Ника Форд - Фея для Палача

Зачем такие подробности?

Я прокручивал тот день в голове миллион раз. Не меньше. Я вспоминал снова и снова. Почти все. Но не их лица. Я даже не уверен, были они в масках или нет. Часть моих воспоминаний утрачена. Стерта. Память подводит. Но я работаю над этим.

– Родители решили оформить отношения официально после рождения второго ребенка. До этого они жили вместе много лет. Никто и представить не мог, куда приведет эта свадьба.

– Твоя сестра, – тихо произносит она. – Она…

– Мертва, – отвечаю глухо. – Ее убил мэр. Эта его фраза – «Спокойной ночи, малыши». Я понял все, когда он ее повторил.

– Но…

– Один удар по голове.

– Она…

– Она не страдала. Я надеюсь. Она даже не поняла.

Мои кулаки сжимаются.

Я бы хотел убить мэра снова. Тем же способом. Забить до смерти. Я бы хотел убивать его постоянно. По утрам. Это было бы идеальным началом любого дня.

– У меня проблемы с памятью, – усмехаюсь. – Что-то нарушилось. Сначала я помнил все, а потом возникли провалы. По крайней мере, так я это ощущаю. Или же тут реакция психики. Психическая защита.

– Есть вещи, которые не хочется помнить, – тихо заявляет феечка. – Никто бы не захотел помнить то, о чем ты мне сейчас рассказал.

– Я должен помнить, – пожимаю плечами. – Ничего. Я привык.

– Я не знаю, что сказать, – честно признается она.

– А тебе и не надо говорить. Моя очередь. Конечно, если ты готова слушать дальше.

– Дальше? – спрашивает пораженно.

– Да. Что по-твоему было дальше?

– Тебя забрали родственники или органы опеки?

Я смеюсь. Не в силах сдержаться. И правда забавное предположение.

– Меня забрали они.

Феечка молчит.

Но я ощущаю ее ужас. На вкус.

Это сладко.

– Не волнуйся, я пробыл в их компании недолго. При первой возможности главарь продал меня.

– Продал? В каком смысле?

– В прямом. В бордель.

– Но зачем… зачем он это сделал?

– А зачем он устроил резню в моем доме? – сглатываю. – Зачем велел убить мою сестру? Зачем насиловал мою мать? Зачем зарезал моего отца моими собственными руками?

Я бы сам хотел получить ответы на эти вопросы.

– Надеюсь, он сдох! – восклицает она.

– Нет, надеюсь, нет, – хмыкаю. – Надеюсь, он жив и здоров, ждет нашей встречи.

– Он психопат. Все они… все.

Замолкает.

Наверное, размышляет, кто же тогда я? С кем только ее угораздило связаться. Бедная девочка.

– Он решил, что убить меня будет слишком быстро и легко. Возможно, он мстил моим родителям. Возможно, просто развлекался. Я был смазливым ребенком. Мечта педофила.

– Господи.

– Господь предпочел не вмешиваться. Меня сдали в подпольный бордель. Так сказать, отправили в свободный путь.

– Я… я, – она задыхается.

Плачет.

Черт.

Она плачет.

– Хватит, – чеканю мрачно.

Кладу ладони ей на плечи, сжимаю.

– Только не надо меня жалеть, – бросаю я. – Этого хочется меньше всего.

Она вздрагивает, зажимает рот ладонью.

Кивает.

– Прости, – роняет сдавленно.

– Тебе не за что извиняться.

Я отпускаю ее, обхожу кресло, останавливаюсь прямо перед ней, опускаюсь на колени.

– Это ты меня прости.

– За что?

Она удивляется. По-настоящему. Неужели действительно не понимает?

– За то, что разрушил твою жизнь. За то, что похитил тебя и держал в плену. За то, что взял тебя насильно.

– Но я… я ведь тоже этого хотела, – шепчет она. – Ты мне понравился. В первый вечер.

– Я привык так. Я не умею иначе.

– Понимаю.

– Я беру все, что хочу.

– Я не…

– Я действую как они.

– Нет! – заявляет с поразительной горячностью. – Ты не такой как они. Совсем не такой.

Я не стану ее разубеждать. Пусть верит. Пусть надеется.

Я провожу пальцами по ее ногам. От лодыжек до колен. Выше. По джинсам. Я чувствую жар ее кожи даже через плотную ткань.

– Знаешь. В борделе было не так уж и страшно. Мой хозяин никак не мог меня изнасиловать. Я вырывался, царапался и кусался как бешеный. На меня не действовала голодовка. Угрозы и обещания тоже не помогали. Ни кнут, ни пряник. Он хотел провернуть все относительно добровольно. Не вышло. В итоге меня накачали наркотиками. Тут уж я не мог сопротивляться. Он затолкал член в мою задницу, но получил мало кайфа. Зато я кайфовал. Потом. Когда разрывал его глотку зубами.

– Что? – девочка вздрагивает.

– Мне казалось, что я сожрал его кадык. Что-то я точно сожрал. Только не уверен, что именно. Следующей ночью. Сразу после того, как он меня поимел. Я выглядел сломленным. Раздавленным. Он не ждал сопротивления. Не знал, что меня уже нельзя сломать. То, что разрушено до основания, невозможно уничтожить. Поэтому при первой удачной возможности я вцепился ему зубами в горло. И дал себе волю. Оторвался по полной. Я был счастлив. По-настоящему. Снова. Я чувствовал, как угасает его жизнь и как крепнет моя сила. Я разодрал его глотку.

– Это же… это невозможно.

– Врач, который осматривал труп, сказал то же самое. Он не верил, что ребенок на такое способен. Все пытался найти бешеного пса.

– Тебя наказали?

– Побоялись. Ублюдок, который стал новым хозяином борделя, был очень религиозным. Он решил, в меня вселился демон и с ним лучше не иметь никаких дел. Если убить, вселится в другого человека.

– Безумие, – бормочет она. – Все это какое-то безумие.

– Меня продали в другое место. Там я тоже не прижился. Мой характер оказалось не так легко обуздать. Чего только не было. Но больше меня не насиловали. Били. Резали. Пытали. Я участвовал в боях без правил. Сам избивал и пытал. Убивал голыми руками. Я проигрывал. Иногда. Я падал. И всякий раз поднимался. Я выживал любой ценой. У меня была отличная мотивация. И мне было нечего терять. Я ни на что не отвлекался. Я шел вперед. По трупам. По крови. По костям. Я не сдавался. Я разъярялся. И однажды я встретил Николая. Неизвестно, сколько бы я прожил без него, к чему бы пришел. Меня могли пристрелить как взбесившегося зверя. Мне просто повезло.

– Повезло? – спрашивает она почти беззвучно, шепотом.

– Николай спас меня. Вытянул из этого болота. Я убил его лучшего бойца на ринге. Вынес за минуту. Без оружия. Кулаками. Это удается мне особенно хорошо.

Я поглаживаю ее колени. Медленно. Она едва уловимо вздрагивает. Она знает на что способны мои руки. Она видела.

– Так удобно. Оружие может подвести. Я привык рассчитывать только на себя. Николай разглядел во мне потенциал. Он выкупил меня и показал мне другой мир. Он научил меня управлять этим.

Я обхватываю ее запястья, переплетаю наши пальцы.

Она смотрит на меня. Прямо. В упор.

Вот как… почему?

Этот взгляд так похож на другой. Пусть глаза не того цвета. Пусть выражение отличается. Пусть. Но что-то режет. Что-то цепляет и отзывается. Что-то врезается в память.

Точь-в-точь.

– Я обуздал свою ярость. Гнев. Агрессию. Я не обрел покой. Но я начал мыслить трезво.

– Я чувствую, – говорит она. – Николай относится к тебе как к сыну.

– Я бы хотел быть его сыном, – криво ухмыляюсь. – Он бы не дал свою женщину в обиду.

– Твой отец… – запинается. – Он ничего не мог сделать.

– Мог, – заявляю твердо. – Но он распустил сопли. Как будто это могло помочь. Он нес какой-то бред. Он ничего не сделал.

– Он…

– Он допустил все это, – отпускаю ее, резко поднимаюсь, отхожу подальше, на безопасное расстояние. – Он позволил этому произойти.

Феечка вздыхает.

Тихо. Нет. Тихонько.

Мне хочется переломать ей все кости. Или сжать ее. До хруста костей. И зацеловать. До смерти.

Она подходит ко мне. Медлит. А после вдруг обнимает. Прислоняется всем своим телом. Обдает кипятком.

И я не могу ее оттолкнуть. Не хочу.

– Ты должен простить его, – говорит чуть слышно. – И главное – ты должен простить себя. Иначе это никогда не прекратится.

Это прекратится. Когда я оплачу счет. К черту прощение.

Но я не хочу спорить. Не сейчас. Не сегодня. Я не настроен на это. Я не намерен спорить.

– Достаточно бесед.

Я подхватываю ее на руки.

Она вскрикивает. Но не протестует. Не совершает ни единой попытки вырваться.

Я отношу ее на свою кровать. Укладываю. Сам укладываюсь рядом. Я не хочу ее трахать. Точнее – хочу, конечно. Но не буду.

Это как-то… неправильно?

Я устал. Думать. Говорить.

Я трусь щекой о ее шею. Вдыхаю ее аромат. Ничего общего с жасмином. Ничего. Абсолютно.

И почему она настолько близка мне? Что в ней такого особенного? Что в ней такого, чего я не находил в других женщинах?

Может, я попросту не искал.

Чуть поднимаю ее футболку, поглаживаю плоский живот, прижимаюсь губами к разгоряченной коже.

Она трепещет подо мной. Как испуганный звереныш. Боится, что я потребую большего?

– Не бойся.

– Я не боюсь.

Она учится лгать.

Я почти готов ей поверить.

– Я никогда не причиню тебе вреда.

– Я верю.

А вот это правда.

Но верю ли я в собственные слова?

Человек с провалами в памяти. Палач, привыкший убивать голыми руками. Психопат, не способный на эмоции.

Я кладу голову ей на живот. Ловлю биение сердца.

Так странно. Так спокойно.

Я закрываю глаза и засыпаю.

Я дома.

Правда обрушивается на меня как ураган. Бешеная стихия уничтожает все на своем пути. Безжалостно и беспощадно.

Наверное, так и должно быть. Правда редко бывает приятной. Скорее уж это горькая пилюля, оставляющая привкус полыни на губах. И потом сколько не сглатывай, сколько не поласкай рот – облегчения не предвидится.

Правду остается только принять. И отпустить. Иначе все это сведет с ума, доведет до самого настоящего безумия.

Темнота окружает меня со всех сторон. Темнота еще никогда не была настолько мне близка.