– Они думают, что ты виноват передо мной и пытаешься загладить свою вину, – сказала она Мэдисону. – Поезжай в город, а я займусь тут делами. – Она посмотрела по сторонам. – Хотя работы тут почти никакой не осталось.

– Сначала я хочу поговорить с тобой.

Она взглядом дала понять, что не хочет разговаривать с ним.

– Только несколько минут. Наедине.

– Займитесь каким-нибудь делом, – сказала она Пайку и Ридом. Мэдисон начинал раздражать ее. – Я приду через пять минут.

– Я думаю, мне надо спешить, а то тебя свиньи заждутся. А у кур случится нервный срыв. У кур бывают нервные срывы? – спросил он.

– Прости, если я говорила с тобой резко, – извинилась Ферн, улыбаясь тому, как глупо себя ведет, – но воспоминания о той ночи расстроили меня. Я в чертовски затруднительном положении, а ты только и знаешь, что разговариваешь со мной. Мы целыми днями говорим и говорим. Что ты еще хочешь мне сказать?

– Я хочу сказать, что люблю тебя.

Ферн замерла. Она знала, что любит Мэдисона, она знала об этом уже давно, но не могла и думать о том, что он любит ее. Она думала, что он интересуется ею от скуки. Она допускала, что чуть-чуть нравится ему.

На самом деле, в течение последнего времени она постоянно думала о том, что будет делать после того, как он уедет в Бостон. Она не хотела рассказывать ему про ту кошмарную ночь, когда ее хотели изнасиловать, частично из-за того, что ей не хотелось углублять отношения, у которых не было будущего.

Но Мэдисон сказал, что любит ее, и она была в полной растерянности.

– Я думал, что удивлю тебя, – сказал Мэдисон. В его голосе звучала обида. – Я думал, что ты можешь потерять дар речи после моего признания. Но я не предполагал, что ты так испугаешься. На тебе лица нет.

– Я не ис-спугалась, – заикалась от волнения Ферн. – Я просто шокирована.

Удивительно. Неправдоподобно. Невероятно. Ни одно из этих слов не могло передать того, что чувствовала Ферн. Может быть, была удручена. Ведь Мэдисон на самом деле не любит ее. Он спутал жалость к ней с любовью. Он жалел ее из-за утраты отца, потери фермы и того ночного происшествия, о котором она ему наконец рассказала. Но если бы даже он и любил ее из этого все равно ничего бы не вышло. Она не может выйти за него замуж. Это она понимала прекрасно. Она уже давно смирилась с этим.

– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Мэдисон.

– Я не знаю, что сказать.

– Обычно в таких случаях говорят: я тоже тебя люблю. Но судя по выражению твоего лица, ты этого не скажешь.

– Нет… Я имею в виду… Видишь ли… Я шокирована.

Она не могла сказать ему, что уверена в том, что он ее не любит, и не могла сказать ему, что сама всем сердцем любит его, но не может выйти за него замуж.

– Ты мне раньше такого не говорил.

– До сегодняшнего дня я не был уверен.

– У меня не было времени подумать об этом.

Это была ложь. Она ни о чем другом и не думала.

– Может быть, ты теперь об этом подумаешь.

Ферн никогда в жизни не была такой несчастной.

Если она чего-то и хотела, то только того, чтобы Мэдисон любил ее. Вот теперь он признался ей в любви, а она не может сказать ему, что уже несколько недель любит его.

Она знала, что не может выйти замуж за Мэдисона, потому что как только он начинал обнимать и целовать ее, она тотчас вспоминала ту ужасную ночь. Нет, она не может быть его женой в полном смысле этого слова.

– Я не могу думать, когда ты рядом со мной. При тебе у меня мысли путаются.

– Так и должно быть, когда двое любят друг друга.

– Может быть, но я хотела бы, чтобы ты вернулся в город. Сегодня вечером мы опять сможем поговорить.

Боль, которую она видела в его глазах, удручала ее. От этого ей самой было больно, но она ничего не могла поделать. Ей нужно было время, чтобы обдумать свои слова.

– Разве сейчас мы не можем поговорить?

– Мэдисон, я никогда не думала, что ты питаешь ко мне глубокие чувства. Честно тебе говорю, я никогда не думала. Мы очень разные люди. Между нами нет ничего общего.

– Но…

– Мы же ни о чем толком не говорили с тобой. Ни о твоей семье, ни о том, какая жена тебе нужна, ни о моей одежде…

– Все это не имеет значения.

– Нет, это имеет значение. И даже если сейчас это не имеет значения, то это будет иметь значение позже. Дай мне время подумать и…

– Ты любишь меня? – спросил Мэдисон. – Если любишь, все остальное не играет никакой роли. Если не любишь… Ну, тогда все это тоже не имеет значения.

Ферн не могла взглянуть на него. Она боялась, что глаза выдадут ее.

Она стояла, с трудом удерживая равновесие на пороге новой жизни, в которой могут сбыться все ее мечты, и понимала, что эта жизнь не для нее. После стольких лет, проведенных в полном одиночестве, когда ни один человек не делал даже попытки понять ее, она знала, что было бы жестокостью по отношению к самой себе отказаться от Мэдисона.

Но она должна это сделать ради него и ради себя.

– Мне надо время, чтобы подумать, – сказала она, напрягая все силы. – Я скажу тебе сегодня вечером.

Мэдисон взял ее за подбородок и повернул ее лицо к своему, заставляя смотреть ему прямо в глаза.

– Ты что-то не хочешь говорить мне?

– Дело не в этом, – ответила Ферн, убирая его руку и опуская глаза. – Пожалуйста, Мэдисон. Я не могу ни о чем думать, когда ты стоишь рядом и требуешь немедленного ответа.

– Я не требую…

– Нет, требуешь, – возразила она, поднимая глаза. – Ты самый нетерпеливый человек из всех, кого я знала. Ты хочешь, чтобы все было по-твоему и немедленно. Я не могу тебе ответить так быстро, слишком важное это дело.

– Хорошо. Я поеду в город, но вернусь сегодня в полдень.

– Рид с Пайком проводят меня в город.

– Я вернусь, – повторил Мэдисон.

Ферн поняла, что протестовать бесполезно. Он все равно вернется.

И она была рада этому.

Мэдисон позволил Бастеру идти шагом. Он никогда не представлял как будет объясняться женщине в любви и что может после этого произойти, но теперь понял – он ждал, что Ферн упадет ему на грудь. Он думал, что она могла бы, по крайней мере, сказать да или нет, а не «мне нужно подумать об этом». Он надеялся, что не страдает мужским тщеславием, однако ее реакция ошарашила его. Он чувствовал, что его предали.

(Нет, ты просто никогда не думал, что женщина может отказать тебе.)

Не совсем так. Он мог представить себе, что будет влюблен в женщину, которой он сам не нравится.

Ферн он нравился, поэтому ее реакция так удивила его. Но если она не может дать ему прямого ответа, значит, если он ей и нравится, то разве что чуть-чуть. О чем тут тогда вообще думать.

Нет, подумать тут все-таки надо. О многом подумать. Но он считал, что подумать можно было и потом, после того как они признаются друг другу в любви и испытают взаимное блаженство. К тому же, он сильно изменился в последнее время, и мало что уже его занимало в жизни, кроме его отношений с Ферн.

Но действительно ли он так уж изменился?

Да, его больше не шокировал костюм Ферн. Но если бы даже она и могла носить штаны в Бостоне, что, разумеется, абсолютно неприемлемо для женщин в этом городе, он не был уверен, что окончательно примирится с этим, если они останутся вместе.

Потом вставал вопрос: сможет ли Ферн войти в бостонское высшее общество? Нет, дело тут даже не в ее образовании, а, скорее, в воспитании. Она совершенно не знает той жизни. Он спрашивал себя, могли он просить ее стать другой. Честно ли это было с его стороны. Скорее всего, чтобы подходить для жизни в Бостоне, там нужно было родиться. Существовало так много правил, условностей, невидимых нитей – всего того, что скрепляет установленный порядок вещей. Постороннего же общество отвергает прямо с порога.

Но в то время как одна половина сознания Мэдисона выдвигала одно возражение за другим против его союза с Ферн, вторая половина с той же быстротой отвергала эти возражения как не идущие к делу. Он думал, что у Ферн было достаточно мужества и силы духа, чтобы преодолеть любые трудности. Она всего могла достигнуть при желании.

Вот только будет ли у нее желание? Это зависело от того, как сильно она любит Мэдисона. Опять самонадеянность. Он знал, что это в нем есть, и она также понимала это. Она обвиняла его в том, что он высокомерный эгоист, и он только что доказал ей это.

Почему она должна любить его? Или выходить за него замуж? Что он предложит ей кроме своего Бостона, где ей придется носить платья и скакать на лошади, сидя в дамском седле?

Она не нуждалась в его покровительстве. У нее была своя ферма и свои деньги. Может быть, ей вообще не нужен мужчина. Даже муж ей не нужен. После того, что с ней случилось, муж мог бы постоянно укорять ее за это.

Как Мэдисон ни старался, он не мог сожалеть о том, что Бакер Спраул был мертв. Он должен был гордиться дочкой, если бы она обладала и половиной тех качеств, которые были у Ферн, – смелостью, силой духа, умом и привлекательностью. Он должен был бы гордиться тем, что ему выпала честь заботиться о такой дочери.

Мэдисон хотел дать Ферн то, чего не сумел дать ей отец. Нет, дело тут не в деньгах, домах или слугах. Не в роскошной одежде и путешествиях в Европу. Он хотел, чтобы она успокоилась, чтобы знала, что он позаботится о ее счастье, что он хочет делить с ней все горести и радости.

Он хотел, чтобы она знала, что ее любят. Он хотел, чтобы она знала, что заслуживает любовь к себе.

Он хотел, чтобы она никогда не чувствовала себя одинокой.

Остальную часть обратного пути в город он размышлял о том, как заставит ее опять доверять людям, искать общения с людьми, сделает так, что она сможет делиться своей любовью с другими. Он знал, что любовь таится в ней и только ждет благополучной минуты, чтобы заявить о себе в полный голос.

Он старался не думать о том, что будет делать, если она скажет, что не любит его.