А что женщины любят больше всего на свете? Бриллианты. Им нравятся всякие дорогие побрякушки. Блестящие, сияющие.

Но что понравится именно ей?

Она почти не носила драгоценности. Или это просто в клуб? Не хотела показывать гостям излишнюю обеспеченность. Хотя при обыске ее квартиры тоже ничего такого не обнаружили.

Возможно, ей не нравится ни золото, ни серебро.

Я хочу видеть, как горят ее глаза. Как раньше, пока она танцевала здесь, отплясывала на сцене. Как в первые дни, когда оказалась в моей власти.

Что-то изменилось. И усугубляется. Чем дальше, тем хуже.

Я дал ей передышку, немного отдыха. Перестал ее трахать. Укладывал в свою постель, но даже не прикасался к ней. И все равно лучше не стало. Ничего не наладилось.

Где же проблема? Как это исправить?

Глупо, конечно. Но я скучаю по искрам в ее глазах. По непокорности, по тому, как она бунтовала, била посуду и орала.

Николай дарил своим женщинам подарки. Одежду и драгоценности. Автомобили. Его избранницы ни в чем не знали отказа.

Наверное, мне стоило последовать его примеру.

Феечка привыкла красиво одеваться. Она выглядела ярко. Раньше. А сейчас как будто поблекла. И хотя мне нравилось и так, ей, очевидно, хотелось другого.

Осторожный стук в дверь заставляет меня отвлечься.

– Входи, – говорю с раздражением.

– Можно? – заискивающе интересуется хорошо знакомый голос.

– Да.

– Извините, что отвлекаю.

Карабас неловко топчется на пороге.

Дурацкая кличка. Какой из него Карабас? Мелкая сошка. Еле на ногах держится. Щуплый, невзрачный. На ветру шатается.

– В чем дело? – спрашиваю мрачно.

– Тут… хм, проблемка нарисовалась.

Мнется, юлит.

– Говори уже, – рявкаю.

– Машку ищут.

– Машку?

– Ну нашу девочку.

– Я что-то сути не улавливаю.

– Ее мать уже несколько раз приходила. Я пытался утрясти все, уладить. Отмазывался как мог. Но вот она опять явилась. Третий раз подряд.

– И что с этой твоей Машкой? – прерываю.

– Ну, как, – откашливается. – Вы же ее сами забрали.

Проклятье, так вот о ком речь идет.

Я привык звать ее феечкой и совсем забыл о ее настоящем имени.

– Почему ты мне раньше не сказал? – хмурюсь.

– Я думал…

– Тебе это противопоказано.

– Простите, хотел сам порешать, не беспокоить лишний раз.

– Значит, третий раз приходит?

– Да.

– И что ты ей говоришь?

– Что нет у нас Машки. Никогда не было.

– А она?

– Говорит, что это не так, что она в милицию заявление написала.

– Приведи ее.

– Куда? – выпучивает глаза.

– Сюда.

– Давайте я просто…

Он затыкается под моим взглядом.

– Выполняй.

Карбас медлит, но все же подчиняется.

Видно, и правда хотел утрясти все по-тихому да не вышло. Может симпатией к моей феечке проникся? То прикрывал ее, рассказывая о венерических болезнях, то мать ее оберегал, пытался от клуба отвадить.

– Здравствуйте.

Приятный голос. Совсем как у нее.

Поднимаюсь, иду навстречу.

– Как я могу к вам обращаться? – интересуется тихо.

Женщина волнуется, застывает на пороге.

– Демьян.

– А отчество?

– Можно просто Демьян.

Улыбаюсь. Она улыбается в ответ.

– Проходите, присаживайтесь.

Закрываю за ней дверь.

– Спасибо.

Женщина неуверенно оглядывается назад.

– Хотите чего-нибудь выпить? – спрашиваю я. – Кофе или чай?

– Нет, благодарю.

– Располагайтесь.

Она присаживается на край стула. Нервничает, теребит в руках потрепанную сумку.

Почему феечка не купила ей новую?

– Моя дочь у вас, – говорит она.

– У меня?

– Она работала у вас… и теперь она пропала. Вы должны понимать, я это так не оставлю. Я написала заявление в милицию.

– Вам придется его забрать, – сообщаю спокойно.

– Что? Никогда.

– У вас нет выбора.

– Я не позволю… что… что вы с ней сделали?!

– Тише.

– Я этого так не оставлю. Может мы и простые люди, но так не поступают. Так нельзя. Я не позволю…

– Ваша дочь воровка.

Она замолкает на полуслове.

Хочет запротестовать, но слишком поражена.

– Да, Мария действительно здесь работала, но мне пришлось ее уволить. Клиентам не по душе, когда кто-то пытается их обчистить.

– Маша… она не… она бы никогда!

– Гость-иностранец. Бумажник, набитый свежими банкнотами. Искушение было слишком великое.

– Моя дочь никогда бы не взяла чужое. Я не верю!

– Хотите, покажу вам запись? У нас сейчас везде ведется видеонаблюдение. Новые правила. Маша не знала, что в этом зале они тоже есть. Только недавно установили.

– Покажите, – говорит тихо, бледнеет.

– Есть идея получше. Я могу сразу отправить эту запись в полицию. Пусть разбираются.

– Постойте, я… я просто… не надо.

– Странно, что дочь вам ничего не сообщила. Мы вроде решили вопрос, а теперь вы приходите, требуете объяснения.

– Я только…

– Я ее уволил. Не могу держать в клубе воровку. Даже если она отличная танцовщица. Она не возражала. Но гость не из местных. Иностранец. Посол. Он требовал, чтобы мы разобрались. Я его еле успокоил. А теперь приходите вы.

– Я просто…

– Почему я должен тратить на это время? Пусть милиция разбирается, ищет вашу Машу. Мне до этого дела нет.

– Я заберу заявление, только не отправляйте им запись.

– Единственная причина, по которой я предпочитаю все замять, – репутация клуба.

– Извините.

Она начинает плакать.

Слезы срываются вниз.

Я сжимаю челюсти, стараюсь обуздать свои чувства. Я совсем не хочу, чтобы мать моей феечки рыдала в моем кабинете.

Она даже не представляет, перед кем сейчас унижается. Перед кем рыдает. Она не догадывается, что я проделываю с ее дочерью по ночам.

Маленькая хрупкая женщина. Измученная. Рано состарившаяся. Если судить по внешности, она скорее годится в бабушки, чем в матери.

Очень худая, совсем сухенькая. Тщедушная. Лицо полностью в морщинах. Глаза красные.

– Простите, я так плачу каждый день. Я не могу ее найти. Я не знаю. Я с ума схожу. Еще и муж мой на операции. Должен… должен на операции идти. Но мы решили ничего не делать, пока Машу не найдем.

Она изливает мне душу.

Наивная. Не такая как мы. Неиспорченная.

– Я и не знала, где Маша работает. Ужасная мать. Да? Я понимаю… понимаю, что вы сейчас думаете. Я подозревала, но не знала наверняка.

– Ничего, – наливаю ей воды. – Ничего страшного.

Хорошо хоть мэр убрался. Не хватало еще чтобы он узнал о родителях той случайной свидетельницы, которую приказал убить.

– О какой операции идет речь?

– Сердце, – всхлипывает. – Кардиостимулятор.

– У вас не хватает средств?

– Нет, что вы… Маша… она все нам отдавала. Господи, неужели она ради этого работала? – склоняет голову, еле сдерживает рыдания. – И может… может поэтому пыталась украсть? Боже мой… я… не верю.

– Успокойтесь, выпейте.

Подхожу к ней. Кладу ладонь на плечо, протягиваю стакан воды.

– Вам точно всего хватает?

– Простите… простите, я…

– Если вдруг возникнут проблемы, просто наберите меня.

Вкладываю свою визитку в ее пальцы.

– Вы… спасибо вам, – смахивает слезы, достает из сумки тканевый платок, промокает заплаканное лицо.

– Не стоит благодарности.

– Я только не понимаю, почему Маша со мной не связывается. Она же всегда звонила. Всегда.

– Возможно, скоро свяжется. Только опасается пока. Тот клиент хотел обращаться в милицию. Когда она уехала из клуба, я еще не успел с ним все решить. Поэтому я вполне допускаю, что она боится. Вдруг ее ищут.

Женщина кивает.

– Спасибо. Вы так… добры.

Точно.

Никто даже не представляет, насколько я добрый.

Глава 11

Слабость. Это именно то, что я всегда ненавидела и презирала, считала худшим из всех возможных недостатков. Человек – хозяин своей судьбы. Поэтому каждый из нас способен изменить собственную жизнь к лучшему. Нужно только приложить усилия.

Я не понимала, почему люди терпят. Остаются рядом с нелюбимыми, работают в жутких условиях за копейки. Зачем насиловать себя? Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на страдания.

Я не понимала, почему моя мать так привязана к отцу. Красивая и умная женщина постепенно превращалась в истеричку. Полубезумную, издерганную. Ночами ждала его у окна, названивала ему раз за разом, кричала и рыдала, закатывала скандалы. Она прощала все его выходки и загулы. Угрожала уйти, подать на развод. Но дальше этих слов дело никогда не шло.

Я не понимала, что мешало ей прекратить кошмар. Разорвать эту порочную цепь раз и навсегда, перейти к активным действиям.

Я не понимала, что мешает подавляющему большинству людей добиться успеха, жить свободно и легко, найти свое счастье. Страх? Сомнения? Возможно. Но все подобные чувства лишь синонимы слабости.

Я была уверена, что не окажусь в подобной западне. Безысходность. Яма. Вот какие ассоциации все это навевало. Нет ситуации хуже, чем когда ты напрочь лишен воли, не способен на самостоятельное решение. И тут я ошиблась. Жестоко просчиталась. Я не представляла, насколько причудливо тасуется колода.

Мою спокойную и благополучную жизнь разрушили до самого основания. Меня саму растоптали. Выпотрошили и выбросили на произвол судьбы.

Я чувствую себя не просто униженной. Не просто слабой и ничтожной. Я чувствую себя никем. Пустым местом.

Вот в чем заключается правда.

Наверное, я никогда не была сильной. Все мои опоры оказались призрачными, иллюзорными. Земля ушла из-под ног в один момент. И теперь я понятия не имею о том, как вернуть все на круги своя.

Я стараюсь доказать самой себе, что все не так плохо, бывают ситуации похуже. Но это трудно.