– Вы зовете лорда Старлинга просто по имени?.. – изумился викарий. – Хотя… Да-да, конечно. Друг есть друг.

Бенедикту казалось, что преподобный Джон Перри занимал слишком узкое место в пространстве. И, судя по всему, он был довольно высок. К тому же викарий был явно не в своей тарелке. Потому что гость оказался не таким, как он ожидал? Или он всегда так себя вел?

– Э-э… а вы действительно написали книгу? – поинтересовался викарий.

– Я надеялся, что будет книга. Но пока это всего лишь рукопись. Отчет о моих недавних путешествиях по Европе.

– И вы… э-э… написали ее сами?

– Каждую строчку. – Викарий был так растерян, что Бенедикту стало его жаль. – Я использовал специальное приспособление под названием ноктограф. Если хотите, я позже могу вам показать, как оно действует. Ноктограф позволяет писать в полной темноте.

– Маме бы это пригодилось под конец работы, когда свеча догорает, – негромко заметила Шарлотта.

– О, это удивительный прибор. Если миссис Перри любит работать, когда уже темнеет, она может найти его весьма полезным, – сказал Бенедикт. – Она дома? Могу я познакомиться с хозяйкой?

– О да, конечно! – воскликнул викарий. – Только… лучше не беспокоить ее в кабинете.

– Мистер Фрост, моя мать будет счастлива с вами познакомиться, как только поймет, что вы приехали. Но это может произойти не сразу.

И снова Шарлотта пришла ему на помощь. Бенедикт мысленно улыбнулся и вновь заговорил:

– Я прекрасно все понимаю, поскольку дружу с лордом Хьюго. И еще потому, что я вырос при книжном магазине, которым владели мои родители. О, я знаю, каковы ученые… Вспышку вдохновения нельзя прерывать ни при каких обстоятельствах, кроме пожара или наводнения.

– Насчет наводнения не уверена, – заметила Шарлотта. – А пока… Не хотите ли чаю?

– Нет, спасибо. Я основательно подкрепился в «Свинье и пледе».

– А как же ваш багаж? Скоро он прибудет?

– Багаж остался в «Свинье и пледе». Хозяин обещал доставить его еще до обеда.

– Но вы, вероятно, захотите немного освежиться, – сказал викарий. И тут же шепотом обратился к дочери: – Шарлотта, я не знаю, заказала ли твоя мать обед.

– Папа, я об этом позаботилась. Все сделано. Мы обедаем в пять.

Мисс Перри сказала, что редко бывала в доме викария. Но он, Бенедикт, находился здесь всего несколько минут, а уже не мог представить, как ее родители управлялись без нее.

– Мистер Фрост, позвольте проводить вас в вашу комнату, – сказала она.

Викарий издал звук протеста? Или ему показалось? Если и издал, то мисс Перри явно решила поступить по-своему. И Бенедикт снова мысленно улыбнулся. Он с удовольствием пойдет с Шарлоттой Перри.

Как только они вышли в коридор, ее аромат в узком пространстве стал вполне отчетливым. Запах по-прежнему напоминал Бенедикту бриз и сочную траву после дождя. А если более прозаично… Вероятно, дело в том, что она шла по высокой траве. Но иногда проза бессильна.

– Кабинет моей матери – направо, – сказала Шарлотта. – Когда мама там, то дверь закрыта, и ее не открывают, если только, как вы предположили, не случится пожар или потоп. Она владеет древнегреческим так же свободно, как английским. Ее переводы высоко ценят по всей Англии.

– Да, это так, – согласился гость. – Они привлекли внимание и лорда Хьюго.

Казалось, на Шарлотту это имя не производило такого впечатления, как на ее отца.

– Столовая – чуть дальше, – продолжала она. – А здесь – лестница на второй этаж. Сосчитать для вас ступеньки?

– Да, пожалуйста.

Послышался тихий шепот Шарлотты.

– Всего – восемнадцать, – подытожила она. – И они низкие, так что ставьте ноги осторожно. Служанка не раз роняла поднос с чаем, оступившись на этой лестнице.

– Буду иметь в виду. Спасибо, мисс Перри.

Про себя Бенедикт отметил и другое: очевидно, слуги не пользовались черной лестницей. Интересно, почему? Наверное, дом викария был очень старый и ветхий, поэтому все ходили по одной лестнице. Вероятно, и комнаты здесь маленькие…

На втором этаже Шарлотта показала ему дорогу в ванную комнату и как действовать насосом. Оказалось, что для этого ручку следовало повернуть довольно мудреным способом. Затем она объяснила, где расположены спальни членов семьи, после чего сказала:

– А сейчас я объясню вам, где находится комната для гостей. Так, дайте-ка подумать, как описать вашу комнату… Ну, если входная дверь на юге, то выходит, что дверь вашей комнаты обращена на север. Да-да, дверь на севере, а камин… на западе. Поскольку день теплый, камин сейчас не горит, но вы можете позвонить слуге, если захотите, чтобы развели огонь. А на ночь, конечно, слуга растопит камин, – добавила Шарлотта.

Потом она стала объяснять ему расположение всего остального. Кровать, столик для умывания с кувшином и тазом, письменный стол и стул… Когда Шарлотта закончила объяснения, послышался вдруг тихий скрип двери в противоположном конце коридора – как будто дверь быстро открылась и закрылась.

– В доме есть еще кто-то? – спросил Бенедикт. – Я слышал, как скрипнула дверь.

– Это Мэгги, – пояснила Шарлотта. – Вы встретитесь с ней за обедом. Мэгги – внучка моих родителей, милая десятилетняя девочка.

– Ваша племянница?

– Да. Дочь моей покойной сестры Маргарет, названная в ее честь.

Человек зрячий, возможно, не уловил бы легкой дрожи в ее голосе. Но такой человек, вероятно, прочел бы что-то на лице, возможно – скорбь. А он слышал, что Шарлотте было больно произносить эти слова.

– Сожалею о вашей потере, – сказал Бенедикт.

– Благодарю вас. – После очень короткой паузы Шарлотта снова заговорила, на этот раз – скороговоркой. – Шнурок звонка для вызова слуги – справа, к северу от кровати. Чтобы задернуть занавески на окнах или полог на кровати, вы просто…

– Мисс Перри, остановитесь. Вы объяснили все, что я только мог пожелать, и даже сверх того. – Как будто у него могла возникнуть нужда задернуть шторы! С тех пор, как зрение стало его подводить, ухудшаясь с каждым днем, ему стало все равно, попадает ли солнце в комнату или нет.

Она на мгновение замерла. Затем села на кровать – судя по звуку. А потом вдруг вскочила и проговорила:

– Что ж, мистер Фрост, а теперь я вас покидаю до обеда. – Шарлотта направилась к двери.

Она явно была напряжена – с той самой секунды, как упомянула сестру и племянницу. А Бенедикту хотелось, чтобы она расслабилась.

– Прошу вас, подождите, – пробормотал он. – Скажите, какого цвета… все здесь?

– Простите, вы о чем?

– Ну, какого цвета покрывало на кровати, шторы… Как они выглядят? – Он замялся. – Видите ли, я лишился зрения всего лишь четыре года назад, и мне не хватает подробностей…

Она снова к нему приблизилась.

– Да, действительно, я ведь дала вам неполную картину, только контуры – и никаких красок.

– Вы говорите, как художник.

– О боже, нет, конечно! Но я довольно много времени провела среди этих ветреных созданий. – Шарлотта откашлялась. – А вы интересуетесь искусством? То есть раньше интересовались?

– Не больше, чем все остальные люди. Но теперь живопись для меня потеряна. Хотя… Если договориться с каким-нибудь другом, чтобы он отвлек смотрителя музея, то я еще смогу получить удовольствие, проводя пальцами по скульптуре.

Собеседница закашлялась, потом со смехом сказала:

– Что может быть большей честью для скульптора, чем знать, что его шедевр ощупывают.

Бенедикт тоже рассмеялся. Шарлотта же подошла к нему еще ближе и остановилась с ним рядом.

– Никто из нас не художник, – сказала она, – но думаю, вас вполне удовлетворит мое описание комнаты.

– Я тоже так думаю, – кивнул Бенедикт.

– Но с чего бы начать? – Шарлотта снова кашлянула. – Так, умывальник – из темного орехового дерева. Сверху на нем есть царапины, в том месте, где множество раз ставили кувшин и двигали таз, когда наливали и выливали воду. Драпировки на окне – оливковые, из окна же открывается вид на земли нашего соседа Селвина. Мы находимся на краю вересковой пустоши, а у Селвина есть прекрасные пастбища.

– Кто такой этот Селвин?

– Эдвард Селвин – местный сквайр. – Она на несколько шагов отошла. – Кроме того, он… В общем, это одна из тех легкомысленных художественных натур, о которых я упоминала. В наших краях Селвины – одни из самых крупных землевладельцев.

Бенедикт вытянул руку и нащупал кроватный столбик.

– А кровать? Как она выглядит?

– Покрывало на кровати – лоскутное, с цветочным орнаментом, светлого шелка. Остов кровати – из такого же темного ореха, как умывальник, но в лучшем состоянии. А кроватные шишечки часто полируют.

Бенедикт с трудом удержался от улыбки.

– Вы имеете в виду – на столбиках со стороны изголовья?

– Да, конечно. Что еще я могла иметь в виду?

– Не могу себе представить, – отозвался Бенедикт. Он вдруг понял, что ему очень хотелось провести пальцами по лицу Шарлотты. Словно она была той самой скульптурой, которую он с удовольствием бы ощупал в музее. Но если бы он начал к ней прикасаться, ему бы не захотелось останавливаться. А действительно, каково это – провести пальцами по ее лицу, проследить линию шеи, а затем – накрыть ладонью грудь и вдохнуть ее аромат… Конечно, такая женщина – с ее-то тайнами – никак не могла быть девицей. И если бы он попросил разрешения до нее дотронуться, то она вполне могла бы ответить «да». Но он не должен об этом просить. Он приехал сюда в поисках денег, а не ради возни между простынями. Привязать к себе женщину, будь то на день, на неделю или на всю жизнь, – в этом нет для него награды.

– Возможно, это будет слишком дерзко с моей стороны, однако… – Бенедикт на мгновение умолк. – Могли бы вы описать… свою внешность?

– Мистер Фрост, а имеет ли это значение?

Она явно насторожилась. Наверное, ему следовало бы ответить «нет», но все же…

– Конечно, имеет. По крайней мере – не меньшее, чем царапины на умывальнике, а о них вы мне рассказали с готовностью.