанию. Будем хромать вместе.

— Где Алёнка?

Вздохнув развожу руками.

— Дома. У нас авария небольшая. Она замочила все вещи…

— Айдаров! — сердито сводит брови.

— Она под присмотром. Что мне было делать? Не мокрой же вести?

Присаживаюсь на стул, рядом с ней.

— Нужно взять дома сухие вещи и… Господи… — закрывает лицо руками. — Чертов город… ненавижу.

— Ян… — прошивает меня насквозь накатившими чувствами. Больно…

— Ненавидишь? — всматриваюсь в ее голубые светлые глаза. Ну, пожалуйста, Кошкина… почувствуй вместе со мной!