Флер подняла на него испуганные глаза, и в то же мгновение все, казалось, поблекло, рассеялось — шум, яркий свет, гости, — и она осталась наедине с ним, словно на вершине одинокой горы, а над ними было только небо. Они пристально смотрели друг другу в лицо, и вдруг ей показалось, что двух прошедших лет не было, что она рассталась с ним вчера.

Все ее страдания, ее борьба с самой собой, ее решимость забыть о нем, а также вошедшее в поговорку целительное воздействие времени теперь ничего не значили. В это мгновение звенящей в ушах тишины они были с ним вдвоем, только они одни, они стояли рядом, уверенные в себе, и Флер знала, что ничего в ней к нему не изменилось и вряд ли когда-нибудь изменится.

Вдруг ее будто кто-то резко дернул за руку, и она вновь очутилась в реальном мире. Снова ее окружила плотная стена гула, и где-то близко она разобрала доносившиеся до нее слова:

— Мисс Гамильтон, я очень рад принимать вас в своем доме. Позвольте мне представить вам мою сестру Марию Васильевну Чайковскую. Роза, дорогая, это мисс Флер Гамильтон, я тебе говорил о ней.

Он вложил всю свою сердечность в голос. Флер, почти ничего не видя перед собой, сделала реверанс, почувствовав, что ее рукой завладела Роза.

— Рада с вами познакомиться, мисс Гамильтон. Сережа так много рассказывал мне о вас. Надеюсь, нам представится возможность узнать друг друга лучше.

Мария Васильевна говорила по-английски. Голос у нее был звонкий, музыкальный, очень приятный. Улыбка, озарившая ее изможденное лицо, разгладила его, и она стала похожа на очень молодую женщину, даже девушку, стоявшую на пороге зрелости. Флер наконец с трудом набрала в легкие воздуха, но в груди у нее болело, как будто она задерживала выдох.

— Очень надеюсь на это, сударыня, — ответила Флер, — но взгляд ее против воли устремился к Кареву.

Граф не спускал с нее прекрасных глаз, в которых появилось выражение, запомнившееся Флер с того времени, когда они были вместе. Зачем он так ласково смотрит на нее? От его взгляда Флер поняла, как он дорог и близок ей, а здесь это было совсем некстати. Она чувствовала, как все фибры ее существа стремились настроиться на него, словно они были частью одного целого, которое никак нельзя было разъединить. Ее охватило волнение, которое она не могла унять. Несмотря на бурю эмоций, разум подсказывал ей, что все это напрасно, что граф не любит ее, и что велика опасность повторения прежних болезненных для нее ошибок.

Карев взял ее руку и мягко прикоснулся к ней губами, одарив при этом добрым, сердечным взглядом.

— Рад новой встрече с вами, мой дорогой друг, — сказал он. — У нас будет время поговорить попозже.

Напиравшие сзади гости, вполне естественно, оттеснили Флер от него, и она, не сопротивляясь потоку, оказалась в стороне, где рядом с ней вдруг появился граф Петр. Она бросила на него вопросительный, чуть ли не укоризненный взгляд, а он, протянув ей навстречу руки, сразу начал оправдываться:

— Я не знал, что он будет здесь, клянусь вам. Он только сегодня утром вернулся из Шварцентурма, вернулся совершенно неожиданно. Роза оставила ему там записку, в которой сообщила о моем бале, и когда он обнаружил ее, то тотчас же сел в карету и явился сюда. Это вполне в его духе — навязывать свое общество, когда его не хотят!

Он говорил о брате в пренебрежительном тоне, и Флер удивленно вскинула брови.

— Нет, ему ни за что не удастся испортить мне вечер, как бы он ни старался, обещаю вам! — воскликнул Петр. — Если Роза не имела ничего против моего бала, то какое ему до этого дело? Ах, ну да ладно. — Он пожал плечами, словно вспомнив, что сейчас не время и не место для семейных ссор. — Вы познакомились с моей сестрой Розой? Правда, она чудо?

— Да, кажется, она очень мила.

— Погодите, скоро вы ее узнаете лучше. Вот она смотрит на меня. Извините, мне нужно подойти и полюбезничать с братцем. Но когда начнется бал, вы обещаете мне первый танец, хорошо?

Флер постепенно приходила в себя.

— Да, конечно. Если вам угодно.

— Вы могли бы проявить больший энтузиазм, — произнес Петр, притворясь, что обиделся. — В конце концов — я самый лучший танцор во всем Петербурге.

Флер невольно вспомнила бал у герцогини Олдерни, когда она танцевала вальс с графом, и про себя умоляла, чтобы Петр поскорее ушел. Петр, бросив на нее странный взгляд, тут же повернулся, будто прочитал ее мысли.

К ней подошел Ричард под руку с Людмилой.

— Послушай, Фло, какой сюрприз увидеть снова графа Карева здесь!

— Он поздоровался с вами, как со старым другом, — заметила Милочка, задумчиво ее оглядывая. — Вы часто встречались с ним в Лондоне?

— Да, достаточно часто, — ответила Флер рассеянно.

— Вы не находите, что он очень красивый мужчина, — продолжала Милочка. — Но, по-моему, в нем есть нечто страшное, пугающее. Он такой высокий, а глаза какие-то особенные, как вы считаете?

Флер в ответ только покачала головой.

Ричард тем временем говорил о своем.

— Я слышал, что Петр предложил тебе открыть с ним бал, это правда?

— Граф попросил меня станцевать с ним первый танец, — поправила его Флер, — но честь открыть этот бал принадлежит госпоже Чайковской, разве не так?

— Ладно, как бы там ни было, ты уже ангажирована, — нетерпеливо сказал Ричард. — В таком случае, Милочка, не окажете ли мне честь станцевать со мной первый танец?

— С радостью, — ответила она.

Постепенно толпа гостей просочилась через двери в просторный бальный зал. Он был освещен восемью громадными люстрами, в каждой из которых горело по сотне свечей. Они отражались в больших зеркалах в позолоченных рамах, в глянцевых дверях, ведущих на террасу, с которой открывался вид на знаменитый сад. Воздух был весь пропитан терпким ароматом воска, который смешивался с запахом женских духов и помады для волос.

В конце зала стоял помост, на котором расположился большой оркестр из крепостных. Они сидели на стульях с высокими тонкими ножками, держа в руках инструменты и ожидая сигнала к началу танцев. Гости медленно расхаживали вдоль стен. В зале было очень жарко. Многие женщины обмахивались веерами. Со стороны они были похожи на хлопающих крыльями голубок, пытающихся удержать равновесие на ветке.

Флер с особой остротой воспринимала все в этом зале — любой запах, любой звук, особенно же чутко прислушивалась к своему телу, она чувствовала жесткие пружины белого корсета, давящего ей на ребра, кровь, стучавшую в висках, нежное прикосновение длинных локонов к оголенным плечам.

У нас будет время поговорить попозже, — пообещал Карев-старший. Что же он ей скажет?

Вдруг она заметила, что к ней направляются оба брата. Они подошли одновременно с разных сторон. Братья уставились друг на друга, словно два враждующих кота.

— Это мой танец, насколько я помню, мисс Гамильтон, — произнес Петр почти с вызовом, не сводя взгляда с лица Сергея. — Я пришел за вами.

Он предложил ей руку. Флер не успела пошевелиться, как Карев-старший упрямо покачал головой.

— Я намерен открыть бал с мисс Гамильтон.

Петр весь вспыхнул от привычного для младшего брата негодования.

— Я первый попросил ее…

— Она здесь почетный гость, а я — хозяин. Даже ты, Петр, должен понять, что я просто обязан открыть бал с мисс Гамильтон.

— Я не… я, право, не знала, что являюсь почетным гостем, — рассеянно возразила Флер. По выражению лица Петра она поняла, что это стало открытием и для него.

Карев повернулся к ней.

— Конечно, вы — почетный гость. Почетный наш гость, прибывший из Англии. Весь этот бал устроен в вашу честь. Надеюсь, брат сообщил вам об этом?

Он избрал для своего объяснения язвительный тон. Что-то между братьями происходило, но что — Флер не могла понять. Но он уже предлагал ей свою руку, улыбаясь ей с высоты своего роста, и в его глазах она увидела те же искорки, как и тогда, давно, в Хардивей-хауз. И вдруг этот бал превратился в обычный, как и все прочие балы, танцы стали такими же, как и везде, и все иные соображения вдруг исчезли. Флер, взяв Сергея под руку, улыбнулась в ответ, и от ее улыбки Петр сразу помрачнел.

Она шла с ним по залу, и толпа, словно по какому-то волшебству, расступалась перед ними, словно колючая изгородь перед мечом принца. С обеих сторон великолепно одетые женщины и блистательные знатные мужчины пятились назад, мягко похлопывая в ладоши, улыбались и кивали головами. Флер шествовала, как принцесса, в центре всеобщего внимания, она знала, что красива, и что удостоена такой чести по праву.

Свободное пространство перед ними все увеличивалось, расширяясь, и вот уже они стояли вдвоем в центре громадного зала. Граф, повернувшись к ней и заглянув в глаза, обнял ее за талию. Короткая пауза — и раздались звуки оркестра. Она не знала, какую мелодию играли музыканты, но трехдольный ритм вальса, казалось, передавался ей от пружинящего пола.

Они проделали вдвоем целый крут, и только после этого одна пара за другой начали присоединяться к ним, загораживая их своеобразным океаном от любопытных взоров, создавая для них интимную обстановку. Он слегка улыбался. Вдруг Флер почувствовала себя необыкновенно счастливой. Только танец, — убеждала она себя. И все. Не нужно строить воздушных замков. Но можно наслаждаться танцем — это никому не запрещено.

Совершая второй круг, они миновали Марию Васильевну, сидевшую на кресле с высокой спинкой. Она о чем-то беседовала с собравшимися вокруг нее дамами, но, когда они вихрем пронеслись мимо, улыбнулась Флер и Кареву.