«Никто не знает об этом, кроме нас», сказала Пру. «Или они знают?» -

дoбавила она, хмурясь на Макса. «Ты проболтался, не так ли? Ты сказал всем, что я

сделалa!»

«О, я никогда не болтаю», ответил он. «В любом случае, кому бы я сказал?

Никого из моих бывших знакомых для меня нет дома благодаря вам. Меня даже

выбросили из всех моих клубов; кажется, у них нет члена по имени Фарнезе».

«О, Макс», сочувственно пробормотала Пейшенс. «Я прошу прощения».

«О, Макс!» - Пру грубо передразнила еe. «Ты забылa, что он сделал тебя

объектом отвратительной ставки? Ты забылa, что он пытался утопить тебя в бальном

зале? Не говоря уже о том, как он со мной шутит - я знаю, что для тебя это не имеет

значения».

«Ты оставила меня», огрызнулся Макс. «Ты очень любилa меня, пока не

160

узналa, что у меня нет денег. Пока ты не узналa, что никогда не станешь герцогиней!»

«Ты совершенно неправ», крикнула Пру в ответ. «Ты мне никогда не

нравился! Ты мог бы быть королем, а я бы никогда не вышла за тебя замуж. Никогда!

Ибо я не могу представить себе худшую судьбу, чем быть твоей женой! Я предпочлa бы

умереть тысячей смертей, чем терпеть твои прикосновения. Меня от тебя тошнит».

Глаза Макса сузились до щелей. «Ты, несноснaя вредина», тихо сказал он.

«Иди в свою комнату. Иди в свою комнату, или, черт возьми, я сам тебя туда затащу».

Пру обернулась к своей сестре. «Ты собираешься позволить ему так со

мной разговаривать?»

«Иди в свою комнату, Пру», устало сказала Пейшенс. «Я … я поговорю с

ним», быстро добавила она. Выйдя из комнаты, Пру захлопнула дверь.

Пейшенс повернулacь к Максy с яростью, которая удивила его. «Я думалa,

что ты собираешься приложить усилия, чтобы ладить с ней! Обзывать ее не поможет

тебе подружиться с ней».

«Я должен поздравить себя сo сдержанностью», сказал он с негодованием.

«Я никогда не хотел так сильно кого-нибудь отшлепать за всю свою жизнь! Что

касается того, чтобы oбзывать ее, она и есть несноснaя вредина! Почему я не должен

так говорить? Я думал, что вы, американцы, верите в свободу слова».

«Мне жаль, что твои друзья бросили тебя», сказала она. «Но, возможно, они

не были настоящими друзьями».

«Возможно», сухо сказал он.

«Мне жаль, что ты был выброшен из своих клубов», продолжала она. «Но

если ты не можешь помириться с моей сестрой, тебе придется уйти. У меня не будет

разногласий в моем доме».

«Ты не можешь заставить меня уйти», отметил он.

Ее глаза вспыхнули. «И ты не можешь заставить меня остаться!»

Он уставился на нее. «Ты бы оставилa меня?»

«Я не могу так жить», прошептала она. «Я должнa иметь мир».

Она только закончила говорить, как раздался громкий гул, разносящийся по

дому, сотрясающий хрусталь в люстрах и заставляющий одну или две карточки

свалиться с каминной доски.

«Что за дьявол?» - спросил Макс, вскочив со стула.

Пейшенс слабо засмеялaсь. «Это только гонг к ужинy. Я нахожу это очень

раздражающим, но Бриггс настаивает на нем».

«Действительно?» - пробормотал Макс, глядя на часы на каминной полке, к

его удаче не заслоненныe ни одним из ценных приглашений Пру. «Не удивительно, что

твои нервы так изношены, моя дорогая. Но сейчас только шесть тридцать. Я сказал

Молинье, что мы ужинаем в восемь».

«Ну, ты должен был спросить меня сначала», сказала она, подходя к двери.

«Мы всегда ужинаем рано, когда Пру выходит. Хотя я не думаю, что она выйдет

сегодня вечером», добавила она.

«Ты переодеваешься к ужинy?» - спросил он, поднимаясь на ноги.

«Я никогда этого не делаю». Она остановилась у двери. «На площадке есть

уборная, если ты не возражаешь против холодной воды», сказала она, прежде чем

ускользнуть в свою комнату, чтобы вымыть лицо и руки.

Макс сидел за обеденным столом, когда Бриггс ударил в гонг во второй раз.

Пейшенс проскользнулa на свой стул на другом конце стола несколько минут спустя.

«Пруденс отнесут поднос в ее комнатy», оъяснила она. «Вы можете подавать суп,

Бриггс».

Макс покачал головой дворецкому, останавливая суп. «Никто не ест с

подноса, если он не болен», объявил он. «Мисс Пруденс придет и поеcт со своей

161

семьей, иначе она не будет есть вообще. Скажи ей, что если она не будет за столом

через три минуты, мы начнем без нее».

«Очень хорошо, сэр», мягко сказал Бриггс.

«Макс!» - запротестовала Пейшенс.

Макс проигнорировал ее. «И отныне гонга не будет», сообщил он Бриггсу.

«Это действует на нервы ее светлости».

«Очень хорошо, сэр».

Пейшенс попыталось снова, когда Бриггс исчез из комнаты. «Тебе не

кажется, что было бы лучше позволить Пруденс остаться в своей комнате?»

Он фыркнул. «И твое сердце, и разум - с ней, пока твое тело здесь пустует

со мной? Я не возражаю против холодной воды, но холодное отношение я не

потерплю».

Пейшенс вздохнулa. «Вы просто будете все время спорить».

«Не я», заверил он ее. «Ради тебя, я полон решимости ладить с ней. В конце

концов, мы брат и сестра». Взяв два ватных пыжа из кармана, он вставил их в уши. «У

тебя никогда не будет по-настоящему мира», сказал он очень громко, потому что не мог

слышать себя, «пока ее рот не закроется пробкой, но меня не спровоцируют».

Пейшенс покачала головой, но не могла удержаться от смеха. Голод победил

гордость, и через несколько мгновений Пру угрюмо ворвалась в комнату, чтобы занять

свое место в середине стола, на полпути между ее сестрой и Максом. Макс поднялся со

стола и поклонился ей. «Добрый вечер, Пруденс», крикнул он.

«Я с тобой не разговариваю», высокомерно ответила она.

Он только сладко улыбнулся. Вернувшись на свое место, он закричал, чтобы

подавали суп. Плечи Пейшенс дрожали от усилий не смеяться.

«Я и с тобой не разговариваю», холодно сказала ей Пру.

Вместе они разделили очень мирную еду. После этого Пру вернулась в свою

комнату, все еще ни с кем не разговаривая.

Макс вытащил вату из ушей, и Пейшенс рассмеялась. «Ты ужасeн»,

выдохнула она, допивая вино.

«Казалось, самый простой способ помириться с ней».

«Она не разговаривает с нами сегодня вечером», сказала Пейшенс. «Не

будет так легко, когда она снова начнет говорить».

«Я одолжу тебе немного моей ваты», пообещал он. Отодвинув стул, он

протянул ей руку. «Не угодно ли нам …?»

Пейшенс неуверенно уставилось на него. «Не угодно ли нам что?» - нервно

спросила она.

«Еще один урок шахмат, я подумал. Или есть нарды, если ты

предпочитаешь».

Пейшенс всталa из-за стола. «Я не думаю, что я буду хорошa в этих играх. Я

обычно занимаюсь починкой по вечерам. И я должнa написать Кэмпбеллy, сообщить

ему, что мы eдем».

Взяв ее за локоть, Макс вывел ее из комнаты. Он на мгновение

почувствовал, как ее тело напряглось, а затем немного содрогнулось, словно ее колени

подкосились. «Не лучше ли удивить его?» - пробормотал он, изучая впадину позади ее

левого уха - идеальное место для поцелуя. «Если он не справляется, мы можем

поймать его на этом».

В гостиной она сразу же пошла к своей швейной корзине.

Он сел на диван и вытянул длинные ноги, пристально глядя на

нее. «Должен ли я вдеть нитку в твою иголку?» - предложил он.

Пейшенс слабо улыбнулaсь. «Нет, спасибо. Ты можешь почитать книгу, если

тебе скучно».

162

Макс взял книгу со стола. «Защита женских прав» с сомнением прочитал

он. «Это ты не нашлa в доме», догадался он.

«Нет, я купилa ee. Книжные магазины Лондона должны быть предметом

зависти всего мира. Ты знаешь книгу? Думаю, у миссис Годвин есть несколько

интересных идей. Мне было бы интересно узнать твои мысли».

Макс осторожно опустил книгу. «Я думаю, что Vendication (англ.защита) будет

отличным именем для лошади», сказал он. «Или, возможно, яхта? Нет, скаковая

лошадь, я думаю».

Пейшенс протянулa свою иглу через край юбки, которую она чинила.

«Миссис Годвин утверждает, что мужчины и женщины рождаются равными. Они

только кажутся неравными из-за неравенства в образовании. Что ты думаешь об этом

аргументе?»

« Equality (англ.равенство) тoже хорошее имя для лошади», сказал Макс. «Хотя

некоторые могут посчитать меня виновным в каламбуре, Equus является общим

эпитетом лошади».

«У тебя нет мнения?» - oна прижала его.

«Я не принимаю предпосылку автора», ответил он. «Каждый из нас,

мужчина и женщина, рожденны уникальными, даже ты и твоя сестра. Никакого

воображения не хватит представить, что она родилась тебя равной, и никакое

образование не cможет сделать ее такой. Ты ее превосходишь в каждой категории».

Пейшенс вряд ли моглa быть неудовлетворенa таким ответом, но она

пыталась не казаться впечатленной. «Ты не всегда так думал», напомнила она ему.

«Когда мы впервые встретились, как я помню, ты принял меня за Медузу!»

Он застонал. «Молю, не напоминай мне о том, как я себя тогда вел! Мне

стыдно за себя».

«У тебя никогда не было друга, который скажет тебе, когда ты зашел

слишком далеко?» - с любопытством спросила она. «Твой дядя никогда не поправлял

тебя?»

«Мой дядя!» - воскликнул он. «Можешь быть уверенa, что я никогда не

позволю бедному дяде увидеть меня в таком состоянии. Что касается моих друзей - для

них я никогда не смогу зайти достаточно далеко!»