Самое лучшее для нее теперь — продолжать исполнять свои привычные обязанности, беседовать с Каревыми, с Полоцкими, учить Катю, как шить ей новый утренний туалет, писать письма тетушкам и Ричарду, посылать извещения о смерти отца в английские газеты и давать инструкции семейному адвокату — она не доверяла такие дела брату, тем более что теперь он не жил дома, а находился постоянно в полку. К великой ее радости, поместье не требовало особых забот с ее стороны. Все шло там по заведенному порядку. Перед своим отъездом она оставила распоряжения поверенному выплатить вознаграждения небольшому постоянному штату слуг, определила для миссис Петтит бюджет для оплаты расходов. Такой порядок можно было поддерживать до тех пор, пока Ричард не примет окончательное решение относительно имения.

Но Флер предстояло решить собственную судьбу. Причин для ее дальнейшего пребывания в России больше не существовало. Тетушки и Ричард — если он задумывался о сестре — ожидали, что она скоро вернется домой. Более того, в январе международное положение значительно ухудшилось, о чем ее предупредил лично лорд Сеймур, когда они встретились на приеме во дворце князя Нарышкина.

— Нужно ли мне говорить, дорогая мисс Гамильтон, что в английских газетах говорится о русских, потопивших турецкий флот при Синопе?

Флер кивнула. Они каждый день читали «Таймс» и «Кроникл».

— Да, я знаю, они стараются оскорбить их, называют различными позорными именами, клеймят убийцами и любителями массовых кровавых расправ, но лично мне кажется, что это была обычная, прекрасно проведенная на законном основании морская операция.

— Она к тому же свидетельствует об уме и проницательности адмирала Нахимова, если принять во внимание, какие старые мышеловки составляют основу русского флота! — подхватил, подмигнув ей, лорд Сеймур. — Великолепный тактический маневр! Но наши там дома заставляют бесноваться толпу, которая входит в раж из-за того, что турецкий флот в это время стоял на якоре, а они считают это несправедливым. Ну а газеты, разумеется, только рады подбросить дровишек в костер, само собой.

Флер нахмурилась.

— Для чего они это делают?

— Для тиража, для чего же еще? — ответил ей Сеймур, словно серьезный экономист.

— Ах вон оно что!

— Какую они преследуют цель? Оказать давление на кабинет, заставить его предпринять что-нибудь. Я уже разговаривал по этому поводу с его величеством, но он пока еще не принял решения. Так что прошу вас особенно об этом не распространяться, пока мы не получим официальные распоряжения, договорились?

— Конечно, сэр. Можете на меня положиться. А что случилось?

— Наш флот и французский тоже получили приказ войти в Босфор. Так что огонь разгорается. Наши правительства обратились к царю с ультиматумом — вывести свою армию с территории Дунайских княжеств в течение двух месяцев, или же ему будет объявлена война.

Флер при слове «война» побледнела. В нем было столько обреченности. Никаких больше разговоров, никакой надежды избежать худшего, впереди неизбежная печальная реальность смерти и гибели.

— Нет, он не выведет оттуда войска, — тихо проговорила она.

— Никто и не думает, что он пойдет на это, — вздохнул лорд Сеймур. — Какая чепуха! Нас все же втянут в этот конфликт, нет никаких сомнений.

— Да, я понимаю, — согласилась с ним Флер. — Благодарю вас за сообщение.

— Мне казалось, что вам это нужно знать, принимая во внимание ту ситуацию, в которой вы оказались. — Он явно пытался разрядить грозовую атмосферу. — Ваша тетушка мне никогда не простит, если я о вас по-отечески не позабочусь.

Флер чуть заметно улыбнулась. Поклонники тетушки Венеры постоянно возникали в ее жизни.

— Как вы считаете, сэр, нужно ли мне возвращаться домой? Ведь меня посадят за решетку, если разразится война?

— Ну что вы! Это все же цивилизованная страна. Русские ничего подобного не предпримут. Что они будут делать без английской общины в Петербурге? Все банки для начала закроются! Нет, нет, дорогая, если вы захотите остаться, то вам ничто не угрожает. Правда, в случае войны мне придется уехать вместе со всеми сотрудниками посольства, через кого вы тогда будете передавать свои письма? Но я смогу все же кое-что организовать для вашей переписки. Уильямс, финансист, — вы его знаете? Думаю, он все уладит через свой банк, если вы пожелаете остаться. Я просто хочу, чтобы вы получили всю информацию перед тем, как принять окончательное решение. Теперь, когда ваш отец умер, — упокой Господь его душу! — вам, возможно, захочется вернуться домой. Поймите, это сделать гораздо легче сейчас, до объявления войны.

— Да, я прекрасно понимаю, — ответила Флер. — Благодарю вас, сэр, за информацию. Я все самым тщательным образом обдумаю и потом приму решение.

Она проконсультировалась по этому вопросу с графом Каревым и мистером Полоцким, и оба подтвердила слова сэра Сеймура. Если их страны вступят в войну, то многочисленная английская колония в России останется на прежнем месте. Дипломатическим представителям придется, однако, уехать, уедут еще двое-трое недовольных из чувства патриотизма, но все банкиры, купцы, владельцы фабрик, инженеры, гувернантки несомненно останутся — ведь с Россией всегда была связана вся их жизнь. Никто из них даже не подумает об отъезде. Если все же начнется война, то она будет проходить не на русской территории.

А Людмила все настаивала на своем:

— Прошу тебя, Флер, останься!

Но когда Милочка начала умолять ее, Флер уже приняла решение. Что ей там делать, в этой Англии? Жить в пустынном доме в Гроув-парк, заниматься повседневными делами и прозябать в одиночестве и забвении? У нее не было подруг в Англии, а Тедди, Ричард и их друзья, ее знакомые, отправятся на войну. В лучшем случае она могла рассчитывать на брак с Джеймсом Пэджетом, но это будет тоже одиночество, только другое.

В России она пользовалась такой свободой, которой в Англии ни за что не имела бы. Здесь можно жить безбедно. Ее доля наследства от отца будет постоянно расти. Пока она ничего не тратила на жизнь, а Милочка с графом были к ней удивительно щедры — она еще ни разу не заплатила за очередное новое платье со времени приезда в Петербург. Здесь все относились к ней как к знатной иностранке, которую считали за честь пригласить к себе даже самые важные аристократки. А там, дома, если незамужняя женщина достигала определенного возраста, она становилась всем в тягость, общество теряло к ней интерес.

В России она могла постоянно находиться рядом с Каревым, который оставался для нее всем на этом свете, пока она не разлюбит его. Ей было нетрудно принять решение остаться, по крайней мере на данном этапе — скорее отложить решение об отъезде. А может быть, она вообще не вернется домой.


Странное, неохотное движение к войне продолжалось. Политики каждого замешанного в этом конфликте народа были похожи на людей, сползающих с крутого склона к пропасти. Они делали все возможное, чтобы не упасть, отчаянно вдавливали в почву острые каблуки, но все равно против своей воли скользили все дальше и дальше к краю. Никто не хочет войны, — то и дело раздавались подобные заверения. Но несмотря на все, война подкрадывалась ближе и ближе.

Только один царь с присущим ему таинственным, почти мистическим спокойствием, казалось, знал, чего он хочет и куда идет. Переданный ему англо-французский ультиматум по поводу немедленного вывода русских войск с территории Дунайских княжеств он полностью проигнорировал. Не внял он и совету князя Паскевича, предупреждавшего его, что русской армии там делать нечего и что в любой момент она может быть отрезана с флангов. Оставил он без внимания и опасения своего министра Орлова, который предостерегал его не доверяться предлагаемой Австрией дружбе. Австрия тоже боялась русских территориальных претензий и была только рада связать Франции руки, чтобы она не вмешивалась в австрийские дела в Италии. Но император упрямо считал Австрию своей союзницей, не сомневался в правоте своих действий, полагая, что русская армия должна продвигаться в сторону Дуная.

Великобритания с Францией объявили войну России в конце марта, еще до того как истек срок ультиматума. Известие об этом ничуть не взволновало императора. Он не спускал глаз с Силистрии, турецкого плацдарма на Дунае. Пусть себе английский и французские эскадры бороздят воды Черного моря! Что из этого? Разве русский флот не уничтожил уже турецкий? Он мог обратить в бегство любого неприятеля.

Карева не на шутку беспокоила такая сверхуверенность в себе императора. Конечно, он принимал только правильные решения, но граф сомневался, что его величество располагает всей информацией. Карев посетил Англию значительно позже визита туда императора и своими глазами видел, каких поразительных результатов удалось добиться этой стране в машиностроении, особенно в использовании силы пара и в технике кораблестроения. Он боялся, что Николай не понимал различия между флотом с паровыми двигателями и парусным. Он поспешил в Петергоф, чтобы добиться у него немедленно аудиенции. Карева долго не было. Когда же он наконец вернулся, то удивленные домочадцы услыхали от него приказ — немедленно собирать вещи. Все они уезжают в его крымское имение Курное на целое лето.


Флер, сидя за шахматным столиком, размышляла, об их неожиданном отъезде. На доске положение ее было почти безнадежным, ей предстояло потерять королеву, а вместе с ней проиграть партию. Как ему удалось продвинуть своего коня за ее оборонительные линии? Карев даже не сообщил ей причину отъезда из Петербурга. Вначале она думала, что император посылает его для выполнения какой-то особой миссии. Но, приехав в усадьбу, граф посвятил всего себя отдыху и домашним неспешным делам. Это, а также мрачное выражение, время от времени появлявшееся у него на лице, подсказывало ей, что он скорее всего попал в опалу.