— Да. То есть нет! Нет! — успокаивающе раскрываю ладони. — Сейчас все хорошо. Марьяна! — рявкаю я. Спаси меня, Кошка, а? Я готов общаться сколько угодно с Ольгой Павловной и посыпать голову пеплом, только избавь меня от материнской расправы!

— У мамули ве-би-наррр! — выглядывает из-за угла Аленка. — Она от нас заперлась.

Показывает на закрытую дверь в комнату.

— Где Женька, в конце концов?

— Бабушка Оля отправила его за молоком.

— Иди сюда… — всхлипывая подзывает Аленку мама. — Я хоть посмотрю на тебя.

Аленка настороженно выплывает из-за угла.

— Господи… наша!.. — опять начинает плакать мама. — Красавица моя!

— Ну, мам… — осторожно шепчу я.

— Тебе больно? — тревожно смотрит на неё Алёнка.

Мама отрицательно крутит головой.

— В сумке там… — кивает мне. — Дай…

Пододвигаю увесистую сумку.

Достает оттуда пакет с пирожками. Всовывает в руки Аленке.

— С чем? — пытливо разглядывает пакет та.

Мама гладит ее по волосам.

— С клубникой…

— Мм… любименькие! — принюхивается Алёнка.

Из кухни в комнату мимо нас пробегает Гавр, проскальзывая на повороте по половому покрытию. Вслед ему несутся тихие ругательства Ольги Павловны.

— Боже мой, крыса еще какая-то.

— Это сурикат!.. — синхронно вздыхаем мы с Аленкой.

Алёнка берет маму за руку. Поднимает. Помогаю ей раздеться.

— А тебя как зовут? У меня уже есть одна бабушка. Бабушка Оля.

— Бабушка Мария, видимо… — тяжёлый вздох.

— Мама… Ну, хватит.

Мне опять незаметно прилетает платком.

— Пойдём чай пить… не надо плакать. Папа хороший… — тянет ее на кухню Алёнка. — Он больше не будет! Он львов в Африке дрессировал… я тоже на него сначала рассердилась. А потом перестала.

— Мало этим «Львам» доставалось!.. — тихо причитает мама.

Падаю в кресло.

Я на эту кухню не пойду!

Кручу в руках поставленную бутылочку с успокоительным.

Дверь в комнату открывается. Марьяна, в наушниках с микрофоном.

— Можно так не шуметь! — зажимая микрофон рычит он в сторону кухни.

Вздрагивает, заметив меня.

Стягивает наушники. С подозрением смотрит на раскрытую сумку.

— Уже сбегаешь?

— Предлагаю совместный побег к Медведевым. На сутки, пока всё утрясётся. А связь держать через Женьку.

— Да ладно… — закатывает глаза. — Перестань. Ничего нового и неожиданного ты, думаю, не услышишь.

— Я — нет.

— В смысле? — настороженно.

— Моя мама приехала, — стреляю взглядом на прикрытую дверь кухни.

— Ты издеваешься, Айдаров? — открывает она шокированно рот.

— Нам конец…

Глаза Кошкиной распахиваются в ужасе.

— Я согласна на побег! Уходим! — решительно сдергивает с вешалки свою шубку.

— «Чует кошка, чьё мясо съела», да? — прищуриваюсь я мстительно.

— Обсудим это у Медведевых! — прихрамывая идет к двери.

— Стой… Дезертировать не выйдет, — вздыхаю я.

— Почему это?

— Алёнка запекла в пироге утку.

— Пусть едят утку!

— Игрушечную, пластмассовую… Кто-то может подавиться. Надо идти сдаваться, детка…

Протягиваю ей бутылочку с успокоительным. Читает этикетку. Молча делает глоток.

— Утка, чтоб её, да?…

Беру её за руку, пропуская пальцы через свои. Идём…

Глава 40. Косяки

Алёнка без умолку болтает с Женькой, создавая весёлый беспечный фон. Они потрошат пирог в поисках утки.

Но… над их неприкаянными головами летают грозовые тучи. Мы с Марьяной сидим с самого края, я в кресле, она на подлокотнике, поставив ступни мне между бёдер. Крутит в руках пустую бутылочку их под успокоительного. Атмосферка нервная, да…

Поддерживающе поглаживаю её по щиколотке. Моя мама осуждающе поглядывает на Марьяну. Её — на меня. Искрит…

— И что же? Значит, ты не знал? — сердито смотрит на меня мама.

— Он не знал, — сжимает мою руку Марьяна.

— Или не хотел знать, — негромко добавляет тёща.

— Это правда? — разочаровано смотрит на меня мама.

— Это неправда, — опускает глаза Марьяна. — Я не хотела, чтобы он знал.

— Почему?..

— Но захотел бы узнать, узнал… — опять подливает Ольга Павловна. — Живот же не скроешь. Особенно на Марьяне, она тогда и пятидесяти не весила… При ее то росте! Тростинка. Тяжёлая была беременность…

— Мам… — недовольно хмурится Марьяна. — Перестань, пожалуйста.

— Но у ребенка же не только отец… — расстроенно смотрит на Алёнку моя мама. — У него же целая семья. Бабушка, дедушка, дядя, тетя… Разве можно скрывать? Разве можно лишать всех общения из-за недопонимания с отцом? Мы бы, в конце концов, повлияли бы как-то!

— Я была с вами не знакома, Мария Ильинична. Да и не хотелось мне, чтобы кто-то влиял… Давайте, спишем на гормоны и токсикоз? — дипломатично пытается съехать Кошка.

— Семь лет токсикоз и гормоны?!

— Мам, тормози! Я же сказал — это мой косяк был.

— Как же ты согласилась замуж пойти, если он тебя с семьей не познакомил?!

— Любила… — пожимает плечами Кошкина. — Не думали мы об этом. Думали — позже познакомимся…

— Любила и так легко разлюбила, что даже про дитё не сказала?

— Мам! Не так всё было.

— Так, не так! Эгоисты! — машет на нас рукой мама, не желая слушать. — Я чем виновата, ребенок чем вам виноват! Сошлись, расстались, как коты мартовские. Бессовестные!

Прижимаю крепче Марьяну, пытаясь закрыть ее от маминых обвинений, но она уже разошлась.

— А сейчас что?! Опять март на носу — обнимаетесь? А потом еще одного сделаете и снова поминай, как звали? А я потом внуков по всеми миру искать должна?!

— Мам, хватит. Мы молодые были, глупые, принципиальные. Неправильно себя повели.

— А теперь что — постарели, поумнели, короны сняли? — критически смотрит на нас тёща. — Или опять вожжа под хвост попадет, пузатую ее из дома выставишь?

— Что?! — хватается за сердце мама.

За всем этим давно примолкли Женька и Алёнка. Она тревожно и сердито оглядывает всех за столом. Неожиданно бьёт ладонями об стол. Все вздрагивают. Ловко проползая под столом, залезает к нам третьей.

— Уходите! — обнимая Марьяну за шею смотрит гневно на бабушек. — Вы нас не любите! Уходите!

Улавливаю в ее тоне категорическое интонации Кошки. А она тоже такая была… Это ее слова, просто чуть прямее и наивнее. Без дипломатии.

— Алёна, — прижимает ее к себе Марьяна. — Так нельзя… Это бабушки твои.

— Они нас не любят, — дует губешки. — Они не рады, что мы все нашлись!

— Господи, да мы рады! — прижимает руки к груди мама.

— Ты маму ругаешь. А ты — папу! Молчите!

Бабушки послушно вздыхают.

Так их, царица моя!

Мне приходит смска с магазина мебели. Ура!! Наконец-то. Доставка. Повод слинять из-под обстрела.

— Мебель привезли! — поднимаюсь я. — Родная, поможешь мне там… — многозначительно дергаю бровями.

— Конечно, — тут же подскакивает Кошка. Ну еще бы!

Оставляем мам на расправу Алёнке.

— Аленка, — подмигиваю я. — Не все еще слышали, как ты шедеврально поешь!

Ставлю ее на наше кресло.

— Давай, царевна моя, жги! И еще все стихи, что помнишь. Бабушка Мария обожает стихи!

Смываемся. В прихожей выдыхаем, глядя друг другу в глаза.

— Иди сюда… — обнимаемся. — Ты хорошая мама… А она просто хорошая бабушка.

— Я понимаю…

А потом мы не торопясь, вдвоем весь вечер собираем для Аленки мебель, дожидаясь, пока бабушки натусуются с Алёнкой. И Ольга Павловна ляжет спать, а моя мама поедет к Лене.

Алёнка уже не сердится и активно анимирует обеих бабушек. Между собой вроде бы не ссорятся. И на том — спасибо!

Марьяна периодически поглядывает на меня с недобрым прищуром. И раз на пятый, я зависаю — в чем проблема. Она есть…

Стоя на коленях, надеваем чехол на матрас.

— Кошка моя…

— М?

— Скажи прямо — где я тебе на хвост наступил? В чем претензия?

— Нет претензий.

— Прекрати врать!

— Не вру никогда! — фыркает она.

— Говори, зараза! — заваливаю ее на Аленкин матрасик. — Или звездец тебе!

Трусь небритой челюстью об ее шею и резко, но не больно покусываю. Взвизгивая, хихикает, пытаясь выкрутиться. Кошка боится щекотки!

— Хватит! Хватит!

— Слушаю, — пристраиваюсь сверху, распиная ее.

— Реально нет претензий… просто… немного яда! — оскаливается она, клацая на меня зубами.

— Что я сделал?

— Соврал?… — рассуждает она. — Да вроде бы нет, не соврал… — задумчиво смотрит в потолок.

— Ну?!

— Короче. Я посмотрела видео на твоем рабочем столе.

— Твою мать! — психую я, падая рядом с ней на спину.

— Задорно… Но в главной роли и правда не ты. Хранишь?

Там откровенные игры с Кретовой… по вебке. Я записывал. И какого-то хрена не удалил сразу же.

— Мы расстались, Ян. Я просто не успел удалить.

— Окей.

— Клянусь. Сегодня же всё удалю.

— Ладно… Я знаю, что ты не евнух. Проехали.

— Извини. Ты не должна была это видеть.

И тут, сука, как назло!..

Марьяна протягивает мне мой звонящий телефон. Бросает взгляд на экран.

Там Кретова, мать ее! И фотка с той самой грёбанной вебки!.. Из какой логики я ее поставил на дозвон?!

— Мм… Некто — Кретова, — отдает мне Марьяна трубку. — Расстались, значит?

Смотрит на часы. Десять!

— Ты что не веришь мне, Ян?

— Ответь… Может, что-то случилось у человека. Зачем же еще ей звонить тебе так поздно?