Поставив чашку на столик, я уткнулась в ладоши и расплакалась. Лиззи обняла меня, поглаживая по волосам, как маленькую девочку.

– Я ничего не скажу, обещаю. Просто… Как же с вами трудно. Постарайтесь держаться друг друга и доверять.

Я кивала головой, прижимаясь к ее плечу, расслабляясь в ее объятиях и отпуская все, что я так долго держала в себе.

А потом мы разговаривали с ней о более приятных вещах.

Оказывается, счастье в ее глазах утром было неподдельным, Брэндон, наконец, сделал ей предложение, и они собирались через две недели объявить о помолвке, поэтому она светилась, как огромный бриллиант на солнышке. Я радовалась за нее, а она переживала о том, не выглядело ли это странно, так рано выходить замуж, хотя ей всего двадцать семь, ведь кто-то в этом возрасте только решает попутешествовать, а она вот хочет съехаться с парнем и строить семью. Я могла только позавидовать таким проблемам. Выходить замуж в семнадцать – вот странно, а в двадцать семь кто-то становится уже родителями, хотела сказать я, но промолчала.

Мы смеялись над тем, что часто женщины создают себе проблемы, где их нет. И над тем, как часто наши проблемы кажутся нам неразрешимыми, но, когда сравниваешь их с чужими, понимаешь, что все это фигня.

И, как раз, в это время, когда ты ничего не ожидаешь, а просто наслаждаешься моментом, происходит обычно что-то самое неприятное и неожиданное. Звонил домофон, и сестра Джонатана пошла открывать дверь. Я же не знала, куда себя деть, понимая, кто там, наконец, объявился. Ждать спокойно не осталось сил, я то поджимала под себя ногу, то опускала ее и расправляла ткань на коленях, то складывала руки в замок, то складывала руки на груди, то просто старалась привести дыхание в норму. Боялась я одного, что Джонатан решит, что он не в праве рушить наши отношения с Томом. Или решит, что и, правда, все эти проблемы не для него. И тогда…

Я слышала голоса, и ждала в гостиной. Первым вошел Натан, сердце остановилось, потому что он выглядел подавленным, расстроенным и злым, о чем говорила сжатая в кулак правая рука и напряженные скулы. На секунду наши глаза встретились, и он улыбнулся, но улыбка тут же угасла, уступая место усталости. Он не присел со мной рядом, плюхнулся в кресло и, расставив ноги и сложив руки в замок, уставился в пол.

Вошедший за ним Том вел себя более энергично и весело, он был в своем репертуаре. Перекинулся парой слов с Лиззи, чем-то пытался ее рассмешить и попросил сварить кофе.

Я занервничала, понимая, что там произошло что-то серьезное, что может изменить все между нами.

– Поговорили? – встревоженно поинтересовалась я, пока Том и Лиззи решали какой он будет пить кофе, а Джонатан молча сверлил взглядом ковер.

Он поднял голову, услышав вопрос, кивнул и стащил с головы шапку.

– И что? – запинаясь выговорила я.

Мне хотелось кричать на всех, вытрясти из них правду, хотелось знать, что происходит, но все вели себя так спокойно и так отстраненно, что я готова была просто взорваться от напряжения, как перегоревшая лампочка.

– Да ничего, – ехидно заметил Том, вальяжно усаживаясь на диван рядом со мной. Я отодвинулась ближе к подлокотнику, на что он криво усмехнулся.

Мой взгляд метнулся к Коулу, а потом я нерешительно взглянула на Страуда, который все еще расплывался в ехидной улыбочке.

– Мы хотели… То есть Натан хотел сначала прояснить один момент, – наконец, сказал он, пристально смотря мне в глаза.

– Какой момент? – я повернулась к Джонатану. Он откинулся на спинку кресла, но ничего не говорил, предоставляя право излагать свою версию Страуду.

– Спроси ее, – бросил снисходительно Том.

– О чем? – встревожилась я, хотя и так сидела, как на иголках.

Где-то на кухне что-то брякнуло, я вздрогнула, но продолжала смотреть на Джонатана, который словно решал, что сказать или не говорить сегодня совсем. Он сжал подлокотник кресла, на лице заходили желваки, его глаза встретились с моими, и у меня по спине пробежал холодок.

– Что случилось после благотворительного вечера? – гулко спросил он.

Я сглотнула подступающий ком в горле и метнула взгляд на Тома, который счищал невидимую грязь с колена, делая вид, что он здесь не при чем. У меня вдруг опять пересохло в горле, а слезы подступили так близко, что я не знала, смогу ли с ними справиться. Повернувшись к Коулу, я попыталась улыбнуться, но не смогла.

– Я все тебе рассказывала… – осторожно проговорила я. – Ты все знаешь.

– Оказалось, не все, – холодно возразил Джонатан и сложил руки на груди. От серьезности и внутренних переживаний у него на лбу проступила жилка, которая пульсировала в такт сердцебиению, часто и нервно.

– Я…

– Хватит ломаться, Настя. Расскажи о том, что мы занимались сексом той ночью, – грубо бросил Том.

Было заметно, как Коул вжался в кресло, а руки крепче сжали предплечья.

– Секс? – повторила я.

Мне захотелось провалиться сквозь землю от этого абсурдного заявления. Я смотрела на Тома, как в тумане.

– Но, ведь, ты же сказал, что ничего не было? – слова давались с трудом.

Том улыбался, получая удовольствие от того, что теперь он растаптывал то, что мы пытались создать с Джонатаном. Он наслаждался своей местью, словно десертом с вишенкой.

– А что я должен был сказать?

– Я… Нат?..

– Просто расскажи, что произошло, – так же сухо повторил Коул.

– Я выпила много шампанского, потому что чувствовала себя не в своей тарелке на этом приеме. Потом в последнем бокале, наверное, было снотворное? – я обратилась к Тому. Он пожал плечами. – Как? Ты же… Это ты мне его принес.

Я развернулась к Тому и взглянула на Лиззи, которая ставила поднос с кофе на столик. Она покачала головой, предупреждая меня взглядом. Но я лишь хотела сказать, что ни в чем не виновата.

– И потом… Потом этот поцелуй, который напечатали в журналах. И потом я уснула в такси… Это все, что я помню.

По щеке вдруг скатилась слеза, но я вытерла ее и другую тоже, поднимая глаза к потолку, чтобы остановить поток моей слабости. Голос дрожал, я подтянула к себе колени, ища опоры и продолжила:

– Я уснула в такси, и мне снился Джонатан, – он поежился и сложил руки в замок. – Мне снилось, что ты меня несешь на руках и мы… Я думала… Это просто сон. Ведь это сон?

Я посмотрела на Тома, но он только усмехнулся.

– Натан?

Он поднял на меня глаза, но тут же опустил взгляд, разглядывая руки.

– Прости… Я ничего не помню… Я думала это просто сон… там был ты… и…

– Ладно, – Том хлопнул себя по коленям. – Цирк окончен. Конферансье покидает вас.

Он встал и направился к двери, но потом остановился, повернулся и с победной улыбкой, наконец, произнес:

– Желаю счастья, голубки.

И довольный, он вышел из комнаты, открывая дверь квартиры, она хлопнула и наступила тишина. Я, кажется, даже перестала дышать, потому что то, что сделал Том, меня просто убило. Он не то что засунул свой грязный кроссовок, он просто там растер все им.

– Я, пожалуй, пойду в спальню. Мне там кое-что надо сделать, – быстро заговорила Лиз. – А вы тут…

И она молниеносно скрылась, прикрыв за собой дверь.

Мы остались в гостиной одни. Джонатан рассматривал что-то на полу так же, как предыдущие минут пятнадцать, а я рассматривала Джонатана, пытаясь понять, почему все это происходит с нами. Почему, мы еще не успев побыть счастливыми, пытаемся разгребать какую-то грязь вокруг?

Внезапно его глаза нашли мои, и я испугалась того, что там увидела – жалость, разочарование, укор. Я заморгала и отвернулась, пытаясь собраться и не броситься к ногам Коула, умолять его простить и не смотреть так.

«Все кончено», – думала я. – «Разве можно такое простить?»

Я же сама уговорила его и решила пожить и поговорить с Томом, что он мог еще сказать Джонатану, что я не собиралась никого из них терять? Что собиралась сидеть на двух стульях?

– Я, пожалуй, тоже пойду, – вдруг встав, сказал Натан. – Мне надо подумать и подышать.

– Да, конечно… – пробормотала я, глупо моргая, и пытаясь сообразить, что происходит.

Кажется, я тоже встала, надела пальто, сапоги, схватила шарф и выбежала за ним следом, но такси, в которое он сел, лишь махнуло мне черным боком и скрылось за поворотом. Сумерки медленно затягивали город в свои сети, ветер, как всегда, пронизывал до костей, а я стояла и смотрела вслед машине, в которой уезжал тот, о ком я мечтала так долго.

Вспомнив Злыдню Петровну, я почувствовала себя той самой женщиной, обманывающей двух мужчин сразу. Я почувствовала себя дрянью. Как же так? Я всегда старалась быть хорошей девочкой, не лазать по деревьям, слушаться маму, учиться на «хорошо» и что? В итоге это все не помогло? В итоге я все равно плохая? Плохая, никому не нужная, запутавшаяся в своей жизни и желаниях девчонка?

Я стояла на улице возле дома Лиз и в ужасе представляла себе то, что буду делать дальше, если он не вернется. Что я буду делать? А, если он вернется, как смотреть в его глаза?

Оказавшись в квартире на Кенсингтон, я закрыла уши от тишины, которая пыталась меня раздавить. Возле двери валялась сумка Джонатана, но его самого не было нигде. Звонить я не решилась, даже боялась, а вдруг сразу сейчас же услышу, что все кончено?

И все же пришлось рассмотреть все варианты и подумать о том, как буду жить дальше здесь одна. О том, смогу ли я хоть как-то объясниться или загладить вину или… Но я понимала, что сама себя тогда стану ненавидеть, саму себя буду грызть за то, что не подхожу такому человеку.

А я должна была быть достойной, поэтому мои мысли не раз возвращались к предложению Райли. Нет, не деньги меня привлекали, а то, что я могла спасти репутацию Джонатана, чтобы хоть так оставить положительные воспоминания о наших отношениях у парня.