Гленн О'Брайен - Фактор внешности

Я сел в темноте, раскрыв глаза. Простыни повлажнели от пота. Часы показывали пять утра. Я был один. Птицы начинали щебетать за окном в преддверии восхода. Я отыскал в баре бутылку вина и выпил ее всю прямо из горла. Поменял простыни, но ложиться спать не имело смысла. Надев майку и шорты, я вышел, чтобы пробежаться. Улицы были совершенно безлюдны и окутаны тишиной. Только несколько торговцев раскладывали свой товар на прилавки. Солнце едва-едва показалось над горизонтом.

«Сумерки цивилизации», – подумал я, любуясь огромными зданиями из стекла и бетона, словно загорающимися в утренних лучах небесного светила.

Странное ощущение вызывал вид города, словно лишенного горизонта, чья линия изрезана постройками в духе кубизма и трехмерной графики.

Добежав до Лексингтон-авеню, я притормозил перед домом, все еще остававшимся в тени. Здание было закрыто на реконструкцию, как я прочел на вывеске, вскоре там должен открыться автомобильный салон по продаже «кадиллаков». Меня удивила новость. Оказывается, спрос на эти дорогие автомобили так велик, что салоны теперь открываются повсюду. К счастью, я чувствовал, что стою на ногах, а не жму на педали, значит, Данте Казанова жив, я проснулся и ни в чем не повинен… Достаточно ли я жив и способен ли выжить в дальнейшем?

Я лежал на постели и смотрел телевизор, когда раздался телефонный звонок. На часах было половина второго ночи.

– Чарли, ты не спишь? – спросила Сьюзан как ни в чем не бывало, будто наступило время для коктейлей.

– Нет, смотрю телевизор.

– Ты что-нибудь слышал о Гарри и Клариссе?

– Нет, а что с ними?

– Ну, как же! У них разрыв. Он выставил ее вон!

– Почему?

– Потому что нашел новую игрушку для постели.

– И что?

Сьюзан помолчала и, судя по звуку, выдохнула дым сигареты.

– А знаешь, из-за чего он ее выгнал? Она пыталась заставить его заниматься любовью, когда у нее была овуляция. Она хотела забеременеть. Кошмар, да? Захотеть ребенка от такого монстра!..

– Откуда он узнал, что у нее овуляция?

– Оттуда, что нашел градусник у нее под подушкой. Это все знают, милый.

– Я не знаю.

– Ну, ты, вероятно, единственный в своем роде.

– Ты тоже держишь градусник под подушкой?

– Я? Нет. Я интересуюсь карьерой, а не детьми. На это у меня еще останется время.

– Думаю, Кларисса просто хочет найти себе мужа.

– Ты что-нибудь слышал об Олимпии Веблен?

– Нет, а с ней что?

– Летает теперь на Фаркуар. Это слишком!

– Почему?

– Потому что она была жалкой садовницей. Можешь себе представить?

– Она была садовницей? – Да.

– Так это Веблен ее окрутил?

– Ни черта! Ему просто нужна была домработница.

– И?..

– И ей повезло! Ты уверен, что не спишь?

– Вполне. А где ты находишься?

– В Бразилии. Снимаюсь у Петера Линдберга.

– О да, я слышу потрескивание камер.

– Не ври, я здесь одна.

– Правда?

– Ну, может быть, и не совсем одна…

– И как, весело?

– Хорошая музыка, интересная архитектура, но вообще я скучаю. А ты один?

– Как всегда.

– А я тут о тебе рассказывала. Я не знал, что сказать ей в ответ.

– Ты скучаешь по мне?

Мне не хватило сообразительности придумать приятную ложь.

– Ты слишком много пьешь шампанского.

– Нет, Чарли, просто мне одиноко ночью, как иногда бывает одиноко каждой женщине.

Она отключила телефон. Я пожалел о своей глупости. Продолжил смотреть фильм про какую-то красавицу агентессу, вынужденную работать и на англичан, и на нацистов. Похоже, я смотрел этот фильм уже в десятый раз и все равно находил в нем что-то увлекательное. Причина была в одной из героинь, которая очень сильно напоминала Мисс. У нее была такая же деловая хватка, острый ум и крайняя беспринципность на словах, но в реальной жизни она соблюдала кодекс чести. Мои мысли постепенно продвигались от образа к вопросу о гетеросексуальности Роттвейлер. Можно было не сомневаться в том, что ее ориентация вполне традиционная, но вряд ли она относится к людям, способным презирать или ненавидеть других за гомосексуальные наклонности. Она слишком разумна для этого и практична.

Я сам не заметил, как заснул. Мне приснилась Сьюзан, которая была двойным агентом: англичан и нацистов. Странный сон. Казанова в нем носил форму СС, а Роттвейлер руководила одним из отделов разведывательного управления.

Телефон зазвонил снова, когда только начало светать.

– Чарли, быстрее приезжай ко мне!

Невозможно не узнать истерический голос Зули.

– Что такое?

– Мне нужна помощь!

– Ты знаешь, который час?

– Я ударила Люп телефоном. По-моему, она мертва.

– Скоро буду.

Люп была помощницей Зули последние восемь месяцев. Так долго у Зули еще никто не задерживался – своего рода рекорд, но хорошо оплачиваемый. Однако и опасность, которой подвергался всякий, кто занимал эту вакансию, тоже была немалой – в гневе Зули пускала в ход от туфель и зонтов до тяжелых хрустальных ваз. И надо признать, в минуты недовольства и раздражения она была почти неуправляема.

– Это какое-то помутнение рассудка, – пробормотала Зули.

Пожалуй, она сказала правду единственный раз в жизни.

У меня были ключи от ее дома в Уэст-Внллидж. Вообще-то ключи у меня были не только от ее жилища, но и от дверей апартаментов около дюжины моделей на тот случай, если им немедленно потребуется моя помощь. Случаи могли быть самые непредвиденные – от мелкой ссоры до передозировки или попытки суицида.

Входя в дом Зули, я готовился к худшему. Но к счастью, обнаружил Люп живой – она сидела в гостиной и потирала голову, а Зули рыдала в спальне.

– Что произошло? – Я старался говорить успокоительно-отеческим тоном.

Зули бросилась в мои объятия и разрыдалась еще сильнее.

– Она отгладила мои джинсы! Эта идиотка утюжила мои джинсы! Они теперь совершенно испорчены! Мои любимые джинсы! Какой кретинке пришло бы в голову гладить джинсы?

– Пойдем, проведаем Люп, – вздохнул я, – с ней все в порядке, надеюсь.

– Нет! – завопила Зули. – Я больше не хочу ее видеть, пусть убирается!

Я осторожно помог Зули дойти до кресла и, прижав ладони к ее щекам, посмотрел ей в глаза. Она все еще сотрясалась от рыданий.

– Зули, – произнес я ей совсем тихо, – ты ведь не хочешь снова попасть в тюрьму?

Она потрясла головой.

Люп, очень симпатичная мексиканка двадцати двух лет, была прекрасной помощницей. Она одна могла выполнять работу секретарши, повара и прачки и трудилась усердно. Двадцать четыре часа в сутки она была на ногах, едва-едва успевая передохнуть и отоспаться. На месте Зули я причислил бы эту женщину к святым за терпение и скромность.

– Ты даже мне спасибо не говоришь за все, что я делаю! Сучка! – Таких слов от религиозной и тихой Люп я не ожидал. – Я не твоя рабыня, я свободный человек!

Зули вдруг перестала плакать, словно вдумываясь в значение слова «сучка», а затем снова тихонько захныкала, сжав мою руку.

– Я не знаю, не знаю, почему она стала это делать… горничная ушла, потому что ей надо было пойти… на какие-то похороны…

Люп, не глядя на Зули, обратилась ко мне:

– Умер муж сестры Бланки!

– Да! – вспомнила Зули.

Люп посмотрела на нее с негодованием:

– Ты его знаешь. Он устанавливал твою сантехнику и прочищал ее, просто так, даром! Даже денег не взял с тебя! – Она перевела взгляд на меня: – Бедный Жозеф, его убил грабитель.

Зули наморщила лоб от отчаяния.

– Он устанавливал мою сантехнику?

– Твою! Потому что ты никого больше не хотела пускать! А когда он ее чистил, то вытащил кучу тампонов! – Люп добавила еще несколько слов по-испански.

Я раньше не замечал, насколько привлекательна и симпатична Люп. Гнев оживил ее лицо и дал проявиться ее настоящему южному темпераменту.

– Я никогда не кидала тампоны в унитаз. Кто-то пользовался моим туалетом! Может, ты… ты, корова!

– Вы сядете в тюрьму, мисс Зули…

Я дотронулся до спины Зули и почувствовал, как напряглись ее мышцы. Она перестала рыдать. И тут же на ее лице появилась почти по-детски робкая улыбка. Конечно же, она не была искренней и скрывала свою ярость и агрессию.

– О, Люп, милая, ты же знаешь… я люблю тебя. Я не хотела обидеть…

– Но все же вы это сделали. Посмотрите на мое лицо. Я иду звонить в полицию. Скоро вы снова окажетесь на скамье подсудимых. Я докажу, что это вы меня били.

Я невольно улыбнулся, выслушав ее угрозы, но, видя, что она и, правда, очень взвинчена, перешел на серьезный тон.

– Простите, Люп, – заговорил я, отстранившись от Зули, – я не хотел вас задеть. Разрешите взглянуть на ваши ушибы…

Зули рухнула в кресло и уставилась на нас. Я осмотрел голову девушки. На ней была большая шишка, точно такая же, как у Тайсона после драки. У Майка Тайсона.

Люп подняла телефон с пола и принялась набирать номер полиции. Но то ли от удара об пол, то ли по какой– то иной причине аппарат не работал.

– Я найду другой! Вы пойдете в тюрьму! Мисс Неблагодарность!

Я снова едва не рассмеялся. Зули словно окаменела в кресле. Я прошел следом за Люп в коридор.

– Люп, вам лучше немного успокоиться и сходить к врачу. У вас может быть сотрясение мозга, это опасно.