— Значит, ты меня никогда нее любил, — с каким-то надломом говорит она. Еще и хмыкает, как будто говорит с несмышленым пацаном. — Ты никогда этого не замечал, но тебе всегда было все равно, даже когда у нас все было на пике, и я думала, что нашла лучшего мужчину в мире.

— Знаешь, я тебя забрал с дороги не для того, чтобы ты читала мораль и рассказывала, каким я был говном. Дай угадаю: дальше ты скажешь, что ушла от меня потому что не выдержала моего безразличия, что изменила мне только потому, что искала любви.

— Я изменила тебе из-за денег, потому что к тому времени успела понять, что любви не существует.

— Ну хоть за эту правду спасибо.

В пазе между нашим натянутым подобием разговора, приходит сообщение от Йори: волнуется, все ли у меня хорошо и заодно «цепляет» фотографию нее очень аккуратных, но все равно аппетитно выглядящих творожных кексов, которые они приготовили на пару с Соней.

И я с какой-то странной приятной тоской понимаю, что меня просто тупо тянет домой, к моим девчонкам. К той, что пыхтит, когда стаскивает с меня обувь, и той, что улыбается и становится на носочки, чтобы потереться щекой о мои колючки. Меня тянет туда, где я буду в безопасности, в тыл. Потому что дом превратился не в просто наше с Соней одно на двоих жилище двух одиночек, а в крепость, где моя Рапунцель всегда на страже моего покоя, а маленький Храбрый Совенок разделает любого дракона даже зубочисткой.

Я пишу Йори, что соскучился — совсем несвойственная мне глупость. Не часто балую ее ими, но зато сейчас… Жаль, что электронные буквы не могут передать хотя бы маленькую долю тех чувств, которые мы отправляем вместе с ними. Наверное, моя выдумщица очень бы удивилась такому внезапному, блин, приливу нежности.

— Ты всегда был просто Андреем, — продолжает Яна, и даже не пытается скрыть, что с завистью смотрит на телефон в моих руках. Как будто видит и понимает, что и кому я пишу. — Лишний раз не обнимешь, не посмотришь, не возьмешь за руку. И очень злился, когда мне хотелось просто прижаться к тебе во сне.

Я банально не люблю, когда на меня наваливаются, словно на подушку, когда сквозь сон чувствую сопение в ухо или щекотку волос. Если бы Яна хоть иногда меня слышала, она бы понимала, что дело совсем нее в ней, а просто в привычке и комфорте. Это в книгах мужики любят тискать женщину до секса и всю ночь после него, а в реальности я даже среди своих знакомых не знаю таких ни одного. Но, в самом деле, кого интересуют такие мелочи, когда женщине позарез нужно сделать кого-то виноватым во всех своих бедах.

— Если бы я была тебе нужна, ты бы за меня боролся, — продолжает обвинительную речь мой самоназначенный прокурор. — Мужчина всегда будет держаться за то, чем дорожит. И прощать будет, если любит по-настоящему.

— Видимо на меня слишком сильно произвела впечатление та сцена в койке, и я не сразу понял, что должен был прямо вот там же тебя и простить. И заодно в ноги упасть, замолить грехи и все такое.

Яна бьет себя по карманам пальто, достает сигареты и зажигалку, закуривает и смотрит прямо перед собой, как будто на лобовом стекле моей машины показывают персональное кино. Даю ей минуту и все-таки спрашиваю, куда ее отвезти. Как бы там ни было, я не буду той скотиной, которая бросает явно неадекватную, одетую не по погоде женщину посреди дороги. В конце концов, она родила Сову — моно считать, одним этим заслужила последний шанс хотя бы попрощаться по нормальному, насколько это возможно.

— Мне некуда идти, — нервно усмехается Яна и глубоко затягивается. — Ты уже слышал?

Киваю и повторяю вопрос. Она мотает головой и начинает вертеться на сиденье, устраиваясь поудобнее.

— Я не выброшу тебя просто так, — озвучиваю, пусть и неразумно, свои мысли. — Просто назови адрес любой подруги. Место, куда я могу тебя привезти и где ты не найдешь неприятности на свою задницу.

— А я уже никому не нужна. Меня списали. — Яна долго возится, пытаясь открыть окно, а потом стряхивает пепел нарочито лихим щелчком. — Любимый муж списал меня в утиль. Повесил на меня всех собак. Теперь… моя жизнь станет либо очень долгой и скучной, во всем известных местах, либо очень короткой.

— Яна, избавь меня от подробностей. Прости, мне правда плевать.

— Мне просто нужна была помощь! — орет она, и тут же гаснет, как чихнувший ядерными отходами реактор. — Просто хоть кто-нибудь, кому не безразлично, что случиться со мной через месяц или год. Я каждый день проклинала себя за то, что отдала дочь…

Я завожу мотор. Эта истерика может затянуться на всю ночь.

— Отвезу тебя в травмпункт, а там делай, что хочешь.

Яна на удивление спокойно соглашается, но всю дорогу курит. Так много, что даже с открытым окном и кондиционером у меня начинает кружиться голова. Когда в очередной раз тянется за сигаретой, тупо забираю «игрушки» и вышвыриваю на дорогу. Пусть травит горечью неудач чьи-то другие легкие.

Как и обещал — передаю ее врачам с рук на руки. Она пытается оглянуться, что-то сказать, но на этот раз я с легким сердцем поворачиваюсь к ней спиной.

Это была последняя дверь в мое прошлое, которую я закрываю на замок и без сожаления выбрасываю ключ.

— Ты на часы смотришь, звонить в такое время? — недовольно ворчит Антон, когда я звоню ему по дороге домой. Так спешу, что пролетаю на мигающий «желтый» и тихонько надеюсь не попасть с этим залетом. — Что случилось?

— У меня щелкнуло! — ржу в трубку.

— Чего? — не понимает брат, и на заднем фоне слышу сонный голос Тани.

— У меня, блядь, правда щелкнуло!

— Ты долбоёб, — беззлобно смеется Антон и отключается.

Наверное, завтра он поймет, что был первым человеком, которому я сказал, что на хрен по уши втрескался в свою ненормальную сложную мечтательницу.

Эпилог: Йори

— Ты просто поиздевалась над парнем! — Андрей кусает меня за ухо, пока я пытаюсь сосредоточиться на книге. Это очень непросто, когда за окном теплый сумасшедший апрель, у нас настежь открыты окна и мы второй день наслаждаемся первыми — в кои-то веки! — совместными выходными. — Что значит: «Эльфийская принцесса даже не оглянулась?!»

— То и значит. У них все равно нет будущего. — Мы удобно устроились на кровати, и Андрей сидит у меня за спиной, изображая самца орангутанга, почесывая мне голову и пользуясь своим эксклюзивным первом заглядывать в книгу до того, как новые главы появятся на моей официальной странице. — Потому что у Демона нет сердца, а эльфийской принцессе нужна настоящая любовь.

— Ей нужно чтобы ее хорошенько отодрали, — скептически заявляет мой невозможный мужчина, и я потихоньку смеюсь, пользуясь тем, что он не может видеть мое лицо в этот момент. — И не надо делать вид, что ты со мной не согласна.

— Я просто нахваталась твоих дурных привычек, иронии и ехидства. А еще вредности!

Может, не во всем, но теперь в моих героях-мужчинах точно появились нотки любого невыносимого Фенека: его фразочки, его повадки, почти всегда даже его цвет глаз. И, конечно, просто несносный, но бесконечно любимый характер.

— Вот все время меня обижаешь, выдумщица.

Андрей снова кусает меня, на этот раз за шею, и я непроизвольно подаюсь назад, подставляя под ласку затылок. Даже отвожу назад волосы, вытягиваю руку — и снова с замиранием сердца смотрю на пару колец на безымянном пальце. Я их не снимаю даже когда занимаюсь делами по дому — боюсь потерять.

— Это я тебя просто вот так по-своему люблю.

— Еще раз, — Андрей опускает голову мне на плечо, и я снова, как в первый раз, с удовольствием трусь щекой о его щетину.

— Не дождешься, — довольно мурлычу я.

Знаю, что будет дальше и в последний момент, почти чудом успеваю кликнуть по иконке «сохранить». Андрей захлопывает ноутбук, ногой отпихивает его на край кровати и запросто, почти не прилагая усилий, переворачивает меня на спину.

—Чего я не дождусь, ну-ка, женщина?

Пальцы пробегают по моим ребрам, и я из последних сил громко, наплевав на все, воплю:

— Соня, помоги!

— Это тяжелая артиллерия, — скалится Андрей, и успевает выудить из меня порцию хохота, всем весом придавливая к кровати, словно куклу.

— Это равноценные шансы! — пищу я, безрезультатно пытаясь выбраться из-под своего мужчины. Хотя, честно, не особо и стараюсь, потому что до конца своих дней точно буду наслаждаться и тяжестью его тела, и приятным запахом, и возможностью в любой момент уткнуться носом в ямку у ключицы, чтобы почувствовать любимый запах. — Ты пользуешься моей слабостью.

— Конечно, я пользуюсь твоей слабостью, женщина. Надеюсь, увидеть тебя совершенно беспомощной в кровати, в моей любимой позе с откляченной попкой.

Кажется, он настроен рассказать еще что-то о планах на ночь, но в эту минуту мой верный Совенок приходит на зов, и наваливается на отца с таким визгом, от которого у меня закладывает уши.

Вдвоем мы запросто укладываем грозного Пустынного лиса на лопатки и пока я взбираюсь на него, изображая победительницу корриды, Совушка приносит охапку фломастеров, и Андрей обреченно сдается на милость победительниц, давая разрисовать себя всякими забавными рожицами.

— Вы подавляете мое мужское эго, — ворчит обреченно, пока Соня, высунув от усердия язык, рисует на его щеке странное подобие… даже не знаю чего: ежа и утконоса?

Звонок в дверь заставляет нас отвлечься от интересного занятия. Андрей триумфально вскидывает брови, мол, тебе придется с меня слезть и тогда я точно отомщу, но я взглядом умоляю побыть жертвой еще немного, хотя бы ради Совы.

По ту сторону двери — парень с посылкой. У меня округляются глаза, потому что я не ждала ее так рано, и не успела как-то подготовиться.