– Эти туфли созданы специально для долгих прогулок, – пропела она однажды, уходя после шоу с парой очень дорогой обуви.

Однако с провозом через таможню возникла большая проблема. Роттвейлер предупредила ее о том, что могут быть неприятности, но девушка не стала слушать. Так и произошло – на контроле ее остановили. Но когда попытались забрать туфли, Сьюзан яростно крикнула:

– Если вы прикоснетесь хоть к одной вещи от Гарри Уинстона, я сама вызову полицию!

Кроме обуви, дизайнеры преподносили ей в подарок эксклюзивные платья, уповая на то, что их щедрость заставит красавицу и в следующий раз приехать на их показ.

Но говоря о самих шоу, я могу смело утверждать, что после просмотра нескольких из них вы, как посторонний зритель, перестаете замечать, чем один показ отличается от другого, и видите только безумную суету и суматоху – мелькание нарядов и смену освещения. А уж у того, кто стоит за кулисами, как я, и вовсе не остается иллюзий. Я не раз впоследствии сталкивался с проявлением зависти ко мне со стороны многих мужчин из-за того, что я имел возможность видеть в силу специфики своей работы многих моделей обнаженными, и абсолютно никто из парней не верил, когда я пытался объяснить, что не замечаю ни наготы, ни даже самих моделей. За все время дежурств я только один раз обратил внимание на татуировку на теле Карлы Бруни, да и то смотрел на нее не более минуты. Подготовка к показам и истерия, их сопровождающая, отбивала у меня всякий интерес к участницам шоу.

Меня настолько угнетала напряженная атмосфера этих мероприятий, что в памяти остались только напутствия дизайнеров моделям. Вот кто тайные властители действа. Это они дергали «марионеток» за веревочки, и часто они стояли в темноте в углу сцены, показывая моделям, что делать, куда идти, как повернуться и как встать. Они велели моделям: «Не улыбайся, будь серьезной», – или наоборот: «Улыбнись».

Иногда эту функцию выполнял шоу-продюсер или хореограф, который отвечал за координацию движений моделей на подиуме и являлся фактическим драматургом и руководителем показа.

С одним из таких шоу-хореографов, Ортоном Мистлето, мне довелось познакомиться. Никто даже не помнил, когда и как он пришел в модельный бизнес, казалось, он был там всегда. Говорили, будто он ровесник Шанель и Живанши или, возможно, даже Лестата. Ор– тон провел столько лет на сцене, что привык неотрывно следить за представлением от начала до финального аккорда. У него были тонкие, выщипанные в форме «галочки» брови, блаженно-счастливое выражение лица, контрастирующее с агрессивно-истерическими манерами. Он производил впечатление слабоумного чревовещателя. Его почти бесстрастный голос, казалось, шел откуда-то издалека, из самых глубин, и никак не вязался с его гримасами.

Я нередко встречал Мистлето на съемках клипов и рекламных роликов, где он руководил процессом сценической постановки. В отличие от дизайнеров или других постановщиков, изматывающих девушек бессмысленными попытками воплотить в реальности их туманные фантазии или заставить правильно двигаться, Мистлето никогда не бросал бесполезные фразы типа «медленнее, медленнее» или «высоко и гордо», он изъяснялся намного конкретнее и экспрессивнее, почти гипнотизируя моделей своими образными конструкциями: «Внутреннее озарение», «Двигайся как расплавленный мрамор», «Легче воздуха, ты – гелий, солнечный свет!»… Некоторые так и не могли понять, чего он от них хочет, но от большинства Ортон все же умел добиться нужного эффекта.

У меня была возможность наблюдать за работой Мистлето в конце парижской недели моды. День выдался тяжелый. Я только-только решил передохнуть и посидеть в зале, когда ко мне подошла ассистентка и тут же потащила за кулисы.

– Проблемы с Зули.

– С ней всегда проблемы, – ответил я улыбаясь, но девушка была настолько взволнована, что не оценила шутку. – Она что, опоздала?

– Нет, хуже.

– У нее приступ ярости? – снова предположил я.

– Еще хуже.

– Что может быть хуже, чем ярость Зули?

– Она одевается, но она не была заказана.

– Но я думал, она и Сулейман – близкие друзья…

Девушка посмотрела на меня с удивлением:

– Они были друзьями раньше!

Я разглядел Зули в забитой шумящим народом комнате. У нее в руках было два платья, а третье она пыталась вырвать из рук модели, которую звали Инее. Я решил сначала поговорить с Сулейманом. Так случилось, что совсем недавно я обедал с ним и с Ротти в Нью-Йорке, и он мне понравился. Сулейман не только дизайнер, но и коллекционер, а я неплохо ориентируюсь в работах тех художников, которыми он интересовался. Я дал ему пару советов, и он решил, что я гений. У этого афроамериканца неопределенного возраста было отменное чувство юмора. Он очень хорошо умел поддерживать легкую беседу, но, кажется, не рассчитывал увидеть Зули среди будущих участниц своего шоу.

– Я не заказывал ее, она не должна появляться на показе. Вообще. Может быть, в агентстве кто-то ошибся? Как такое могло случиться?

Пока Сулейман прикуривал одну сигарету от другой, я успел позвонить в наш парижский офис. Но мне подтвердили, что Зули не была заказана.

– Но что мне делать? Она приехала сюда с намерением участвовать в шоу и не собирается уходить!

Девушки, собравшиеся вокруг и слышавшие наш разговор, находили ситуацию очень забавной.

– Вы хотите, чтобы я ее силой увел? – спросил я Сулеймана.

Он посмотрел на меня в замешательстве и чуть не опустился мимо кресла. К счастью, ассистентка успела пододвинуть ему стул вовремя.

– О Господи! Это как-то неприлично! Разрешите ей выйти. Я просто не знаю, что еще предложить.

Сулейман, конечно, джентльмен до мозга костей, и я понимал, он не мог поступить иначе, но то, что он сдался перед наглостью Зули, меня взбесило, особенно когда я вспомнил, как она третировала меня своими капризами. Я прошел через всю комнату. Зули услышала и, обернувшись, увидела меня и просияла.

– Чарли! Дорогой!

– Я пришел посмотреть шоу Сулеймана. Тебя в нем быть не должно!

– Не говори чепуху, – возразила она, – я всегда выступаю на его показах.

– Думаю, ты ведешь себя ужасно.

– О, перестань! Он мой лучший друг. Кто сказал, будто я что-то не то делаю?

– Вы с ним в ссоре.

– Кто тебе сказал?

Мне оставалось только соврать на ходу:

– Кара, Сьюзан…

И моя выдумка сработала. Я попал в точку.

– Почему он не заказал тебя, ты не задумывалась?

– Это просто ошибка! Он любит меня. Мы с ним самые лучшие друзья. Я участвую в каждом его показе. Я зову его папулей!

– У тебя слишком скверный характер, чтобы вообще иметь друзей, – заметил я и пошел прочь.

Шоу получилось очень экстравагантным. Удлиненные силуэты, яркие цвета, экзотические ткани, необычные аксессуары. Коллекция была действительно оригинальной на фоне вечно повторяющихся модных мотивов остальных дизайнеров. Завершился показ выходом Зули в белом свадебном платье с фатой, напоминающей монашескую накидку. Зал разразился овациями. После того как Зули ушла со сцены, Сулейман тоже принялся аплодировать. Выглядел он растерянным, но счастливым. Но Зули внезапно опять выбежала на сцену с огромным букетом белых роз и, подойдя к Сулейману, вложила цветы ему в руки и поцеловала его. Он был на полголовы ниже, и хотя было темно, я почему-то почувствовал себя неловко, глядя на них.

Часом позже я пришел за кулисы; оставалось пятнадцать минут до начала показа другого дизайнера, коллекция которого была сделана в китайском стиле. Сьюзан стояла полуобнаженная, пока две женщины одевали ее, и просматривала договор, принесенный мною. Зули в десяти шагах от нас громко возмущалась тем, что ее шофер забывает обращаться к ней мисс Стюарт, а зовет по имени.

– Ненавижу, когда ниггеры пытаются со мной фамильярничать!

В этот момент кто-то подкрался ко мне сзади и обнял за плечи. И как только я повернулся, меня встретил поцелуй. Какая-то прекрасная незнакомка стояла передо мной и улыбалась. Дженни, блондинка-англичанка с ярким макияжем.

– Не скучал по мне, – рассмеялась она.

– Я бы тебя не узнал, если бы не твоя улыбка.

Дженни опять рассмеялась. Она умела это делать так, что ее смех, веселый, открытый и сексуальный, трудно было позабыть. Обычно умные люди отличаются от дураков именно манерой смеяться.

Облако сигаретного дыма ударило ей в лицо.

– Не видишь, мы заняты, – раздался голос Сьюзан.

– Очень приятно, я Дженни, – представилась девушка.

– Тут каждую вторую зовут Дженни, – отрезала Сьюзан довольно враждебно.

Дженни насмешливо взглянула на меня и, повернувшись, пошла прочь.

Я собирался спросить у Сьюзаи, чем вызвано ее столь негативное отношение к девушке, но ко мне подошел Мистлето. Лицо у него было настолько густо покрыто макияжем, что краска начала течь от пота.

– Идем со мной!

– Минутку!

– Немедленно, сейчас же!

– Что за срочность, Ортон?

– Китген! – прошептал он. – Она немного не в себе.

Сьюзан все еще разговаривала с кем-то о пользе молока, а сумасшедший хореограф уже тащил меня к выходу из комнаты.

– Она заперлась в туалете и не выходит!

– Почему?

– Не знаю. Кричала всем: «Пошли вон!» – а теперь вообще молчит. У нас еще такого не случалось. Никогда!

Он указал на дверь в конце зала, в которую барабанила топ-модель из другого агентства.

– Ступайте, займитесь делом, – велел я Мистлето, – я ее вытащу.

Я подошел к двери, но девушка продолжала стучать по ней как одержимая.