Даже не представляю, как начать этот разговор. «Мама, папа, это — Андрей, мы познакомились в интернете, я провела у него ночь — и мы собираемся пожениться». Мама будет нервно смеяться, думая, что я просто пересказываю одну из своих безумных идей для книги. А отец… Ох, с его характером я даже не берусь предсказать реакцию.

— Как насчет устроить семейные посиделки в скайпе? — предлагает Андрей.

— В смысле?

— Твои родители должны меня увидеть, разве нет? А я должен сказать им, что со мной их дочь будет в безопасности. И что я нормальный парень, а не маньяк. Покажу паспорт, права, и что там еще нужно, чтобы твоему отцу не захотелось превратить меня в грушу для битья.

Мое шокированное молчание затягивается слишком надолго, потому что Андрей напоминает о себе совсем неделикатным покашливанием.

— Ты снова уснула, выдумщица?

— Нет, мысленно выбираю место, за которое тебя ущипнуть, чтобы убедиться, что ты — настоящий.

— Если у меня есть право голоса…

— Жду тебя в час, — быстро перебиваю я, посылаю ему воздушный поцелуй и «отключаюсь».

Когда я после всех утренних процедур прихожу на кухню, бабушка ставит передо мной большую тарелку с «глазуньей» и парой ржаных гренок.

— Что случилось? — интересуется она, покашливая от простуды, которая на несколько дней уложила ее в постель. — С таким видом ковыряешь завтрак, словно собралась утопиться.

— Хуже: приняла предложение о фиктивном браке от мужчины, которого люблю.

Даже эта понимающая мудрая женщина берет паузу, чтобы переварить мою шараду.

— Ну-ка, давай ты мне сейчас все расскажешь. — Она потихоньку тянется к висящему над столом шкафчику, достает темно-коричневую фирменную бутылку рижского бальзама и льет понемногу мне в кофе, а себе — в чай. Даже рукой машет, когда пытаюсь сделать вид, что меня все так же интересует яичница. — Я же вижу, что тебе кусок в горло не лезет.

И я рассказываю, слово за словом, заново проживая и первое знакомство с «голосом» моего невозможного мужчины, и с его лицом, и с лисом на предплечье, и всеми другими татуировками на мускулистых руках, которые, будь моя воля, я бы изучала тщательнее, чем астрономы — карту звездного неба. Рассказываю и о своем «знакомстве» с его пошлым, и о тех идиотских фотографиях, из-за которых я замолчала, а он так и не ответил. И чем больше говорю, тем сильнее в моей романтической голове крепнет мысль, что все это — и то, что было потом — не может быть просто так. Люди не находят друг друга за полторы тысячи километров, чтобы потом потерять или остыть. Это было бы слишком несправедливо.

— Если бы мне мужчина сказал, что я — единственная женщина, которой он доверяет своего ребенка, я бы вооружилась до зубов и взяла неприступную крепость… дня за три, — вслух рассуждает бабушка. — Тем более что у тебя от одних мыслей о нем искры из глаз.

Я смущенно улыбаюсь. Ох уж эти мудрые пожилые женщины: их не обмануть даже попыткой думать о спасении китов и проблемах захламления окружающей среды пластиковыми отходами.

— Ба, он холостяк. Убежденный. — И это главная проблема всей этой «фиктивной» свадьбы». Если мать Совы отступится и оставит Андрея в покое, отпадет необходимость изображать семью. А я не представляю, смогу ли быть ему «просто другом».

— Холостяками мужчины бывают до тех пор, пока не встречают подходящую девушку, — говорит бабушка. — Как и девушки — холостячками.

На этот раз она выразительно смотрит прямо на меня, подстегивая проанализировать свою собственную жизнь. Да, я ведь тоже в некоторой степени была холостячкой. Потому что проще было быть одной, приходить в пустую квартиру, где никто не требовал от меня «исполнения супружеского долга», никто не пытался переломить через колено мои принципы и мою потребность держаться подальше от шумных компаний и вести уединенный образ жизни. Мне попадались мужчины, которые могли бы стать прекрасными мужьями или хотя бы спутниками, но всегда перевешивало желание хранить верность уютному и безопасному одиночеству. Но все это до встречи с Андреем, когда тишина пустой квартиры стала тяготить, а настоящая жизнь с яркими красками начиналась только от звуков его голоса или в нашей переписке.

Я давно готова отказаться от защиты своей холостяцкой раковины, но, к сожалению, речь совсем не обо мне.

— Иногда не нужно слишком много обо всем думать. — Бабушка накрывает мою ладонь своей. — Иногда нужно позвонить родителям, обрадовать их и идти примерять платье.

Господи, я даже не представляю, что скажу отцу, и как на мой «скоропалительный брак» отреагирует моя вечно надо всем дрожащая и за все переживающая мама!

Я думаю над этим все утро, мечусь, как белка в колесе, перебираю возможные варианты, как бы помягче огорошить родителей этой новостью и, как итог, совсем не слежу за временем. Когда Андрей пишет, что уже возле подъезда и переспрашивает номер квартиры, я чуть не роняю телефон, потому что на мне до сих пор домашний комбинезон и две пары теплых носков. Но пока я трясущимися пальцами набираю ответ, в дверь уже звонят, и бабушка успевает открыть как раз в тот момент, когда я ору на всю квартиру:

— Я не успела спрятаться!

Фенек проскальзывает в дверь с той самой ухмылкой, благодаря которой я понимаю — он все слышал. Очень выразительно оценивает мой «домашний» вид, в конце пальцем делая знак, чтобы я покрутилась. И я, словно цирковая собачка, медленно прокручиваюсь вокруг своей оси.

— Я бы повел тебя в ЗАГС прямо в этом, выдумщица, но, боюсь, нас неправильно поймут. Очаровательные… носки.

Пока я перевариваю этот комплимент — это же был комплимент? — Андрей вручает моей бабушке какое-то странное растение в горшке, и на моих глазах эти двое мгновенно начинают обсуждать о его благотворном влиянии на настроение. Как будто это я тут лишняя, а на самом деле этот красавчик в модном пальто, узком свитере «под горло» и потертых джинсах пришел, чтобы развеять одиночество вот той немолодой женщины. Которая с ним еще и кокетничает!

— Я вам не мешаю? — вырывается быстрее, чем я успеваю нажать на тормоза.

— Будешь и дальше там топтаться, я его сама под венец поведу, — посмеивается бабушка и предлагает Андрею чай. Он очень вежливо извиняется, говорит, что в машине его ждет еще одна «ревнивая девчонка», и они на пару надо мной посмеиваются.

Если он включит такого же «обаяшку во время знакомства с моими родителями, по крайней мере, за маму можно не переживать — она втрескается в него с первого взгляда.

Я никогда не трачу на одевание больше пятнадцати минут, но сейчас собираюсь в рекордно короткие сроки: пять минут — и уже в прихожей, кручусь возле Андрея, пока он рассказывает моей бабушке о своей работе. Краем уха слышу, как он нахваливает мои сказки и мой покладистый характер. Последнее — неприкрытая ирония, и эта сладкая парочка снова надо мной хихикает. Наверное, только поэтому я не выдерживаю и, вопреки всем своим моральным барьерам, хватаю Андрея под локоть и буквально волоку через порог. Когда бабушка, пожелав нам плодотворного дня, закрывает дверь, мой невозможный мужчина перехватывает инициативу и притягивает меня к себе. Не целует, просто обнимает, разрешая прижаться лбом к его плечу.

— Выдохни, выдумщица, все хорошо. И если тебе будет от этого легче, то у меня тоже нервы не очень на месте. Знаешь ли, первый раз буду вот так по серьезному вести девушку на примерку свадебного платья.

— А было и не по серьезному? — настораживаюсь я, отклоняясь, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Ого! — смеется этот невыносимый мужчина. — Хорошо, что поблизости нет острых ложек.

— Я держу парочку в рюкзаке на всякий случай, — ворчу я.

— Летом, еще до переезда, Сова захотела примерить платье с витрины. А она умеет делать такое лицо, что отказать ей просто невозможно.

— Конечно, она же женщина, пусть еще и маленькая, — защищаю малышку я.

Наверное, потому, что живо вспоминаю себя в ее возрасте, когда отец вел меня через магазин спортивных товаров — и я увидела в витрине белоснежные коньки для настоящих фигуристов и чуть не плакала, как хотела такие же. Папе пришлось заводить меня в магазин и просить продавцов показать самую маленькую пару, которая все равно была невыносимо мне велика. Тогда я поняла, что отец всегда будет рядом и поддержит меня во всех начинаниях, даже если в глубине души будет считать их безумными.

— Я знаю только одного мужчину, который был бы таким потрясающим отцом, — говорю я, когда мы спускаемся на крыльцо.

А про себя добавляю: «И я рада, что мы с ним в одной компании у меня в сердце».

Глава сороковая: Андрей

Всю дорогу в зеркало заднего вида я наблюдаю «чудесный вид»: насупленное лицо Совы. Хоть она и взяла с собой любимую игрушку и маленький рюкзак с принадлежностями для рисования, они так и лежат рядом нетронутыми. А если уж Соня не тискает любимую игрушку, то дело труба.

Я сказал, что собираюсь жениться.

За пять минут до того, как усадил Сову в машину и покрепче пристегнул ремни безопасности.

Пока мы ехали к Йори, дочка сопела громче, чем играла моя любимая рок-группа. Если бы кому-то захотелось снять еще один ремейк на «Омена», Сова подошла бы даже без кастинга. Я всерьез задумался — а не поискать ли на ней характерную отметку.

Шучу, конечно, но хоть Сова пока не кричит, не вырывается и не пытается влезть между нами, она просто в бешенстве. Никогда не видел ее такой, даже когда они с Леной конкретно друг друга доставали, пытаясь вытурить со своей территории, то есть — подальше от меня. Так что поход за платьем может превратиться в новую часть «Миссия невыполнима». Ну, с той только разницей, что я все же посимпатичнее Круза.