– И ты ответил на мой поцелуй, – напомнила я. – Это был ты, я вспомнила.

– Я… – ответил Коул, отвернувшись к окуну. Он спрятал ладони в карманах, все еще не смотря на меня. Я видела только как кадык взлетает то вверх, то опускается вниз.

– Что?

– Я продолжал играть свою роль. Понимаешь, Ник запаниковал, он решил…

– Играть свою роль?!

– Выслушай до конца. Он решил, что вдруг это все намного сложнее. У нас контракты, обязательства. И можно, конечно, не думать о них, но иногда бывает так, что ты летишь вниз слишком быстро, и никто уже не сможет помочь. Команда фильма решила…

– Играть… – повторила с горечью я его слова и закрыла руками лицо, стараясь не расплакаться. – И поэтому ты устроил этот концерт, выгнав меня?

– Нет. Отчасти. Я запутался, нужно было прекратить все это. Ты втерлась в доверие к моей матери, к сестре. Ты запутала нас всех.

– Ты сказал Лиззи, что тот поцелуй что-то значил.

– Что я еще ей должен был сказать? Правду? Что я нервно больной психопат, ожидающий подвоха от каждого человека?! Что из-за этого я подвергаюсь паническим атакам?

– Правду, Натан. Ты должен был сказать им правду. А ты заигрался…

– Я всего лишь хотел уберечь свою семью! – его взгляд горел. Он действительно был готов на все ради своих близких. Жаль я к ним не относилась.

Я стерла слезы со щек.

– Отлично. Все будет отлично. Просто скажи для чего тогда все это сейчас?

– Я не знаю, – безысходно ответил он.

– А кто знает? – психанула я, поднимая с пола сумку, которая упала во время разговора. – Или проверка еще не окончена?

– Хватит, Стася! – в отчаянье крикнул он. – Мне тоже тяжело. Я не железный…

Я на минуту остановилась и уставилась на него.

– Тебе тяжело? От чего же? Скажи. Давай скажи. Я не выгоняла тебя из дома. Не строчила смс. Не присылала к тебе Тома… Надеюсь Том – это не проверка? – бросила я.

– Нет. Том – это Том. Он сам по себе, – ответил раздраженно Коул.

– Слава Богу, – выдохнула я. – Потому что, знаешь, даже если он играет, он хотя бы знает, ради чего все это. Он хотя бы говорит мне, что чувствует и чего хочет.

– У вас все серьезно? – его голос надломился, но я не могла понять почему. Может быть он опять переживал, что я слишком близко к нему подбираюсь. Что теперь это его лучший друг?

– Что ты имеешь в виду? Сплю ли я с ним? – я перевела дыхание, собираясь сказать то, что вертелось на языке, но не успела.

– Черт! Стася! Я должен… – он подлетел ко мне в два шага, но я выставила руку, делая шаг назад.

– Нет. Не надо, – попросила я. – Спасибо за все. Спасибо за то, что они, наконец, слетели.

Коул непонимающе мотнул головой.

– Розовые очки, Джонатан, они слетели. Теперь я вижу, кто ты на самом деле. Теперь я вижу намного лучше. И я рада, что надежды, которые я лелеяла, наконец рухнули. Теперь я буду…

– Нет, ты ничего не поняла, я…– он подался вперед, собираясь продолжить, но тут же почему-то отступил.

Я ждала, что он скажет, ждала из последних сил того, что он мог бы мне сказать. Но услышала лишь:

– Я продажный актер, ты права. Я все упустил.

– Прощай, Натан, – наконец, выдавила я, прощаясь со всем, что меня держало здесь, рядом с ним, оставляя растоптанной у его ног свою любовь, мечту и надежду.

– До свидания, – ответил он, пытаясь не отпускать моего взгляда. Но я нарочно отвернулась, чтобы не видеть его больше, забыть все, что произошло в этой комнате.

Когда я закрыла дверь, выйдя в коридор, вздрогнула от звука, раздавшегося внутри покинутой комнаты. Там что-то грохнуло, а потом упало. И я наделась, что это была совесть Коула, которая у него еще, кажется, осталась.

За стенами кинотеатра меня ждал ливень, который оплакивал оставшиеся там чувства, я достала наушники, включила плеер и осталась наедине с The Weekend «Call out my name», ступая по лужам.


Глава 23. Ох уж это небо Лондона…

Хотя и сладостен азарт

По сразу двум идти дорогам,

Нельзя одной колодой карт

Играть и с дьяволом и с Богом.

И. Губерман.

Даже такой сильный ливень не смог разогнать поклонниц с аллеи перед кинотеатром. Возле каждой лавочки толпились кучки девчонок, надеющихся на то, что их кумир выйдет к ним хоть на минутку. Они с надеждой смотрели на главный вход и ждали, но там была только я. Дождь смывал слезы, а ветер развеивал разгоряченные мысли. Наверное, я парила на грани, но чувствовала облегчение от того, что теперь могла свободно строить отношения с Томом. Что-то там внутри разбилось или треснуло, оставляя после себя пустоту, а может быть просто свободное место для чего-то нового и хорошего.

Я пыталась заглушить мысли музыкой, но все равно думала о том, как он говорил, подозревал, защищал семью… Дождь хлестал меня по щекам, зонта не было, хотелось хоть как-то себя пожалеть, и оправдать его. Я пыталась убедить себя в том, что здесь не на что обижаться, но каждый раз прокручивая разговор, готова была сжиматься от боли, причиненной им.

Отчасти я понимала, что это, жить вот так, когда твой каждый шаг отслеживается, а поклонники все могут отдать за то, чтобы прикоснуться к звезде. Даже эти девочки возле кинотеатра совершенно не обращают внимания на дождь, а ведь всего лишь, что они могли получить в ответ – росчерк на открытке или смазанное фото в телефоне. Но и он, всегда настороже, отсутствие доверия к незнакомцам, отсутствие доверия вообще. Что это за жизнь?

Я хотела большего, хотела всего Коула и его сердце в придачу, но как он и сказал, падать больно, разочаровываться больно, возможно, даже больнее, чем любить безответно.

У меня был Том, который, конечно, будет зол, но я знала, как его успокоить, я уже знала, что поездка в Лондон будет решающей. И, кажется, я знала, что хочу остаться там, с ним. А что было у Джонатана? Вечные подозрения, мелкие интрижки, красивые пустышки и игра. Вечная и бесконечная игра, в которой теряешься сам.

Сейчас, растревоженная этими мыслями и переживаниями, злая и обиженная, я хотела только одного – выпить, немного расслабиться и заглушить боль. Мне требовалось свернуть направо в сторону магазинов, где, как обычно, придется предъявлять паспорт, чтобы купить спиртное.

Но не в этот раз. Видимо, что-то в моем взгляде заставило грозную продавщицу без разговоров продать мне бутылку вина, открыть ее и предложить купить конфеты или шоколад. Я, как истинно русский человек сказала, что привыкла без закуски, особенно любимое ежевичное. Она понимающе закивала головой и сдала сдачу. Вообще продавцы порой бывают поразительно понятливы, почти, как бармены.

Я шла вдоль проезжей части, где мимо пролетали автомобили, тормозя в грязных лужах и швыряя брызги во все стороны, но не обращала внимания на внешние раздражители, пила из горла сладкое вино и думала о себе и о нем.

Думала о том, что достойна была всего лишь игры на публику, наверное, прекрасной игры, если я смогла принять все всерьез. Но вот что меня никак не отпускало, заставляя плутать в рассуждениях по кругу, так это замеченная на его шее цепочка и кулон, который выскочил из-за ворота футболки, когда он размахивал руками.

Еще полгода назад, мне показалось, что я потеряла свой кулон по дороге в аэропорт. А сейчас видела, что он никуда не делся, он мило располагался на шее Джонатана и слегка оттенял его глаза, которые, как хамелеоны, меняли свой цвет.

Он всего лишь играл со мной, играл и носил кулон в виде арабского кошачьего глаза, приносящего удачу, который я забыла в доме Коулов, когда так стремительно убежала. Мне его подарила на двадцатый день рождения Надя, и я бы узнала его из ста тысяч таких же цепочек и кулонов по царапинке, которую поставила сама же. Я, конечно, не успела ее рассмотреть, но и не верила в простые совпадения. Неужели, он думал, что я не замечу? Или забыл, что он у него на шее?

Я глотнула вина, пытаясь не думать о том, куда вели меня мысли, все время крутившиеся вокруг одного и того же, потому что бесконечно оправдывать поступки, которые так ранят невозможно. Постоянно быть жертвой тоже невозможно, нужно уметь делать выбор, делать первый шаг и идти вперед с высокоподнятой головой, не забывая о гордости.

А пока я шла вдоль дороги с высокоподнятой бутылкой вина, которая, похоже, начинала заканчиваться, не так оттягивая руку. Дождик продолжал лить, неприятно щекоча мое лицо, а грязные лужи, по которым я шлепала в красивых туфельках, пачкали мои ноги. Вид у меня был, наверное, потрясающий, только потрясать мне сейчас было некого. Сделав еще глоток, я залезла на бордюр, проверяя степень своего опьянения, потому что вроде бы мысли и стали течь плавнее, но руки и тело все еще потрясывало. Я уже хотела попробовать сделать ласточку, когда услышала резкий сигнал мимо проезжающего автомобиля, который пытаясь тормозить, окатил меня из лужи.

Бутылка выпала из рук, разливая остатки сладкого забытья в водосток., а я пыталась стереть с лица грязные капли.

– Стася?! – позвал кто-то меня.

Я сошла с бордюра, присмотрелась и узнала в парне, идущем мне навстречу Глеба. Вот значит, кто довел мой внешний вид до идеала Золушки-замарашки.

– Ой, Глеб… Глебушка… – пробормотала я себе под нос, пока он уверенно подходил, не замечая дождя.

– Настя?

Вот заладил «Стася, Настя». Я это была, только в самом неприглядном виде. Не всем дано быть королевами двадцать четыре часа в сутки, чтобы рядом были короли, а не вот эти вот пажи, от которых пахнет таким резким парфюмом, что можно повеситься.