«Красные мундиры», уверенные в том, что проклятые французы устроили какую-нибудь дьявольскую хитрость, осторожно вошли в часовню.

— They have disappeared, colonel!

— Those damned Frenchmen! Search the bell tower![21] — взревел как сумасшедший Бамбертон.

Флорис и Адриан быстро задвинули за собой плиту и согнулись почти вдвое. Подземный ход был очень узкий, с низким сводом. Он уводил куда-то вниз и, казалось, сужался с каждым шагом. Впереди горел огонек. Это Ли Кан предусмотрительно прихватил свечку из алтаря. Флорис и Адриан ускорили шаг и наткнулись на ожидавшего их Федора.

— Будем надеяться, что англичанам понадобится гораздо больше времени, чем Жоржу-Альберу, чтобы найти потайной ход! — сказал Адриан.

Вскоре они догнали Ли Кана и Батистину, но свеча вдруг затрещала и погасла из-за нехватки свежего воздуха.

— Где ты, Ли Кан? Не оставляй меня! — прошептала Батистина, чувствовавшая себя в темноте очень неуютно.

— Иди вперед, Голубая Стрекоза! И ты увидишь небо, расцвеченное тысячами и тысячами цветов! — донесся до нее голос китайца.

«Да, но сейчас-то здесь темно, как в могиле!» — подумала про себя девушка.

Жорж-Альбер тоже недовольно заворчал. Флорис на ходу подхватил его на руки, малыш, хотя и был храбрецом, все же в самые неприятные моменты всегда предпочитал держаться поближе к хозяину.

— Я иду вперед! — прошептал Флорис, обладавший, как и Адриан, странным даром видеть в темноте. Он взял Батистину за руку, и девушка, так же, как Жорж-Альбер, страшно обрадовалась. Она скорее бы умерла, чем призналась в том, что напугана. Теперь она была убеждена, что руки Флориса защитят ее от любой опасности. Вдруг что-то зашевелилось у нее под ногами. Батистина еле удержалась от крика. Флорис стал раздавать удары направо и налево. Раздался жалобный писк. Крысы! Батистину затошнило. Флорис нежно пожал ей руку, желая подбодрить. Адриан завершал шествие. Он часто оборачивался, боясь, что сзади появятся англичане, в свой черед обнаружившие подземный ход.

Они прошли примерно четыреста туазов. Внезапно Ли Кан остановился. Подземный ход кончился. Флорис протянул вперед руку и наткнулся на шероховатую скалу. Лбом он упирался в огромную гладкую плиту. Он попробовал нажать на нее, но это ничего не дало. Раненое плечо заболело сильнее. Батистина слышала тяжелое дыхание Флориса.

Подошел Федор:

— Дай-ка я попробую, барин! — проворчал он.

Казак наклонил голову, набычился и уперся в плиту спиной. Но даже для этого гиганта, наделенного воистину богатырской силой, груз оказался слишком тяжел. Федор не мог сдвинуть плиту с места. Ли Кан, Флорис и Адриан пришли ему на помощь. Объединенные усилия принесли плоды: плита со скрипом повернулась и открыла еще один узкий проход. Флорис, превосходивший всех ростом, сунул голову в проход и едва не выругался от удивления: камень, который они с таким трудом заставили повернуться вокруг своей оси, был частью церковной стены. Они покинули одну часовню, чтобы оказаться на хорах другой, превращенной в конюшню. Примерно около сотни лошадей стояли внизу и мирно жевали овес, обильно политый водкой, чтобы придать им смелости во время битвы. Флорис проскользнул на хоры как угорь. Конюхи седлали лошадей. Неподалеку около переносного горна хлопотал кузнец. Флорис подал знак друзьям. Те поняли его без слов. Они устремились вперед и бросились на несчастных конюхов, которые не успели даже воскликнуть «My God!»[22]. Флорис протянул руку Батистине и помог ей выбраться из дыры. Все четверо снова навалились на плиту и поставили ее на место.

— Должно быть, эта местность вся изрыта подземными ходами еще со времен испанского владычества. Если мы поищем как следует, то, возможно, нам повезет, и мы найдем другой подземный ход, который выведет нас в расположение наших войск, — прошептал Адриан.

— Пойди посмотри, что творится снаружи, брат! — тихо ответил Флорис, смотревший в дверную щель.

А снаружи царила невообразимая суматоха. Повозки, телеги, тележки и кареты — все смешалось. Ездовые нахлестывали несчастных животных. Все кричали, вопили, куда-то бежали, сталкивались, падали… С шумом и грохотом, объезжая ряды повозок, пронеслась кавалерия, спешившая на поле битвы. Вдали слышались звуки канонады.

— Похоже, мы оказались в самом центре английского лагеря! — заметил Адриан.

— О да! А вон там палатка Вилли! — сказала Батистина.

Флорис бросил на нее исполненный беспредельной ярости взгляд. Он не мог вынести, что она вот так запросто, фамильярно говорит о герцоге Камберленде.

— А знаешь ли ты, где расположены их батареи? — сухо спросил он, словно совершенно забыл о том, что произошло между ними совсем недавно.

«Честное слово, до чего же чудные создания мужчины! Правда, правда! Все они хотят знать одно и то же!» — подумала Батистина, обиженная таким поведением Флориса.

— Нет, не знаю, — ответила она, надув губки. — Но вон в том сарае, который виднеется среди палаток, что-то спрятано. Когда я проезжала мимо, солдаты таскали туда какие-то бочки, а полковник Бамбертон не захотел, чтобы мы смотрели в окно. Правда, Жорж-Альбер?

Маленькая обезьянка утвердительно заверещала.

Флорис и Адриан переглянулись и опять приникли к щели, чтобы получше рассмотреть сарай, на который они сначала не обратили внимания. Около двадцати «красных мундиров» бдительно охраняли шаткое строение, словно это была настоящая крепость. Флорис щелкнул языком. В его глазах сверкнули зеленые молнии.

— Английский пороховой погреб! — задумчиво промолвил Адриан.

20

— Черт возьми! Друзья, мы можем устроить им хороший фейерверк! — продолжил Флорис, проводя рукой по своим смоляным кудрям. Он отвел Батистину в сторону, а сам отозвал Федора, Ли Кана и Адриана в угол. Это означало, что мужчины желали переговорить между собой, без участия всяких пустоголовых девчонок.

Батистина была очень сердита. Ей ужасно хотелось есть, а Жоржу-Альберу — пить, и оба они были обижены на весь белый свет. Батистина опустилась на солому у ног большого вороного жеребца, который старательно жевал свой овес, и приготовилась заснуть, позабыв про то, что им грозят неприятности. До нее доносились отрывочные фразы из разговора мужчин:

— Без длинного фитиля-то это больно опасно, барин! — гудел Федор.

— Мысль Острого Клинка столь же пуглива, как мысль какой-нибудь старой-старой женщины! Если Майский Цветок возьмет пылающую косу огнедышащего дракона… — предлагал китаец, не обращая внимания на ярость в глазах Федора.

— Флорис прав, друзья мои! И мы, Ли Кан, тоже! Надо попробовать, даже если это будет стоить нам жизни! — сказал Адриан.

Лежа на мягкой соломе, Батистина пожала плечами и подумала: «Какие все-таки несносные создания эти мужчины! Скучные, претенциозные, спесивые, глупые, буйные и… наглые!»

Флорис продолжал размахивать руками и что-то шептать своим друзьям. Казалось, он поручал каждому какое-то задание. Батистина почувствовала, что в ее сердце зреет обида. У нее пересохли губы, она провела по ним языком и тотчас же вспомнила страстный поцелуй Флориса. Теперь она злилась на себя за то, что позволила себя целовать. Однако воспоминание об этом событии было таким приятным, таким волнующим, что у нее порозовели щеки.

Жорж-Альбер слонялся по конюшне, все осматривал и обнюхивал. В конце концов он обнаружил буханку черного хлеба и кувшин с водкой. Он решил поделиться со своей подружкой и, радостно вереща, притащил ей чудесную находку. Батистина тут же впилась зубами в горбушку, а затем глотнула обжигающую жидкость прямо из кувшина. Славная старая Элиза не приучила обожаемую воспитанницу пить крепкие напитки по утрам. Батистине сделалось ужасно жарко, по жилам разлилась блаженная теплота. Жорж-Альбер тоже жадно пил прямо из кувшина большими глотками. Батистина вновь потянулась за живительным напитком и отпила еще немного, а Жорж-Альбер посматривал на нее с пониманием, а затем начал беспокоиться, останется ли в кувшине что-нибудь на его долю. Он принял кувшин из рук Батистины и маленькими глотками, смакуя, допил остатки. А на Батистину напал приступ безумного веселья, она просто задыхалась от смеха.

— Скорее! — воскликнул Флорис и бросился к покинутому кузнецом походному горну.

Адриан и Ли Кан стали отвязывать лошадей. Батистина вытаращила глаза. Она не понимала, в чем причина такого оживления и столь поспешных действий. Все плыло и качалось у нее перед глазами, все таяло в тумане, теряло очертания, даже приближавшийся Флорис. Ей даже показалось, что он раздвоился. Как это было забавно! Необычно! Интересно!.. Два Флориса схватили горящие угли и бросили их на кипы соломы. В воздухе сразу же запахло гарью. Тоненькие язычки пламени побежали в разные стороны. Батистина звонко захохотала.

— Скорее на коня, Батистина! — приказал Флорис. Он промчался мимо девушки, даже не взглянув на нее, озабоченный тем, чтобы помочь друзьям. От дыма у Батистины начало щипать глаза. Тревожно заржали испуганные лошади. Икая и кашляя, Батистина попыталась подняться и встать на ноги. Она вцепилась в хвост вороного жеребца. Тому такое фамильярное обращение не понравилось, и он лягнул ее так, что она отлетела на несколько шагов и шлепнулась посреди прохода. Почуявшие свободу лошади рвались к выходу. Языки пламени уже лизали кормушки. Неспособную что-либо воспринимать Батистину вот-вот могли растоптать обезумевшие от страха животные. К счастью, Жорж-Альбер был более привычен к крепким напиткам, чем его юная хозяйка. Он вскочил на спину вороного коня и завопил, призывая Флориса на помощь. Тот растолкал лошадей, прорвался к Батистине и усадил ее верхом на коня.

— Поцелуй меня еще раз, Флорис! — выдохнула Батистина, обвивая руками шею юноши.

— Боже милосердный! Что ты наделал, Жорж-Альбер? Она же совершенно пьяна! — воскликнул Флорис.