– Да просто у вас пианино было! Что же, добру пропадать? Ну, и она тебе установку дала. Поддержала веру в себя, в свой слух…

– А голос? – вскричала Зоя и даже вскочила. – Да я знаешь, как ревела, когда меня с хором на выступления не брали?

– Бедная моя девочка… Ну, сядь, сядь, успокойся. Хочешь, споём с тобой вместе «Во поле берёзка стояла»? Или что вы там на своём хоре пели?

– Не мы, а они! Меня на концерты не брали… А я, между прочим, все партии наизусть знала, все эти пионерские песни! И первые голоса, и вторые. И до сих пор помню! Вот слушай: «Друзья, вам открыты сердца и границы в стране небывалых побед…» Небось не знаешь? А ещё: «Небо голубое, луг шумит травою…»

Но Ируся скомандовала:

– Так, стоп! Антракт! Больше не отвлекаемся. В кои веки серьёзным делом занялись! Ты наследство думаешь получать или нет, артистка? Продолжаем искать ценности. Работаем с полученной информацией, – она деловито застрочила по бумаге. – Задача номер один – найти источник завещанной записи. Дано: цитата из какой-то якобы хрестоматии. Найти: откуда цитата и есть ли там ещё что-нибудь про дворянское семейство Кальяновых. Решение: я ищу в интернете, а ты идёшь в библиотеку. В центральную, Пушкинку, в читзал. Закажешь по тематическому каталогу всё хоть немного близкое…

– Ой, а у меня там, по-моему, долг остался, – скривилась Зоя. – Уже лет пять как…

– Вот заодно и ликвидируешь! – не моргнув глазом распорядилась безжалостная Конькова и подвела длинную черту. – Ответ пока что неизвестен… Так, это у нас первое. Задача номер два – точные сведения! Дано: у нас в городе существует архив, а у вас – документы. Найти – фамильную историю и все связи… Ну что ты опять куксишься, объясни мне? У Дашки одноклассник интереса ради сходил – и оказалось, ему родня какой-то другой одноклассник! Так вот… Значит, какое решение?

– В архив этот мне тащиться, что ли?

– Молодец, Петунина! Садись, пять! – оценила Конькова.

– Слушай, ну а чего ради я вообще должна стараться? – заворчала Зоя. – Ну, ладно, выяснится, что я чья-нибудь семиюродная внучатая племянница. Допустим, какого-нибудь там князя Кальянова. Особы, приближённой к императору. И дальше что?

– Дальше? Ха! Как что! – Ируся всплеснула руками. – Да ты сама почувствуешь… Это же абсолютно другое ощущение – потомственная дворянка! Представь, как ты к себе будешь относиться! Дворянская кровь – это тебе не кот начихал! Опять же – чем чёрт не шутит, вдруг там серьёзное наследство? – продолжала искушать лукавая Конькова. – Сон-то свой помнишь?

– Помню, помню… Ладно уж, схожу в твой архив! Не хочу быть простою крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой… Но учти: если это самое наследство меньше миллиона…

– Пропьём, и все дела! – с готовностью подхватила Ируся.

При любых обстоятельствах собственной жизни она готова была устраивать Зоину судьбу.

Что ж, хотя бы что-то в этом доме оставалось для Зои прежним.

Глава 20

Телефон трезвонил раза в три истошнее, чем обычно. По крайней мере, так послышалось Зое из-за двери.

– Да! – крикнула она, кое-как повернув ключ, добежав до кухни и схватив трубку.

Это оказалась Люси. Оказалось, она собирается сходить к Насте и отнести рецепт от рассеянного склероза. Естественно, вместе с Зоей.

– А зачем обязательно идти? И вдвоём? – заупрямилась Зоя. – Ты позвони ей по телефону и продиктуй… И что вообще за рецепт, где ты нашла?

– Ну там сбор трав, из «Лечебника», я все не помню… У нас в садике кто-то оставил, а я случайно наткнулась. Давай сходим, Зойк! Проведаем… Ты сегодня что делаешь?

– Сегодня – сплю. Ты на часы посмотри! И у меня вообще были сумасшедшие дни. Имею я право на мирный сон или нет?

– Ладно, давай тогда завтра…

Брать обязательство на завтра совершенно не хотелось.

– И ты серьёзно думаешь, сбор может помочь от такой болезни? И думаешь, она сама не пробовала разное? Одних таблеток у них, видела, сколько!

– А вдруг! Написали же люди… Короче, сходим завтра или послезавтра, ладно?

Зое очень захотелось сказать: «А нельзя ли подобраться к красавцу Олегу другим путём? И желательно без моего участия?» Но вместо этого она буркнула:

– Ладно… позвони как-нибудь на днях.

Однако мирный сон пришлось отложить.

Телефон затрещал точно в тот момент, когда она повернулась к нему спиной.

«Та-ак, сейчас всё-таки скажу! – пригрозила трубке Зоя. – Сама напросилась!»

– Ну чо, Зофька? – сказала трубка. – Питомник свой бросаешь или нет? Мы открываем джаз-кафе! – вместо «джаз» звучало «джаф». – Джаф! Кафе! Что молчишь, Зофь?

– Привет, Флух… то есть Га… Игорь…

– Да можно по-старому, – разрешили на том конце. – Мы ж с тобой кореша! Так что, придёшь к нам? Я на тебя рассчитывал!

– Гарик, ты опять перепутал. Я не играю джаз! Это Светка…

– Ничего я не перепутал! Светка импровизировала, я помню, и она сейчас в Швейцарии…

– В Швеции!

– Ну, в Швеции, не один чёрт? Зато ты играла партию в моей опере… Слушай, я не понял – ты вообще не тащишься от джаза, что ли?

– При чём тут тащишься, не тащишься? – она вдруг разъярилась. – Чтобы выступать, надо играть! А я давно уже только так… наигрываю. И то всё больше вальсы Шопена. А твой джаз я со времён училища только по телевизору слышала. И теперь, думаешь, выйду позориться на публике? Импровизировать не умею… О чём речь вообще? Мы профессионалы или где?

– Вот именно! Что ты, не подберёшь аккорды на четыре такта? – и Флух бодро затрещал на том конце: – Что такое джаз, ты в курсе? Аккорды, свинг и синкопы! – «финк и финкопы!», расслышала она. – Только и всего. Чего тут пугаться, я не понимаю?! Импровизация, к твоему сведению, вообще не обязательна – можно вариации. Ты ж транспонируешь свободно! Подбираешь на ходу! Или переживаешь, что задачи по гармонии забыла?

– Забыла, конечно! Шутишь – двадцать лет! Полжизни прошло. И гармонию, и вообще… Не пойму я, Флух, что у тебя за страсть – испытывать судьбу? Ладно – в семнадцать лет! С этой рок-оперой опозорились и забыли. Подумаешь! Вся жизнь впереди! Но сейчас-то, пойми, всё другое… – набравшись терпения, сколько могла, она втолковывала ему, как ребёнку: – Сейчас во всех консерваториях – джазовые отделения, молодых специально учат… Свинги и синкопы – обязательный предмет, зачёты… Даже у нас в «мусорке» – джазовое отделение! Синтезаторы, правда, добаховского периода… Но не в том дело! У нас просто времени нет, неужели ты не понимаешь? У нас с тобой! Если сейчас опозоримся – ещё и после смерти анекдоты рассказывать будут! И у тебя ведь ребята небось молодые? И мне с ними – начинать? В моём возрасте?

– Хо! А что – возраст? У тебя артрит, может? Паралич пятого пальца? Или, может, зрение – клавишей не видишь?.. Ну и всё, остальное никого не интересует! У женщин возраста вообще нет… А молодёжь, она сейчас как? Не успеет два такта с листа прочитать – сразу: сколько долларов вы можете мне предложить? А мы-то, помнишь, не так привыкли… Репетиции наши хоть помнишь?

– Это да…

Вздохнули они одновременно. Так сладко и больно повеяло вдруг юностью!

– Так что ты это брось! – опомнившись первым, Флух опять принялся за своё. – Слишком много рассуждаешь. Ты лучше приходи, посмотри сама, послушай… Познакомишься, репертуар обсудим. Есть интересные идеи! Ну не ломайся ты, Зофька! Я ж знаю, кому говорю… У тебя ж высшее образование, ё-моё!

– Высшее заочное…

– Ну заочное, так и что? Заочники, между прочим, в наше время были люди все взрослые, серьёзные! А самое главное – у тебя руки ПОНИМАЮЩИЕ! Я-то помню. Для ансамбля в самый раз! Тебя Бог в темечко чмокнул!

При словах «руки понимающие» и «в темечко чмокнул» что-то неуютно сжалось в области Зоиного желудка.

– Сказал бы ты это раньше… Лет на двадцать, – пробормотала она.

– А там, может, войдёшь во вкус, и импровиз пойдёт, – невозмутимо продолжал Флух.

А может, он и не был психом? Просто видел жизнь как-то по-другому. Не сквозь розовые очки, но как джазовую импровизацию. Пойдёшь вверх большими терциями – и будет у тебя в жизни сплошной мажор. А вниз малыми – ничего хорошего…

– Н-нет… не получится у меня, Гарик. Не обижайся! ТО уже не вернётся. Поздно. Отзвучали мои синкопы. Если б ещё хоть не джаз, а классика…

– А джаз чем тебе не классика? Короче, ты подумай пока, – разрешил Флух. – И мы потом решим. Позвоню на днях. Да, и на всякий случай запиши адрес: Филатова, четырнадцать… Короче, приходи!

Некоторое время Зоя сидела, разглядывая пиликающую трубку в руке.

Нет, это невозможно! Глупость, сумасшествие и натуральный бред!

И кроме всего прочего, не скажешь ведь ему – мне НЕ В ЧЕМ людям показаться! Не то что выступать!

Не говоря уж о вариациях! Импровизациях!

И вообще – ВЫСТУПАТЬ! Ну не безумная ли мысль на пятом десятке? После двадцати лет преподавания… Только Флуху и могло прийти такое в голову! И о чём ей с ним было вообще разговаривать? Что тут обсуждать?

Между тем в доме собиралась гроза. И приметы её приближения Зоя разглядела, наконец положив трубку – во второй раз с тех пор как пришла.

Пашкины кроссовки валялись не в прихожей, а в большой комнате, под диваном-лодкой.

Школьная папка обрела унизительное пристанище у самого входа, чуть ли не на половой тряпке.

Звукам музыки (впрочем, музыкой ли были эти дикие вопли в яростном сопровождении ударных?) было мало ушей хозяина, и они норовили вырваться из плена наушников и завоевать пространство всей квартиры.

Чайник, выкипевший на три четверти, пыхтел на всю кухню клубами пара. Но кто мог его услышать?

Да, это была уже сказка про журавля и цаплю. Это был вызов. Оскорбление. Брошенная перчатка.

«Не желаю больше так жить!» – вот как переводились эти знаки.

В ответ на которые следовало тигрицей броситься к сыну и учинить справедливое возмездие. Безусловно, мама так и сделала бы – ничего себе! посмела бы она, Зоя, хоть раз оставить включённый чайник! И Ируся бы своим не спустила. И все нормальные матери…