— Ты собралась сдать наш план матери Совы? — прищуривается он, но на этот раз даже я, со всей своей недоверчивостью, вижу лишь попытку улыбнуться над моим слишком серьезным видом. — Или требовать денег за развод?

— Нет… и нет. — Я загибаю два пальца в ответ на оба его вопроса. — Просто, прости, но у меня проблемы с холодной головой, когда дело касается тебя.

— Я рад, что ты теряешь от меня голову.

— Фенек, прекрати! Я же пытаюсь быть серьезной!

— Хорошо, выдумщица, но не обещаю, что и дальше буду таким же милым сговорчивым парнем. Считай, что прямо сейчас делаю ради тебя огромное исключение.

Почему-то это его «и дальше» вселяет в меня крошечную искру надежды. Стараюсь ее придушить, чтобы еще раз не свалиться с запредельной высоты прямо на острые камни, но ничего не получается. Поэтому остается только надеяться, что на этот раз я точно разлечусь вдребезги и от меня просто ничего не останется, и нечему будет болеть.

— Я просто… кажется… слишком сильно тебя люблю, чтобы быть просто временной женой. — Эти слова произнести не так уж сложно. И после них во мне появляется странная эйфория. Как будто поборола свой самый большой страх, и теперь могу смело смотреть ему в лицо. — Но ты и так это знаешь, да?

— Ты солируешь, выдумщица, я не буду вторгаться своим мужланством в твой монолог. Надеюсь только, что когда придет моя очередь, ты проявишь столько же уважения в ответ.

Было бы гораздо проще, если бы после моих этих слов он все-таки сказал, что чувствует. Простое: «Извини, ты же помнишь, что я одиночка и что у меня принцип не ввязываться в серьезные отношения» — и я больше просто не открыла бы рот.

— Ты важен для меня. Не просто как красивый мужчина, не просто как человек, чей мозг вызывает у меня непрекращающуюся эйфорию. Ты важен как мужчина, которого я хочу называть своим. По-настоящему. Не боясь споткнуться о твою холостячность. Не боясь, что через несколько месяцев все закончится и ты просто уйдешь в новую жизнь, свободный и с честно отвоеванной дочерью, а я останусь просто Йори с разбитым сердцем. Это эгоизм, наверное, но я не очень подхожу на роль нелюбимой жены декабриста. Прости, что я не сказала сразу. Но еще есть время. Уверена, ты найдешь подходящую беспроблемную замену и будешь рад, что вовремя избавился от глупой влюбленной писательницы.

— Если ты не против, я бы хотел говорить сам за себя, — довольно жестко обрывает мои попытки спрятаться за бесшабашностью Андрей. — Но раз ты зашла на мою территорию, то, полагаю, все свое ты уже высказала. Передаешь эстафетную палочку?

Я тупо киваю. Хочется сказать много, намного больше, но в сухом остатке это все равно будет еще одним признанием в моей слабости. Самобичевание я оставлю на потом, когда вернусь домой и грустными дождливыми вечерами буду мечтать о той жизни, где мне хватило смелости не сбежать и — кто знает? — за пару месяцев вынужденного договорного брака переубедить своего одиночку довериться еще один, последний раз.

Глава сорок девятая: Андрей

Если бы Йори не была Йори, а была бы какой-то другой женщиной, я бы никогда не поехал за ней, потому что еще чертову кучу лет назад пообещал себе никогда не бегать за женщинами. Ушла — и на хуй. Гора с плеч. Правда, от меня и уходили-то всего пару раз, и обычно как раз когда я просто не успевал попрощаться первым.

Но не суть.

Выдумщица, конечно, ни хрена не понимает, но я не просто делаю для нее исключение. Я вспоминаю то, о чем забыл и на что забил: что в жизни может быть Та Самая Женщина, ради которой я перегну через колено свои принципы, наступлю на горло обещанию не прогибаться под женские истерики и просто сделаю то, что должен сделать мужик — верну свою женщину. Ту саму, кажется. Раз меня так жестко рвало всю дорогу до ее дома, стоило представить, что она успела уехать. Не потому что не поехал бы за ней — поехал бы, чего уж. Просто это заняло бы кучу времени, которого мы и так потеряли слишком много.

И пока она признается в любви, я не могу отделаться от мысли, что смотрю «оживший» мультфильм «Подарок для самого сильного». И от самый отважный заяц, колотящий себя в грудь, вот-вот грохнется в обморок. Если честно, то циник во мне просто орет благим матом: «Женщина, зачем все так усложнять? Просто скажи. Что любишь меня и не хочешь быть боевой подругой — я все пойму». А потом вспоминаю, что однажды она уже призналась, а я струсил, сделал вид, что недопонял. Так что еще нужно разобраться, что из нас Храбрый портняжка: я или эта испуганная зайка.

— Я прочитал твою книгу, Йори.

Она хлопает ресницами, задерживает дыхание, как будто я признался, что как минимум взломал ее банковский счет. Прилипает губами к чашке, и в тишине зимнего вечера я слышу цокот ее зубов.

— Ты нее мог ее прочитать, она еще незакончена. Осталась пара глав.

— Я надеюсь, что ты допишешь их рядом со своим «самым важным «А».

Мечтательница медленно поднимает голову, и на мгновение ее лицо теряется в облачке пара изо рта. Я пользуюсь моментом, чтобы сделать пару шагов навстречу, но выдерживаю дистанцию. Совершенно очевидно, что нас, как разнополярные магниты, тянет друг к другу, и если я подойду на расстояние руки, то просто затрахаю поцелуями эти искусанные от волнения губы, а для начала нужно все же поговорить.

— Еще я надеюсь, что твой Важный «А» не останется безликим образом и ты дашь ему право написать послесловие собственной рукой. И, — задираю рукав свитера, обнажая свою татуировку до самых кончиков ушей, — показать твоим читательницам, что их чокнутая выдумщица нашла своего Фенека. И даже умудрилась его приручить.

— Ты правда хочешь написать послесловие? — У нее такой ошарашенный вид, как будто я предложил слетать на луну. — И даже… показать лисий нос?

— Да… и да. — Подражая ей, загибаю пальцы.

Йори всхлипывает, безуспешно пытается спрятать лицо в петлях шарфа, но я оказываюсь рядом раньше, и успеваю обнять ее щеки ладонями. Она горячая, как печка. Или это у меня слишком холодные руки? Какая же все-таки коротышка, поднимается на носочки, чтобы быть ближе, чтобы ткнуться носом в мою колючую щеку.

Чашка выскальзывает из ее рук, валится на землю между нами и мне не нужно опускать взгляд, чтобы понять: большая часть фирменного бабушкиного чая на моих штанинах. Да и по фигу.

— Все, что захочешь, невозможный мужчина, — шепчет Йори, доверчиво сжимаю в кулаках мой свитер.

— Мне нравится, как это звучит, женщина, — мрачно ухмыляюсь я. — Учти, что ты связалась с совсем не благородным мужчиной, и он обязательно воспользуется опрометчивым обещанием в самых корыстных целях.

— Угу, — часто кивает она.

— А еще я надеюсь, что ты прославишь мою фамилию своими новыми книгами, — развиваю мысль. — Потому что, уважаемая Сумасшедшая выдумщица, я категорически не согласен, чтобы ты осталась на своей.

Я жду, что сейчас она точно бросится мне на шею с поцелуями, но маленькой плаксе удается меня удивить, потому что вместо счастливых слез она начинает… громко смеяться. И у меня легкий ступор от отсутствия даже намеков на идею, в чем может быть причина.

— Я уже ее прославила, только заочно. — Йори все-таки обнимает меня за шею и даже подтягивается, намекая, что пора мне уже взять счастье в руки ощутить его вес. Прижимается к моему лбу, в шутку бодает и говорит заговорщицким шепотом: — Потому что по паспорту я — Клейман. Ева Клейман.

— Так не бывает! — ржу я. — Клейман? Серьезно, женщина?!

— Серьезнее некуда. — Йори задирает нос, кажется, до самой луны. — Так что, мужчина, я останусь на своей фамилии!

Я прижимаюсь к ее губам, но нам слишком хорошо, чтобы целоваться, поэтому мы просто хохочем на всю улицу, а я, с трудом продираясь в словах, искренне обещаю собственной рукой вычернить в паспорте ее «родную» фамилию, и написать там свою.

А еще я обещаю, что заберу всю ее обувь, если она еще хотя бы раз подумает о том, чтобы от меня уйти. Обещаю превратиться в домового и развесить кроссовки и ботинки на люстрах так высоко, что она не достанет их даже с табуреткой. Выдумщица с самым серьезным видом обещает найти большую иглу и толстую нитку, и пришить меня намертво: сердце к сердцу.

И когда прикладывает ладонь к моей груди, и смотрит так, будто во мне сосредоточился весь ее мир, я слышу громкий, почти до секундной глухоты щелчок. Так странно. Как будто во мне все это время медленно тлела дорожка из пороха и только что она достигла своей цели: взорвала мой мозг осознанием необходимости всегда быть рядом с этой женщиной. Не временно, не на неделю и точно не для спасения моей дочки. Я просто хочу быть с ней всегда: видеть, как она возится на кухне в моей футболке, слышать, как смеется, как сидя на подоконнике с чашкой кофе о чем-то думает, как сосредоточенно смотрит в экран ноутбука, когда работает. Вот так, за секунду, оказывается, что в моей жизни не остается вещей, которые мне бы хотелось делать одному. Везде, даже в каких-то самых дурацкий фантазиях, Йори рядом, со всей придурью творческой личности, со своими смешными разноцветными носками и за руку с моей дочерью.

Надо сказать Антону, что теперь я знаю, как это, когда щелкает.

— Собирай все свои вещи — я тебя забираю, выдумщица.

— Насовсем? Всю? — Она распахивает глаза с какой-то детской наивностью, как будто я предложил что-то абсолютно нереальное.

Но и мне в эту минуту не по себе, потому что я был уверен, что уже никогда не сделаю этот шаг: не позволю женщине войти в нашу с Совой жизнь. Пытаюсь отыскать в себе что-то вроде страха, но на душе спокойно. Наверное, тот внутренний щелчок был от взрыва моей системы безопасности, блин!

— Насовсем и всю, вместе с твоим цирком тараканов и Писающим демоном, — пытаясь играть в серьезного Андрея, отвечаю я. — Так что лучше поторопись.