Гленн О'Брайен - Фактор внешности

– Нет, – пробормотал Влад.

Роттвейлер спрятала пистолет и, повернувшись, направилась к двери.

– Подождите…

Она остановилась и оглянулась.

– Вы что, ее «мамка»?

– Какой догадливый! – ехидно заметила Роттвейлер и подошла к двери.

В это время вернулся Борис, но Ротти не растерялась.

– Спасибо, Борис! – бросила она небрежно. – Я уже ухожу.

Забавная история, и я готов поверить, что она абсолютно правдива. Возможно, вы сочтете меня слишком доверчивым, но ведь и христиане охотно верят в то, что Иисус ходил по воде.

Казанова поступает со своими любовницами не слишком благородно, но по крайней мере не бьет их, подумал я, взглянув на красивое лицо Юшки, прильнувшей к груди Данте. Я даже представить себе боялся, что бы Роттвейлер могла с ним сделать, если бы он поднял руку на Юшку. Мне снова вспомнился пистолет, который она хранила в сейфе, и я вообразил, как Хелен целится в загорелый лоб Казановы.

Но постепенно с наступлением утра все мои смутные страхи и фобии рассеялись. По прибытии в Париж Казанова вел себя как истинный джентльмен. Он всячески заботился о Юшке, смотрел на нее с обожанием, носил ее багаж, разве что пылинки с нее не сдувал.

Возможно, он не такой уж подлец, как его пытаются выставить, подумалось мне невзначай. Но почти в тот же момент я увидел подошедшую к окошку паспортного контроля очень красивую молодую женщину с тремя маленькими детьми. Я узнал ее. Много лет назад она была начинающей топ-моделью. Выглядела женщина немного грустной и усталой. Это и есть миссис Казанова. Она летела с нами в одном самолете в эконом-классе.

На своем столе Роттвейлер держала фотографии любимых моделей в серебряных рамках, но как только кто-либо из них покидал агентство, фото тут же отправлялось в мусорную корзину. Только фотография Юшки до сих пор оставалась на месте, и Мисс смотрела на нее каждый день с нескрываемым сожалением.

Однажды я спросил Сьюзан:

– Не потому ли, что Юшка ушла, пресса называет состав топ-моделей агентства «Мейджор трио», а не «Мейджор квартет»?

– Конечно, нет, – отозвалась она, не поднимая взгляда от страниц журнала, где должны были вскоре появиться и ее фотографии.

– Почему нет?

– По трем причинам. Во-первых, речь идет не о том времени, когда нас было четверо, а о настоящем, когда нас трое в «Мейджор».

– А еще две?

– Вторая причина, – Сью прикурила самокрутку с травкой, – цена. Чем меньше, тем дороже. – Она улыбнулась, посмотрев на меня. – Третья, – добавила она, протягивая мне курево, – лицо.

– Понятно. Трое – дорогое лицо агентства.

Она согласно кивнула.

– Идем обедать!

Было что-то особенное в ее манере произносить эту фразу. Ротти ненавидела бизнес-ленчи.

– Ленч – бесполезная трата денег. Его любят бездельники, нормальные люди в это время работают: во– первых, в этот час мне никто не звонит, и я могу спокойно заниматься делами, во-вторых, если звонят, могу не брать трубку, сделав вид, будто меня нет.

Ротти надевала накидку из меха какого-то малоизвестного и, похоже, доисторического зверя, черную шляпу и темные очки и говорила:

– Пошли!

И мы шли с ней в одно из тех полубогемных кафе– бистро с хорошим обслуживанием и дешевой французской кухней, где запрещалось курить. Там мы заказывали свои любимые блюда: она – стейк, а я – цыпленка в винном соусе.

– Как поездка? – спросила она, когда мы обедали после моего возвращения из Парижа.

– Отлично.

– Как Сьюзан?

– Процветает.

– Без проблем?

– Да, без.

Роттвейлер побарабанила пальцами по столу и заказала бутылку вина за пятьдесят долларов. Я знал, что она с нетерпением ожидает более подробных новостей, ноя не собирался так быстро расколоться.

– Ты видел еще кого-нибудь?

– В Париже?

– Да. Видел ли ты там кого-нибудь?

– Нуда, все как обычно.

Официантка открыла бутылку, и Роттвейлер отобрала ее у девушки раньше, чем та успела попытаться разлить вино по бокалам.

– Попробуй, – велела она мне.

Я попробовал вино и убедился, что оно стоит денег, за него заплаченных. Свое удовлетворение я выразил только кивком. Роттвейлер наполнила бокалы почти до краев. По ее мнению, вино следовало наливать именно так, не оставляя никакой «воздушной комнаты» сверху.

– Видел кого-нибудь в самолете?

– Да, с нами летела Юшка.

– Xa. Я знала, что ты скрытничаешь! Как поживает мой птенчик?

– Выглядит превосходно.

– Замечательно.

– Но больше я ничего не узнал о ней.

Роттвейлер закатила глаза. Она все еще ждала от меня подробного отчета о полете, но я готов был стоять намертво. Я знал: стоит упомянуть ненавистное ей имя, и Ротти разозлится, но я также понимал, что она хочет его услышать.

– Как ее работа?

– Не в курсе. Мы только поздоровались. С ней разговаривала Сьюзан, я – нет.

– Тебе следовало поговорить с ней. Может, Юшка нашла себе, наконец, порядочного мужчину. Как она поживает?

Мисс уставилась на меня в упор, нахмурившись так, что линии ее подведенных бровей сошлись на переносице, как раз там, где у нее был третий глаз, как мне всегда казалось. Роттвейлер вытащила сигарету из пачки, и я дал ей прикурить, хотя официантка посмотрела на меня косо. Курить запрещалось. Она попыталась сделать нам замечание, но Ротти посмотрела на нее таким взглядом…

– Ты сам знаешь, я сделала эту девчонку супермоделью.

– Но ведь не ее одну.

– А у него никогда не было настоящих супермоделей.

– У нее было много покровителей, – заметил я.

– Да, много. Но издатели не способны сделать тебя супермоделью.

Она имела в виду несколько особо выгодных контрактов Юшки.

Роттвейлер стряхнула пепел с сигареты в маленькое блюдце, которое ей, наконец, вместо пепельницы принесла официантка.

– Я хочу, чтобы мы вернули ее. Ради ее же блага.

– Понимаю. Она очень хороша.

– Конечно, хороша. Бедняжка!

Я все еще пытался защитить от нее свое сознание.

– У него никогда не было ни одной супермодели, – повторила Ротти с ужасающим напором.

– Почему?

– Не знаю.

Еще никогда я не слышал, чтобы Ротти признавала, что она чего-то не знает.

Она протянула руку к моему запястью и многозначительно пожала его.

– Чарли, ты должен понять. Для «Мейджор» это все. – Она замолчала, словно прислушиваясь к моему пульсу.

– Супермодели?

– Да. Я изобретаю их. Каждая в несколько мегатонн.

Я рассмеялся, но затем нахмурился:

– Мегатонн…

– Да. Это как новая бомба. Надо знать, сколько она должна весить. Настоящая бомба должна весить не тонны, а мегатонны, чтобы дать настоящий взрыв. Наши девушки в психологическом плане – это бомбы с весом в несколько сот мегатонн. Пойми, супермодель стоит в тысячи раз дороже простой модели.

– Понимаю.

– Он похож на перса, напоминает отца Шона Коннери с бородой…

– Что?

– Ты знаешь… и звучит он как Савонарола…

– Что?

Она продолжала говорить, но я не мог понять о чем.

– Он избавился от всех своих противников, но и с друзьями не был честен…

Я задумался, стараясь угадать, кого из исторических персонажей Ротти имеет в виду.

– Неужели ты хочешь, чтобы этот опасный человек получил в свое распоряжение бомбу в несколько мегатонн?

– Нет, – отозвался я, начиная понимать, о ком речь.

– Вот именно!

Она отпустила меня и прижала свою руку ладонью к столу. Официантка, почуяв неладное, ринулась к нам, но Ротти, повернувшись, коротко предупредила:

– Ничего не надо! – А затем, снова посмотрев на меня, уже тише добавила: – У него не должно быть супермоделей.

В это время принесли стейк, который обычно готовился довольно долго.

– Вы желаете что-нибудь еще? – спросила официантка.

– Да, – ответила Роттвейлер, – принесите мне яйцо всмятку и каперсы. Побольше каперсов.

Согласно данным моего телефонного справочника, в Нью-Йорке существовало сто двадцать три модельных агентства. Их можно разделить на три основные группы. Агентства, которые предпочитают сугубо американский среднестатистический тип внешности и используют моделей для рекламы дешевых сериалов, стирального порошка, быстрорастворимых супов, антидепрессантов и таблеток от головной боли и простуды. Затем агентства, которые нанимают миловидных глупышек для рекламы автомобильных салонов, распродаж в бутиках и модных показов. И наконец, третий тип агентств, которые нанимают моделей для вечеринок в элитных кругах или для сопровождения высокопоставленных лиц. Последние часто также называются эскорт-моделями.

Есть еще четвертый тип агентств, так называемые школы моделей, что само по себе звучит крайне нелепо, которые эксплуатируют наивность юных хорошеньких девушек, надеющихся и мечтающих в последних классах школы о быстрой высокооплачиваемой карьере в фэшн-бизнесе. Их «жертвы» никогда не попадают в настоящую фэшн-индустрию, но, как правило, платят немалые деньги за то, чтобы им сделали абсолютно бесполезные и бездарные портфолио.

И лишь дюжина из ста двадцати трех агентств – подлинные игроки в мире моды и работают на высоком уровне, особенно если учитывать, что спортивные звезды, нередко снимающиеся в рекламе, также сотрудничают исключительно с такими агентствами. Сюда же следует отнести и звезд шоу-бизнеса, актеров и моделей специализированных элитных журналов, рекламирующих определенный стиль жизни. В целом набралось бы не более двадцати агентств по всему Нью-Йорку. Но для работы в этих агентствах требуется компетенция и статус самого высокого уровня. Агентства, задававшие тон двадцать лет назад, утратили свое влияние и стали второстепенными с тех пор, как началась новая эра модельного бизнеса, где первое место заняло агентство Роттвейлер, а второе – Казановы.