Он садился с ней рядом и смотрел, смотрел, смотрел… потом ложился рядом, аккуратно, зная, что не разбудит, но всё равно опасался, и забывался в какой-то болезненной полудрёме.

Им были необходимы время и технологии, это никогда не совпадало. Время всегда бежало впереди, сейчас, казалось, они запрыгнули в последний вагон уходящего поезда, но время и тут оказалось на шаг впереди. Марине помогли, насколько это было возможно, она даже стала улыбаться, чего не случалось с ней почти с лета… иногда она вела лёгкие непринуждённые беседы, порой увлекалась книгой, но через время — забывала. Время… время всегда бежало впереди.

Посидев немного в невесомой прострации, Сергей достал телефон и провёл пальцем по экрану, ухмыльнулся изображению на рабочем столе и набрал нужный ему номер.

— Да, — раздалось через тысячи километров.

— Фенёк…

— Фенёк, Фенёк, я Вомбат, приём, как слышно, — смешливое.

— Дурёха ты, — Сергей улыбался так, словно видел Ксюшу перед собой, её улыбку, остренькое личико, веснушки, которых прошлым летом высыпало больше, волосы до плеч, он готов был поклясться, что в это мгновение он ощутил аромат её духов.

— Серёжа, когда приедешь?

— Завтра.

— А придёшь?

— Не терпится меня увидеть?

— Не терпится, три недели — это долго.

— Да, Фенечек, три недели — это долго, я постараюсь вечером заскочить, но не обещаю, сама понимаешь…

— Понимаю, — буркнула, и Серёжа, конечно, сделал вид, что не заметил её обиды.

Как всегда… не замечал. Не видел. Устанавливая свои правила. Требуя их выполнения. И сам же срывался порой, отправляя к праотцам свои намерения.

Он любил Ксюшу. До боли под веками, в груди, иногда до слёз.

И он любил свою жену… он не мог её не любить, перестать любить… она была его дыханием, его ребром, его семьёй и смыслом его существования на этой грешной земле.

Он давно приходил к Ксюше, как к себе домой, считая её дом своим домом. Не потому, что за год сменил практически всю обстановку в квартире, и в ванной комнате были его средства гигиены, а потому, что в этом доме жила его Фенёк.

Родная, иногда ревнивая, вздорная, порой рассудительная не по годам, и любящая его.

Он видел, как тяжело ей давалась их связь, лёгкость первых месяцев прошла, придавив осознанием того, что этот вагон не сдвинется из тупика, он поставлен там на вечную стоянку.

Она боролась. Отчаянно. Бросала его, возвращалась, испытывая терпение своё и Сергея.

Первый раз он вспылил на её «между нами всё кончено» — это был не его сценарий, но, посмотрев в глаза с рыжей крошкой, принял это «кончено».

Продержавшись меньше суток, он приехал к дому Ксюши и, дождавшись, когда утром она выйдет из дома, подъехал…

— Что ты здесь делаешь?

— Люблю тебя, — ответил первое, что пришло в голову.

— Люби в другом месте, — отрезала.

— Не могу, в другом месте нет тебя.

Их не было на работе до обеда. Сергей ненавидел себя за надежду в глазах Ксюши, но он всегда был слишком эгоистичен, женщины всегда были для него, а не наоборот, поэтому уговорил, сломал её слабое, как соломинка, сопротивление, растирая его в порошок, срывая с её губ истеричный поцелуй.

Хотел бы он сказать, что отдавал отчёт своим действиям, когда возвращал её ещё раз, и ещё, порой опускаясь до откровенного шантажа, угроз или уговоров, едва ли не со слезами на глазах… Он не мог ей дать, чего хотела Ксюша — себя. Целиком и полностью.

Но и отпустить он её не мог тоже. Не желал даже слышать об этом.

Марина подошла под руку с Марией Антоновной, улыбаясь. Сергей не переставал радоваться такому, казалось бы, незначительному факту, как улыбка Марины. Обыденность для многих, для него это было бесценным даром.

— Прогуляемся, — он приобнял Марину, поправляя ей платок на голове.

— Да, пожалуй, ещё же есть время?

— Конечно, есть, пойдём к морю, кинем монетку на счастье.

— Пошли.

— Идите, идите, — махнула рукой Мария Антоновна, — я пока вещи соберу, Серёжа, и твои тоже, ладно?

— Спасибо, — всё, что ответил, уводя Марину по тропиночке вниз, потом через дорогу, к набережной.

Перелёт прошёл хорошо, Марина не только поела, даже вздремнула на плече у мужа. Москва встретила крупными хлопьями снега и новогодними гирляндами. Телефон разрывался, неугомонная Юля названивала каждые десять минут, рассказывая, в каком радостном ожидании они все, какой вкусный пирог приготовили они с дедом, что Илья ушёл куда-то с друзьями, и его всё ещё нет. Она задавала тысячу вопросов и, казалось, вовсе не нуждалась в ответах. Сергей слушал щебетание дочки, поглядывал на Марину, сидевшую рядом, на Марию Антоновну, спящую на заднем сидении, и готов был продать душу дьяволу, чтобы этот день и это спокойствие в атмосфере не заканчивалось никогда.

Марина была на лечении с поздней осени, с ней поехала Мария Антоновна, Сергей же оставался дома, с детьми. В какой-то момент понадобилась его помощь, или, что скорее, он не выдержал острой тоски по Маришке и поехал туда же. В пыльный Израильский город, в клинику, утопающую в зелени и комфорте, взяв причитающийся ему ещё с прошлого года отпуск.

На сомнения он не оставил себе права, когда отец сказал просто: «Езжай сын, это тебе надо, а не ей, а за детьми я присмотрю, не младенцы уже». И, действительно, собрав небольшую сумку, приехал в квартиру Сергея и Марины. Каждый день отзванивался, «докладывая обстановку».

— Папа! — Юля подпрыгнула, подхваченная руками Сергея, и крепко-крепко, насколько хватило силёнок, обняла папу. Она так и оставалась самой маленькой в классе, и Сергей по прежнему волновался по этому поводу, он всё же сводив девочку к врачу, который не нашёл никаких отклонений в развитии или патологий.

Все суетились в прихожей, потом на кухне, где вовсю командовал отец, под улыбчивым взглядом Марии Антоновны. Привыкшая считать и эту кухню своей вотчиной, она немного раздражалась от перестановок, но вид подтянутого свата в фартуке не мог не вызывать улыбку.

За большим семейным столом, овальным, на огромной кухне, где целая стена была отдана под фотографии их семьи, долго разговаривали, обсуждали последние новости и ближайшие планы. Никто не заговаривал о дальних перспективах, позволяя себе заглянуть лишь немного вперёд… На день или месяц. Над всеобщей идеалистической картинкой повисала тревожность, превращая контуры людей в гротескные карикатуры.

— Илья, ещё не передумал по поводу института?

— С чего бы? Я всё решил.

— Молодец. Дерзай, с нового года надо будет на курсы ездить… поднатаскаешься, для поступления не так и важно, но лишняя разминка мозгам не повредит.

— Ага, — согласно кивнул.

— А я, когда вырасту, стану ветеринаром! — Юляшка.

— Вчера ты хотела быть певицей, — подшутил дедушка.

— Нет, певицей я и сегодня хочу быть, но стану ветеринаром.

— Это всё объясняет, — засмеялся Сергей планам Юли, которая меняла их чаще, чем наряды.

— Слуха у тебя нет, — ввернул Илья.

— Есть!

— Нет.

— Есть у меня слух, — насупилась, но тут же забыла, разглядывая подарки из далёкого, почти сказочного города.

Юля нечасто выезжала за пределы страны, она была слишком мала, когда заболела Марина, а потом стало не до экскурсий и поездок. Мария же Антоновна опасалась ездить одна, полагая, что когда придёт время, тогда всё и посмотрит. «Илья вон сколько объехал, когда стал постарше», резюмировала тёща. Сергей не спорил.

Ближе к вечеру Марина практически уснула за столом, Сергей корил себя за её утомление.

Отец засуетился, спеша домой, Мария Антоновна тоже спешила проверить, как поживают её фиалки, которые она доверила соседке, но сомневалась, что «хоть одна живая душа выжила».

— Куда это ты собрался? — Илье.

— Да к ребятам, тетрадь по химии забрать надо…

— И давно ты не спрашиваешь, а ставишь в известность?

— Па, сейчас день почти. Ты дома, с Юлей есть кому посидеть, — вспыхнул, — мне надо тетрадь забрать, я быстро, — и хлопнул дверью.

Сергей только повёл бровью. Возраст.

— Мариша, спать хочешь? У тебя сейчас сон по расписанию, — улыбнулся.

— Чем это пахнет? — Марина в растерянности посмотрела по сторонам спальни, где её усадил на кровать Сергей.

— Ёлка, это ёлка, Юляша снова решила весь дом обставить, она говорила, не помнишь?

— А, да, — помнит ли? — Я прилягу. Но пахнет не ёлкой…

— Убрать? — Сергей потянулся к стволу ещё не наряженного дерева.

— Да нет… пусть стоит… если ты говоришь, что ёлка… мыльный запах какой-то, — она поворочалась, недовольно засопела и уснула.

Юляшка в своей комнате вырезала, один бог знает какую по счёту, снежинку. Новый год был её любимым праздником.

А Сергей просто смотрел на экран телефона и хотел сейчас, прямо сейчас, оказаться в другом месте. Он до боли в висках хотел увидеть Ксюшу. Увидеть, обнять, взять её, сначала жёстко, потому что он не хотел и не собирался сдерживать себя, а потом медленно, растягивая, даже смакуя удовольствие от близости её тела, запаха, полупрозрачных веснушек.

= 21 =

Сергей бросил взгляд на спящую Марину, зная, что она проспит минимум два часа, всё же сделал шаг в прихожую, предупредив Юлю, что скоро вернётся, и напомнил не шуметь, чтобы не разбудить маму. Юля пообещала. Илья по телефону ответил, что вернётся с минуты на минуту… и Сергей, прокрутив брелок с ключами, сел на Ланд Ровер, выруливая на широкий проспект, который приведёт его к Фенеку.

— Ждала? — он окинул взглядом широкополый шёлковый халат, которого раньше не видел на Ксюше, отметив, что он невероятно идёт ей. Или просто соскучился по Фенеку, и открой она дверь в линялой пижаме, эффект был бы тот же.