— Не надо меня сегодня ждать! — вполголоса сказал Белецкий, наклонившись к Леле со сцены и глядя на нее извиняющимися глазами. — У нас сейчас разбор полетов будет, могу сильно задержаться…

Но Леля только протестующе замотала головой, давая понять, что все равно дождется — очевидно, это уже была их сложившаяся маленькая традиция.

Все это время Жека стояла не шелохнувшись и, продолжая поддерживать Лелю под локоток, тупо пялилась на артиста. Боже, как же он был прекрасен… Наконец, заметив этот восторженный взгляд, Белецкий скользнул вопросительным взором по ее букету и лукаво улыбнулся. Опомнившись, Жека сообразила, что так и не вручила ему цветы от себя лично, и тут же неловко ткнула их в сторону сцены. От смущения она не видела его лица в тот момент, только почувствовала, что он взял букет, а затем услышала негромкое "спасибо".


Все это заняло не более тридцати секунд. А затем, еще раз одарив Лелю (и Жеку с ней за компанию) благодарной улыбкой, Белецкий двинулся к дальнему краю сцены, где томились в ожидании другие зрители со своими букетами.

На Жеку напал какой-то ступор. Пока они с Лелей шли к гардеробу, получали верхнюю одежду, выходили на улицу через главный вход и, обойдя театр слева, ныряли под арку — к служебному, она не проронила ни слова.

Возле служебки их уже поджидала Лелина мама.

— Ну, как все прошло? — кинулась она к девушкам. — Как вам спектакль?

Но даже Леля с ее не совсем внятной речью сейчас была куда более многословным и интересным собеседником, чем Жека — та же просто молчала, продолжая глупо улыбаться.

Затем они ждали Белецкого. Ждали долго, около часа, стараясь не обращать внимания на мороз. То, что артист задерживался, было им даже на руку — толпа поклонниц возле служебки сначала заметно поредела, а потом и вовсе рассеялась. Очевидно, девушки решили, что Белецкий вместе с другими артистами уже давным-давно под шумок покинул театр и уехал домой…

Жека готова была ждать хоть до самого утра. Ей было совершенно плевать на то, что ноги, щеки и уши у нее натурально заледенели. Она намерена была дождаться, чего бы ей это ни стоило. Впрочем, и сама Леля, и ее понимающая союзница-мама тоже не собирались уходить. Видимо, терпеливое ожидание артиста после спектакля было их привычной практикой…

— Ох, — наконец, разглядев за застекленной дверью знакомую высокую фигуру, радостно воскликнула Ангелина Эдуардовна, — а вон и Саша идет!

В то же мгновение дверь служебки распахнулась, и оттуда вышел Александр Белецкий собственной персоной.

Чувствуя, как враз затряслись все ее поджилки, Жека, тем не менее, сделала шаг навстречу артисту и решительно вскинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Их взгляды схлестнулись — ее светло-голубые глаза и его синие, и она невольно зажмурилась, точно обожглась.

Теперь она знала, что это не сказки — можно действительно обжечься о чужой взгляд и сойти с ума.

В один момент.

Часть 7

Нью-Дели


Немного успокоившись и прекратив реветь, Анюта приподнялась на огромной кровати, походившей на ложе какого-нибудь знатного махараджи, и, наконец-то, впервые внимательно огляделась по сторонам.

Да… королевские покои, иначе и не скажешь, подумала она, определенно шокированная роскошью убранства. Один ее номер выглядел, как целый индийский дворец. Впрочем, чего удивляться? Отель, в который привез ее пройдоха-таксист, стоил раз в двадцать дороже того, что она забронировала изначально… Нет, ну как же ловко и легко ее развели! Анюта с досадой поцокала языком, вспоминая все подробности своего позора.

Начитавшись туристических форумов и сайтов об Индии, она чувствовала себя вполне подкованной, полагая, что переход от теории к практике дастся ей без особого труда. "Ага, щаз!" — как говорила ее десятилетняя дочь Юлька.

А ведь начиналось все так хорошо, так радужно… Вернее — стоп. Началось все с грандиозной Анютиной истерики, не на шутку напугавшей ее мужа Сергея.


Примерно за месяц до поездки в Индию (о которой Анюта тогда даже не задумывалась) стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Наступило полное эмоциональное и физическое выгорание. Ничего больше не радовало и не доставляло удовольствия Анюте. Даже общение на форуме с поклонницами Шакира и просмотр его фильмов не могли надолго вытянуть ее из пучины глубокой депрессии. Она машинально выполняла все свои домашние, материнские и супружеские обязанности, но больше не проявляла в этом ни капли заинтересованности. К чему ежедневно до блеска драить квартиру, если к вечеру повсюду будет неизменный адский срач, устроенный детьми?.. К чему наряжаться дома, если через пару часов весь наряд будет заляпан пятнами от молока, шоколада, каши, детских слюней или чего-нибудь похуже?.. К чему стараться готовить что-нибудь вкусненькое и оригинальное, если неспешно поесть — с чувством, с толком, с расстановкой — все равно не удастся?.. Только устроишься с тарелкой, как тут же начинается: мама то, мама се, мама дай откусить, мама и мне тоже дай попробовать… Даже кофе нельзя выпить спокойно, не прерываясь на то, чтобы ответить на сотню детских вопросов. Да что там кофе — в туалете посидеть невозможно, в этой "комнате для медитаций", ведь кто-нибудь из детей обязательно начнет ломиться в дверь и допрашивать с пристрастием: "Мама, ты тут? А что ты там делаешь? Писаешь или какаешь?"

В конце концов, забеспокоился даже муж, который прежде считал все ее "заскоки" банальной блажью засидевшейся дома и заскучавшей женщины, полагая, что Анюта просто с жиру бесится. Кстати, ее увлечение индийским кинематографом он тоже относил к блажи, к бабской придури, думая, что коль скоро у супруги есть время смотреть эти тупые фильмы с песнями-плясками, а затем читать обсуждение этих же тупых фильмов в интернете — не так уж она и загружена.

— Ну, хочешь… — неуверенно сказал он однажды за ужином, наблюдая, с каким безразличным лицом жена подает ему тарелки, приборы и хлеб, — наймем тебе помощницу по хозяйству? Пусть приходит два-три раза в неделю. Прибраться, там, или еду приготовить…

— Нет, — отказалась Анюта тусклым голосом, — мне не нужна помощница по хозяйству. Вот от няни бы я не отказалась… Такой няни, которая могла бы хоть на пару-тройку часов в день полностью изолировать детей от меня. Пусть ходит с ними гулять, что ли…

Сергей отложил вилку и укоризненно взглянул на супругу.

— Анютик. Мне крайне неприятно это слышать. Такое ощущение, что ты ненавидишь собственных детей… Так же нельзя!

Она подняла на него глаза, но сил не было даже на то, чтобы отстаивать свою точку зрения, доказывать и спорить. Ею овладели усталость и полное равнодушие ко всему происходящему.

— Мама! — донесся тем временем из комнаты пронзительный Юлькин крик. — Костя порвал мою тетрадку по математике! — и, после небольшой паузы:

— Мама!!! Алиса рисует моими фломастерами на стене!

Через пару мгновений в кухню притопала возмущенная Алиса и тут же наябедничала:

— Мама! Люля миня пабиля! Па зепе! — а раздавшийся в ту же минуту из комнаты громкий рев братишки как бы служил доказательством тому, что "па зепе" получил еще и Костик. Ну, вот и разобрались, пожав плечами, подумала Анюта. Юлька сама решила конфликтную ситуацию. Вмешиваться в детские ссоры не было ни малейшего желания. Однако муж, к сожалению, решил прочитать ей небольшую мораль на тему правильного воспитания.

— Анютик, — он снова отложил прибор и уставился на жену с благочестивым осуждением. — Ну ты же понимаешь, что позволять старшей дочери бить младших детей — это непедагогично. Надо советовать Юле решать эти вопросы… более дипломатично.

— Вот ты и советуй, — огрызнулась Анюта, даже не обернувшись к мужу от мойки, где она яростно скоблила пригоревшее дно кастрюли под струей воды. — Доешь свой ужин — и вперед, иди общайся с отпрысками, учи их уму-разуму. А мне, спасибо, к вечеру уже ничего не хочется. Мне еще уроки у Юльки проверять, как посуду домою, а потом купать двойняшек и всех спать укладывать…

— Я вижу, ты и правда устала, — мягко сказал Сергей, чувствуя себя сейчас не капитаном очевидность, а добрым волшебником, который прилетел в голубом вертолете и собирается осчастливить замудоханную мамашку. — У меня появилась грандиозная идея. Давай-ка я возьму на работе отпуск, и мы всей семьей полетим куда-нибудь… ну, хотя бы в Таиланд! Море, солнце, фрукты… И сами отдохнем, и детям радость.


— Всей семьей, — внятно повторила Анюта.

— Ну да, — радостно подтвердил он. — А как же иначе? Юльку отпросим из школы на недельку, ничего страшного.

— Детям радость, — словно все еще осмысливая и обдумывая его предложение, снова повторила слова мужа Анюта. Что-то в ее голосе заставило Сергея напрячься.

— Что-то не так, милая?

И тут Анюта захохотала. Она смеялась взахлеб, истерично, отшвырнув недомытую кастрюлю и хлопая себя по бокам, запрокидывала голову и чуть ли не визжала от смеха.

— Отдохнем! — повторяла она, снова и снова заливаясь хохотом. — От… до… хнем!.. С тремя детьми! О да, классная идея!!! Мне после такого отдыха еще дополнительно отдыхать придется!..

Если бы она только могла выразить все, что думала! Если бы могла объяснить ему, как непросто организовать и осуществить подобное путешествие…

Одно только такси до аэропорта Толмачево на все их семейство вместе с чемоданами — это целый квест. Нужна большая машина и детские автокресла, а в Новосибирске с этим было очень и очень плохо. Такси с одним креслом еще могли худо-бедно предоставить, а вот чтобы больше…

Далее: чем занять детей в самолете во время длительного перелета? О, Анюта прекрасно представляла себе всю эту феерию: Алиса хочет кушать, Юльку тошнит, а Костю уже стошнило; Алиса орет, а Костя поет; у Юльки заложило уши; двойняшки пинают спинку переднего кресла и мешают пассажирам спать своим беспрерывным нытьем и воем; Анюта всеми силами сглаживает конфликтные ситуации и буквально физически ощущает разлитую в воздухе ненависть остальных пассажиров и стюардесс. Вот еще непосильная задача: как накормить в самолете детей и хоть чуть-чуть умудриться перекусить самой, не угваздавшись при этом, как свинья, благодаря опрокинутым на нее соусам, сокам, подливкам и хлебным крошкам… Черт, да она даже не сможет выпить чай или кофе во время полета! Никаких горячих напитков в этакой тесноте — дети могут толкнуть ее и обжечь, либо обожгутся сами…