И вдруг…

Знаете, бывает такое ощущение во сне. Будто проваливаешься. Застываешь, спотыкаешься, теряешь равновесие. Срываешься вниз. На полной скорости.

Краткий миг – и вся тяжесть мира обрушивается на плечи.

Я вздрагиваю. Поднимаю взгляд и вижу Демьяна прямо перед собой. В ушах шумит, сердце бешено стрекочет.

Я растворяюсь в его глазах. Теряю волю.

Его глаза черны. Как и его душа. А может быть даже хуже.

– Осторожнее, – говорит он.

– Что?

– Ты пролила молоко.

Дергаюсь.

Дергаю рукой. И правда. Стакан уже переполнен. Прекращаю лить, поспешно закручиваю крышку на пакете. Оставляю в сторону.

– Хорошо хоть не масло, – хмыкаю.

Вряд ли он поймет отсылку к Булгакову.

– Хорошо, – соглашается Демьян. – Но сегодня кое-кто все равно лишится головы.

– Ты о чем? – бормочу настолько тихо, что сама себя не слышу.

– О судьбе.

– Я не… понимаю.

– Убери за собой.

Оглядываюсь в поисках тряпки, не замечаю ничего подходящего. Хватаю полотенце, сжимаю мягкий материал в ладони.

– Нет, не так, – холодно произносит Демьян.

– А как?

– Красиво.

– В смысле?

– Вылижи языком.

Закашливаюсь.

Он всерьез хочет, чтобы я слизывала пролитое молоко со стола? Не шутит? Да он просто издевается.

Разумеется, здесь все вычищено до блеска. Можно и пол облизать. Микробов тут не найти с учетом регулярной уборки и тотальной дезинфекции.

Но это не значит, будто я стану…

– Ты оглохла?

Стараюсь выиграть несколько мгновений на раздумья. Отпиваю из стакана, делаю несколько жадных глотков. Отодвигаю стеклянный сосуд в сторону.

Демьян обходит стол, подходит ко мне, останавливается за моей спиной.

Невольно сгибаюсь, съеживаюсь.

Его ладони ложатся на плечи, забираются под футболку, сминают материю и резко рвут на части.

Я лихорадочно дрожу.

А он продолжает спокойно и невозмутимо меня раздевать, превращает спортивные штаны в жалкие лохмотья. Срывает нижнее белье, оставляет свою игрушку совсем голой. Обнаженной до предела.

Все мои чувства. Все эмоции. Наружу. Провода искрят. Напряжение зашкаливает, пробивается электрическими разрядами.

Демьян отступает, берет стакан, разливает молоко по столешнице, создает тонкий рваный ручей посреди темной поверхности. Идет вперед, к противоположному концу стола и останавливается там.

– Давай.

От его голоса ощущение такое, будто раскаленные иглы входят под кожу, впиваются и пронзают насквозь. Стальные шипы пронизывают, рвут на куски.

Я отрицательно качаю головой.

Нет.

Нет, нет. Это слишком.

Он ничего не говорит. Не угрожает, не пугает. Просто смотрит на меня. Молча. Безотрывно.

Что-то взрывается в моей груди. Обрывается. Жар разливается по телу кипучей, тягучей волной.

Я делаю шаг назад. Пытаюсь разорвать этот пагубный контакт. Отвернуться, отойти, отступить на безопасное расстояние. Но мои пальцы вцепляются в столешницу, ногти царапают край.

– Оближи, – произносит Демьян.

И у меня перед глазами моментально возникает его член.

Проклятая память, проклятое воображение.

Я вижу эту гигантскую восставшую плоть настолько четко, будто мой Палач тоже абсолютно голый сейчас.

Но он просто без рубашки.

Мышцы бугрятся, вены вздуваются.

Я не могу отвести глаз от его мощного и сильного тела. Не могу им не восхищаться. Не могу не желать.

Вся моя кровь скапливается в низу живота, а потом сокрушительным толчком ударяет вверх, приливает к голове, лишает способности трезво мыслить.

Я смотрю, как пульсируют его вены. Я знаю, где они пульсируют еще сильнее, набухают, наливаются возбуждением.

Я так хочу почувствовать его. Во рту. В себе. Везде. Ядовитая тяга. Губительная, невыносимая.

Я хочу настолько сильно и безнадежно, что внутри становится больно. Печет, обжигает.

Я погружаюсь во тьму. Все вокруг становится черным. Хотя нет. Все и так черное. Только теперь эта чернота поглощает меня.

– Молодец, – говорит Демьян. – Послушная девочка.

Не понимаю.

Уши закладывает.

Что происходит? Где я?

Почему он хвалит, почему…

Я слизываю молоко со стола. Склоняюсь, прижимаюсь грудью к столу, вылизываю темную поверхность языком.

Какого черта творю?

Отшатываюсь. Прижимаю ладонь ко рту. Мои губы пылают огнем. Хочу заорать, но вырывается лишь сдавленный всхлип.

– Как ты, – шепчу. – Как.

– Продолжай.

– Что? Нет!

– Залезай на стол и ползи ко мне, – твердо произносит Демьян.

– Это гипноз, – мотаю головой, пробую рассеять морок.

– Это приказ.

– Я не…

– На стол.

Он постукивает костяшками пальцев по поверхности, будто подзывает домашнее животное.

И каждый стук отбивается внутри меня. Каждый чертов стук. Какое-то наваждение. Капкан, из которого не выбраться. Ни за что. Никогда.

Впечатление, словно вокруг моего горла обвивается железная цепь.

Я не способна противиться. Не способна противостоять его взгляду. Я просто никто. Я ничтожество.

Не отдаю отчета, не соображаю. Забираюсь на стол, выгибаюсь точно кошка, слизываю молоко.

Я вновь и вновь спрашиваю – откуда у него эта власть надо мной?

– Ты ведь сама этого хочешь.

Демьян будто проникает в мои мысли.

– Это твоя природа.

Тогда почему по моим щекам опять стекают слезы?

Я склоняю голову.

Прогибаюсь.

Я даю ему то, чего он желает. Зрелище. Яркое, врезающееся в память. Грациозно двигаюсь вперед, покачиваю бедрами. Не призывно. Расслабленно, вальяжно.

Я знаю, что красота – это сила. Бьет мощнее пули. Режет острее лезвия ножа. Действует моментально. На разрыв аорты.

Я знаю, что красива. И что он меня жаждет.

Остается лишь принять правила игры.

Пусть получает.

Белое так контрастно смотрится на черном. Явно выделяется. Однако мой язык быстро уничтожает все следы.

Я приближаюсь вплотную к Демьяну, но не замираю. Прижимаюсь губами к его животу, целую, впитываю жар кожи.

Он не двигается, но мышцы пресса сокращаются и что-то оживает чуть ниже пояса, выразительно натягивает плотную ткань брюк.

– Увлеклась?

Демьян хватает меня за волосы, оттягивает назад.

– Ты же этого хотел! – бросаю с вызовом, возвращаю ему его же слова. – Разве все это не твоя природа?

Он отстраняется. Проводит ладонью по моей щеке, похлопывает.

– У тебя истерика, – заключает ровно.

– Да, наверное, – истерично посмеиваюсь. – И что? Не станешь насиловать меня в таком состоянии? В прошлый раз это не остановило.

– Полагаешь, я тебя изнасиловал?

– Ну уж не по доброй воле взял.

– Забавно, – ухмыляется. – Ты орала явно не от боли.

– Я умоляла прекратить.

– Скорее – не останавливаться.

– Я сопротивлялась.

– Ты мне всю спину исцарапала.

– Хватит!

Насмешка в его глазах убивает.

– Нетипичное поведение для жертвы насилия, – он усмехается еще шире. – А учитывая то, что ты была девственницей.

Демьян многозначительно присвистывает.

Его пальцы скользят по моей спине, от лопаток к позвоночнику, сминают ягодицы, сжимают до боли, притягивают рывком. Он заставляет меня сесть, широко раздвинуть бедра, а сам устраивается между моих ног.

– Мне уже доводилось отнимать невинность. Несколько раз. И я не помню, чтобы те девушки так сразу кайфовали.

– Я совсем не…

– Ты была настолько мокрой, что даже смазка не понадобилась.

Его пальцы проникают в лоно, не встречая никакого сопротивления.

И я всхлипываю.

– Ты и сейчас мокрая.

Он дразнит, обводит влажные складки. Надавливает, вынуждая дернуться как от удара.

– А у тебя стоит колом, – бросаю с придыханием. – Я не в свадебном платье и не в крови. Выходит, это реакция на молоко?

Он смеется.

А потом вдруг абсолютно серьезно спрашивает.

– Как думаешь, сколько стоит твоя жизнь?

– Сколько? – повторяю в тон ему.

– Ты мне скажи.

Во рту пересыхает.

Возбуждение тает. Даже пальцы, ловко орудующие внутри, не способны выбить искру из разом помертвевшего тела.

– Я не знаю, – роняю тихо.

– Стоишь ли ты жизни другого человека?

– Я не могу ответить на такой вопрос.

– Постарайся.

– Я не…

– Да завязывай лепетать. Говори нормально.

– Смотря какого человека.

– Ну, допустим – хорошего.

– Нет, – говорю резко. – Не стоит.

– Врешь.

– Другого ответа не будет.

– Ошибаешься.

Его пальцы покидают меня.

– Другой ответ уже есть.

– Пожалуйста, я…

– Тот парень мертв.

– Что? Какой парень?

– Тот, который успел шепнуть тебе пару важных слов. Окровавленный тип. Не думаю, что ты его когда-нибудь забудешь.

– О чем ты? Он же только…

– Не надо.

Он закрывает мой рот ладонью.

– Бедолага почти раскололся. Это становилось слишком опасно.

– Но зачем? Мэр ведь все равно считает, что я мертва. Какая разница – сколько он успел мне сказать?

– Это сейчас.

– Разве ситуация может поменяться?

– Поглядим.

– Ты собираешься меня отпустить?

– Такого я не говорил.

– Но ты же решил, – шумно сглатываю. – Что ты решил?

Демьян отстраняется и отступает, скрывается в темноте коридора. Слышу, как отворяются створки шкафа. Шорох одежды.

Он проходит мимо, уже полностью одетый. Набрасывает кожаную куртку.

Я соскальзываю со стола, но подойти не решаюсь.

Демьян не оборачивается, открывает замок, дергает дверь на себя, выходит, лишь на пороге бросает:

– Я решил, ты будешь гораздо лучше смотреться на моем члене, чем в могиле.

Дверь захлопывается.

Он растворяется в беспроглядном мраке ночи.

Глава 8