Добравшись до дома, я чувствовал легкие спазмы во всем теле из-за довольно существенного мышечного перенапряжения. У Зули была несколько вульгарная привычка щелкать пальцами для того, чтобы привлечь к себе внимание водителей или официантов, но теперь она по– хозяйски распространила сей жест и на меня. Некоторое время я терпел молча, но потом заметил: мол, если она хочет, чтобы я мыкался с ее чемоданами, то ей следует хотя бы не позволять мне скучать. Она поняла это по-своему и принялась читать мне вслух последний номер «Вэнити фэйр».

Но все же я был вознагражден за свои мучения. Закончив чтение, Зули сообщила, что у нее есть идея, как развлечь меня, и я могу признаться, это был мой самый незабываемый сексуальный опыт. Я охарактеризовал бы это состояние как непрекращающееся блаженство.

– Неужели ты никогда не пробовал экстази? – удивилась она. – Невозможно поверить, это же потрясающе!

Но я уже не был склонен вести с ней беседы о сексе, наркотиках и о том, что мне довелось испытать, а что – нет. Я чувствовал себя вымотанным до предела и от физической усталости, и от некоторого излишества в удовольствиях. В любом случае поделиться с ней впечатлениями об экстази я не мог, поскольку никогда не принимал его и не собирался. Я достаточно осведомлен о его разрушительном влиянии на нервную систему и способности вызывать хронические депрессии. На предложение Зули попробовать наркотик я ответил категорическим отказом.

– Но с ним можно заниматься любовью бесконечно! – возразила Зули.

Я почти не сомневался, что под экстази я не только не смогу заниматься любовью, но и потеряю вообще всякую способность наслаждаться физически и интеллектуально.

Однако спорить об этом с Зули бессмысленно. Когда она протянула мне таблетку, я взял ее и незаметно бросил в горлышко выпитой бутылки «Кристалла». Потом так же незаметно умудрился избавиться от бутылки, выбросив ее с террасы прямо в море и воображая себе, как таблетку съедят рыбы, которым суждено словить неземной кайф.

Улегшись в постель, я наблюдал сквозь раскрытое окно, как солнце медленно опускается за горизонт. Зули на некоторое время потеряла ко мне интерес – она занималась распаковыванием своего багажа. Я же мечтал о том, как мог бы написать серию картин в духе моей концепции нового искусства, частично сформировавшейся под влиянием работ Лоуренса Вейнера[23].

После получаса фантазий я, наконец, обратил внимание, что Зули разгуливает по комнате как по подиуму.

– Мне она нравится, – заявила Зули, кружась в вышитой цветами юбке, – правда, ужасно симпатично?

Огромная спальня походила на широкую дорогу, одним концом, через окно уходящую к морю, а другим упирающуюся в зеркальную стену. Зули шагала по ней, размахивая юбкой, поворачивалась и шла обратно, озаренная светом еще не погасшего солнца и окруженная сгущавшимися сумерками.

– Bay! – воскликнул я.

– Это Мюррей Мартини. Тебе нравится?

Я кивнул.

– Мне она идет, – продолжала Зули, гордясь тем, что стала объектом моего художественного созерцания.

Она направилась к зеркалу с таким видом, словно собиралась позировать на фотосессии, и остановилась, глядя в несуществующие объективы камер. Затем еще раз покружилась, пробежала наискосок через комнату к двери и исчезла.

Через пару минут она вышла в новом платье, облегающем фигуру плотно, точно повязки тело мумии.

– Господи, это так сексуально! Не могу поверить! – восхищалась она, произнося слова с ярко выраженным английским акцентом, усилившимся то ли от волнения, то ли под воздействием наркотика. – Секси, секси, секси, восхитительно! – пропела она, проплывая по комнате.

Стуча каблуками, Зули выскочила на террасу, продолжая там отбивать фламенко. Я все ждал, когда же она устанет и придет назад, но девушка, похоже, позабыла о моем существовании.

Зули находилась в экстазе. Весь вечер она провела, примеряя наряды, которые привезла с собой, и, разглядывая себя в зеркалах, требовала, чтобы я вслух выражал восхищение ее безупречной фигурой.

Когда Зули чувствовала, что действие наркотика ослабевает, она кидалась в ванную, чтобы принять еще немного. У меня ее увлечение экстази не вызывало ничего, кроме скептической иронии. Сексуальное удовольствие, усиленное с помощью таких средств, меня не соблазняло. Да и мне не столько нужен секс, сколько обычный здоровый сон в одиночестве. И я мечтал, чтобы она, наконец, пресытилась своим приступом нарциссизма и оставила меня в покое.

В какой-то момент я сам не заметил, как уснул. Когда пробудился, Зули лежала со мной на постели в роскошном платье и туфлях на шпильках.

Я не стремился стать более заметной фигурой на шумных вечеринках. Хватало того, что Зули всегда была на них в центре внимания, персоной номер один. Порой даже создавалось впечатление, что она единственная женщина на этих торжественных приемах, прочие как– то меркли в ее присутствии. Вечеринка начиналась с ее появлением и заканчивалась, когда она ее покидала.

Иногда я проводил с ней по несколько часов в ванной комнате. Мы оба были заняты: Зули накачивалась наркотиками, а я брился. Она сидела на унитазе, не стесняясь моего присутствия. Зули вообще мало что могло смутить.

– Тебе нужна зубная паста? – спросил я у нее однажды, заметив, что она копается в моих вещах.

– Нет, – проворчала Зули, спросонья она всегда была раздражительной и агрессивной.

– Может, тебе принести мою бритву?

– Пошла она к черту! – Зули, не обращая на меня внимания, продолжала что-то искать.

– Прости, но можно узнать, зачем ты роешься в моей сумке?

– Кокаин! Где мой кокаин, мать твою! – злилась она все сильнее. Наконец нашла его и вздохнула с облегчением: – Слава Богу! Он тут!

Я стоял как громом пораженный. Оказывается, я не только ее носильщик, но еще и личный наркокурьер. Я возил в сумке ее долбаные наркотики через таможню!

– Ты соображаешь, что делаешь? – не выдержал я.

– О, прости! – небрежно ответила она. – Хочешь подзарядиться?

– Как ты посмела сунуть мне в сумку наркотик?!

– Ну, пожалуйста, не злись, – захныкала Зули. – Посмотри на себя, у тебя такой невинный вид! Ни один охранник не станет тебя досматривать! Ты же выглядишь как пай-мальчик! А я супермодель! Им лишь бы лапать меня при проверках. Что мне еще было делать?

– Как я могу выглядеть невинно, если еду с тобой? – возразил я.

– Ну, хватит! Когда ты со мной, тебя никто не замечает!

– Таможенники замечают всех!

– Ну и что? Ничего ведь не случилось!

Она выровняла тонкую длинную дорожку порошка на журнальном столике своей платиновой кредиткой.

– Это для тебя так сложно было? Знаешь, сколько мужиков готовы умереть за то, чтобы оказаться на твоем месте?

Я чувствовал, как закипаю от гнева. По-моему, в ту минуту я готов был выплеснуть все свое недовольство, накопившееся за последние дни.

– А многие ли хотят сесть в тюрьму из-за тебя?

– Успокойся! – гордо возразила Зули, наклонившись к столу и принюхиваясь.

– Ну, так вот – я не хочу в тюрьму!

– Трус!

Она выложила еще одну дорожку и вдохнула сначала первую, потом вторую, не придавая значения тому, что я наблюдаю за ней.

– Ты такой милашка, Чарли, Если бы я только знала…

– Я не собираюсь идти за решетку из-за того, что у меня в сумке наркота!

– Зануда! – Она надула губы. – Здесь не сажают в тюрьму. Единственное наказание – высылка из страны. А ты просто псих!

Она никак не могла взять в толк, из-за чего я так долго продолжал злиться и даже не хотел разговаривать с ней, пока мы шли на пляж. Но, придя туда, я почувствовал: со мной что-то не так. Я забыл побрить вторую половину лица. Может, я, конечно, и выглядел странновато, но остальные отдыхающие выглядели еще страннее – они были голые. Но теплое море, голубые волны, набегающие на песок с приятным, убаюкивающим шелестом, ласковое солнце сделали свое дело – я расслабился и заснул под зонтиком.

Я пробудился около двух часов дня. Прогудел сигнальный рожок. Но Зули рядом не оказалось. Я осмотрелся вокруг, но ее не увидел. Сигнал повторился, потом еще и еще. Я заметил, что не очень далеко от берега на волнах качается моторная яхта. Яхта была выкрашена в черный цвет, и на этом фоне красовалась алая надпись «Инферно». Несложно догадаться, что ее владелец – Данте. Зули стояла на палубе голая с бокалом в руке. То, что я устроил ей скандал из-за наркотика, она мне не простила. Это была месть. Прыгнуть в море и доплыть до них нетрудно, но тут я заметил Казанову, одетого в плавки, которые едва можно было назвать узкой полоской ткани. В ту же минуту я задумался о том, как буду объясняться по поводу происходящего с Роттвейлер.

Я позвонил Ротти.

– Зули на вражеском корабле? – спросила она.

– Она была на «Инферно», а я на берегу в ста метрах от нее.

– Он тоже там был?

– Конечно. Тоже голый, почти. Они пили шампанское.

– Тебя пригласили?

– Нет. Зули помахала мне рукой, но я не захотел к ним присоединиться. Мы сильно поссорились утром из– за того, что я обнаружил ее дурь в моей…

– Не говори больше ничего, – велела Роттвейлер, – я тебе перезвоню.

Она повесила трубку, и я вернулся домой. Пересмотрел свои вещи: вдруг Зули подсунула мне еще что-нибудь – наркотики, оружие или другие запрещенные предметы. Я рылся около получаса, но не нашел ничего. Чувствуя до сих пор ужасную разбитость и утомление, я лег и заснул. Проснулся под вечер, когда с моря в окно уже дул приятный прохладный ветерок.

Я прошел на террасу, любуясь красотой пейзажа Карибов, раскинувшихся внизу. Среди синей глади моря качалась «Инферно». Я даже разглядел знакомую голую фигуру с полоской на бедрах, а рядом другую.