Ларошпозье с надеждой посмотрел на друга, перестав жевать перья.
– Высекут, – втянул голову в плечи Бутийе.
– Если поймают, – кивнул головой Арман. – Меня больше заботит, где мы ночью найдем что-то съестное? Из Наварры мы выберемся, из квартала – нет. Разве что найдем прямо у коллежа ковригу хлеба или кружок колбасы.
– Арма-а-а-а-ан…– с кровати раздался стон. – Я сейчас и мокрицу бы съел.
– Я слышал, что у сапожника Рабле сдохла собака, – сообщил Бутийе, крутя пуговицу. – Я сегодня ходил к эконому за чернилами и видел сапожникову Жанну – она принесла новые башмаки и пожаловалась, что их пес внезапно умер.
– Это знак свыше, – Арман развернулся от окна и от его взгляда Клод почувствовал холодок в животе. – Навестим-ка мы сапожникову яблоню.
– Высекут, – зажмурился Клод. – Месяц будем из задницы прутья таскать.
– Подумаешь, не впервой. Вы со мной, шевалье? – вскинул бровь Арман.
– Конечно! – всплеснул тот руками.
– Мешок возьми.
Клод заметался по комнате в поисках мешка. Взгляд его упал на выпотрошенную подушку. Отобрав ее у голодающего, он снял наволочку, сложил вчетверо и сунул за пазуху, потуже затянув ремешок.
– Я с вами! – кинулся к ним Ларошпозье. – Втроем проще отбиться!
От резкого движения у него в животе громко заурчало.
– Твой живот нас выдаст, Поль, – возразил Арман. – Никаких бродяг там нет – сторож только что прошел. Жди нас здесь – со щитом или на щите.
Растворив окно, он первым осторожно поставил ногу на толстую ветвь плюща, разросшегося до крыши, и посмотрел, нет ли прямо под окном сторожа. Но путь до тайной щели в ограде был свободен.
Арман пролез легче, чем Бутийе, хоть и был на два года старше. Но справился и Клод, изо всей силы втянув живот. Вот ходил Клод по-кошачьи тихо – не то что Ларошпозье, который топал как конь и сшибал все, не успевшее увернуться с его пути. Поэтому Арман сразу решил, что в ночной вылазке Бутийе будет лучшей компанией.
Тишину нарушал лишь треск колотушки сторожа – судя по всему, где-то на противоположном конце квартала. Вот и дом сапожника Рабле. Высокая каменная ограда сверху утыкана битым стеклом. Но главной угрозы – злобного лохматого кобеля Цербера, известного всему кварталу, не слышно. Должно быть, и правда сдох.
Вспоминая, где именно раздавался лай, Арман шел вдоль ограды, всматриваясь в блестящие под луной осколки. Вот блеск прерывается – кому в здравом уме придет в голову лезть через стену прямо над собачьей конурой?
Подпрыгнув, Арман хватается рукой за верхний край, скребет ногами по стене и оказывается верхом на ограде.
Протянув руку Клоду, он с усилием втаскивает его наверх. Они мгновение медлят, всматриваясь в темный, заманчиво шумящий сад. Затем старший сползает по стене, оказываясь прямо на крыше собачьей конуры, а затем наконец-то на земле. Клоду удается одолеть спуск без помощи, и вот они уже под яблоней – в траве полно паданцев, с шуршанием с самой верхушки ползет еще одно, приземляясь прямо у башмаков Клода. Яблоки Рабле знамениты на весь квартал – красные, сладкие, скороспелые – как тут обойдешься без собаки, когда рядом вечно ошиваются голодные школяры?
– Давай мешок, – почти беззвучно шепчет Арман и решительно повисает на нижней ветке. Вот он скрылся в кроне и на миг замер, наслаждаясь ароматом: яблоки окружают его, как звезды – луну. Усмехнувшись пришедшему в голову сравнению, он скручивает с ветки первый плод и кидает в расправленную наволочку.
Устроив звездопад из яблок, они уже через пару минут набивают наволочку доверху.
Так же бесшумно Арман спускается. Беззвучно скалясь, сообщники крадутся к ограде.
Арман уже ставит ногу на крышу конуры, как вдруг Клод дергает его за руку и умоляюще показывает на свою непокрытую голову: он обронил берет. Наверное, когда наклонялся, собирая яблоки.
– Я сам найду, стой здесь. И помни: на наволочке твои вышиты твои инициалы! – пригвоздив сообщника к месту этой угрозой, Арман крадется назад.
Под яблоней, кажется, стало еще темнее – хоть глаз выколи. Он на ощупь ищет шершавый ствол, ведет по нему пальцами, опускаясь на колени и шаря в траве в поисках берета. Пальцы почти сразу нащупывают бархат. Не успев выпрямиться, Арман слышит какой-то новый шум.
Замирает на месте, пытаясь угадать, имеет ли шум отношение к ним с Бутийе.
Шаги. Торопливые.
Привыкшими к темноте глазами Арман видит, как по дорожке к черному ходу в дом идут двое мужчин – не различить ни лиц, ни фигур. Слух у него отличный – но они молчат, лишь хрустит песок под ногами сапожника. А вторая фигура движется почти беззвучно, лишь еле слышно свистит по дорожке шелковая сутана.
То, что это сапожник, Арман понимает по запаху дегтя и выделанной кожи – глаза тут даже излишни. У каждого человека есть свой запах: от Клода, например, пахнет молоком, от Альбера – скошенной травой, от Ларошпозье в последнее время – мокрой медной монетой. А от незнакомца в сутане пахнет ладаном и чем-то еще – незнакомый запах резок и отчетливо неприятен, хотя и едва уловим.
Только бы Бутийе не выдал себя! Арман придерживает дыхание, дожидаясь, пока фигуры скроются в доме. Дверь черного хода хорошо освещена луной – видно даже, как блестят хорошо смазанные петли – но, к сожалению, сапожник и его спутник не поворачиваются лицом, быстро входя в неосвещенный проем.
Клод не подвел. Арман возвращается к ограде, с улыбкой нахлобучивает берет на темные кудри приятеля, и они покидают ограбленный сад так же быстро и тихо. Бутийе даже не мешкает перед тем, как прыгнуть с ограды вниз, и не вскрикивает, хотя отшиб-таки пятки.
Сен-Шапель отбивает одиннадцать, когда Клод, пыхтя, переваливает туго набитый мешок через подоконник – их эскапада не заняла и часа.
Ларошпозье откладывает книгу и улыбается во весь рот. Клод роняет яблоки на кровать и улыбается еще шире. Арман аккуратно затворяет окно.
– Вы меня спасли, – возвещает Ларошпозье с набитым ртом. – Вы герои.
– Каждому по двадцать штук, – Арман падает на кровать между друзьями. – Я считал.
– А плохо ему не будет? На голодный-то желудок? – скептически спрашивает Бутийе, глядя, как уже второе яблоко исчезает во рту Ларошпозье.
– Мне будет хорошо, Бутылёк, – блаженно жмурится тот. – А правда, не страшно было красть целый мешок? Принесли бы за пазухой десяток.
– Полюбить – так королеву, проиграть – так миллион! – возвещает Арман, обтирая о рукав очередное яблоко. – Я, пожалуй, не стану будить Дебурне и останусь спать у тебя.
– Да ты его и не разбудишь. Оставайся, конечно! А Поль со своими оглоблями пусть спит на сундуке, – соглашается Клод.
– Огрызки чур тоже съедайте – не должно остаться никаких следов!
Ларошпозье засыпает с последним яблоком во рту и берет его с собой, когда в четыре часа утра друзья просыпаются от звука колокола, призывающего к мессе.
– По дороге доем, – отмахивается он от Армана, который слишком сильно хочет спать, чтобы настоять на своем.
– О, какой союз! Нищий благородный дворянин и богатая невеста из судейских крыс! – сонный Арман отстал от Поля и Клода, которые вырвались вперед и попали под обстрел насмешек Лансака, поравнявшись с окном его спальни. Клод краснеет – его отец, хоть и богат, принадлежит к «дворянству мантии» – он из чиновников, и возвысился благодаря дружбе с Франсуа дю Плесси, происходящему из старинной аристократии. Но сейчас семьи и Дю Плесси, и Ларошпозье балансируют на грани разорения, в то время как он, внук простого писца, носит бархат и получает образование в Наварре, где учился и нынешний король, и прошлый. Ему неудобно перед друзьями, но еще больше он ненавидит Лансака.
Тот меж тем открывает рот, чтобы продолжить оскорбления, но тут запыхавшийся Арман наконец их догоняет, и Лансак замолкает на полуслове.
Ларошпозье подкидывает на руке надкусанное яблоко и запускает прямо в лоб Лансаку. Арман и Клод обреченно следят за полетом.
– Высекут, – убежденно говорит Бутийе, и на этот раз с ним никто не спорит, только Поль виновато улыбается.
Но их не высекли. Ничего не происходит ни в этот день, ни на следующий. Ларошпозье больше не проигрывает Лансаку свой обед и благополучно завершает учебный год.
В начале нового учебного года они узнали, что барон Шарль-Анри Лансак из Гаскони не вернется – он утонул, свалившись в колодец.
Глава 5. Первый бой (ноябрь 1602, 17 лет, Париж)
– Это такой же арабский скакун, как я – епископ! – бушевал Арман дю Плесси. – Канальи! Шестипалые уроды! Темную гриву при светлом крупе считают признаком породы! На этом одре еще Генрих Третий осаждал Монконтур!
Клод Бутийе изо всех сил старался не отстать от друга, хотя это было нелегко – длинные ноги Армана отмеряли арпан за арпаном, и даже сутолока моста Сен-Мишель не замедляла его стремительного шага, так что Клоду оставалось только вприпрыжку следовать в авангарде. К семнадцати годам Арман вымахал выше всех в Военной академии Плювинеля, обогнав и кадетов, и преподавателей.
В другое время Клод поймал бы уже десяток насмешек по поводу своего аллюра, но только не сейчас – шутить над маркизом де Шийу или над его спутником охоты ни у кого не находилось. Клод обожал ходить вместе с Арманом – из-за ощущения словно невидимого плаща, великодушно распростертого над всеми его, Клода, несовершенствами.
Вот и незадачливый лошадник, напрасно надеявшийся выгодно сплавить наследство графа Мондвиля, после долгой болезни все-таки скончавшегося от гангрены – на дуэли с каким-то итальянцем граф получил рубящий удар по ноге, лишивший его половины икры – не посмел и глаз поднять, пока Арман метал громы и молнии, узрев вместо хваленой арабской породы заурядного толстоногого мерина, справившего к тому же десятые именины.
Клоду конь понравился – мощный, спокойный, да и цену барышник не заламывал. Но озвучивать свои соображения он не стал – Арману надо было спустить пар.
"Фаворит Марии Медичи" отзывы
Отзывы читателей о книге "Фаворит Марии Медичи". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Фаворит Марии Медичи" друзьям в соцсетях.