Другая рука Патрика, сильная и уверенная, двинулась вверх по голени, согревая ее через джинсы и расслабляя мышцы, которые не знали, что им делать теперь, когда напряжение исчезло.

Его рука задержалась, лаская под коленом, заставляя вздрагивать от щекотки. Он опять нежно провел колючим подбородком по ступне, улыбнулся и позволил своей руке продвинуться вверх по внутренней поверхности бедра. И это прикосновение уже не было щекочущим!

Сара лежала на спине, сжимая руками одеяло в тщетной попытке найти опору, пытаясь сопротивляться цунами, которое захлестнуло ее здесь, посреди Парижа, вдали от океана. Патрик сидел рядом с ней – и когда только успел? Он же был так занят стремительным овладением ее ступней и ногой! – и смотрел сверху вниз на раскинувшуюся Сару. Опять на мгновение вспыхнула синева его глаз. Сара могла видеть только их и ничего больше. Взгляд был пылким. В нем светилось торжество желания.

– Сара, – выдохнул Патрик в ее ступню, и Сара опять задрожала. – Так много фантазий у меня было про то, каким будет наш первый раз, что мои мозги запутались. Я не могу решить, какую из них мы осуществим.

Ее разум разлетелся на атомы, будто ее втянуло в самую середину солнца. Она не могла представить, что у него может быть столько фантазий о ней, что его ум путается.

– Какую бы ты хотела больше всего? – Опять в его голосе солнечный песок. – Эту?

Сара оказалась на животе, Патрик не перевернул ее, но каким-то образом… так получилось. Очень нежно. Целую секунду ее спина и ягодицы, казалось, сгорали от одного только воображаемого взгляда, а затем его рука изогнулась на ее ягодицах, лаская их вдоль и поперек, принося блаженство. Это было требование обладания. Потом его пальцы скользнули под кромку ее рубашки и погладили позвоночник.

О, как это было хорошо! Замечательно – его мозолистая рука у нее на позвоночнике, на напряженной спине. Сара выгнулась к нему.

– М-м.

Опять его рука изогнулась на ее ягодицах, медленно двигаясь вдоль и поперек, и Патрик повернул Сару, притянув ее к своим бедрам.

– Или эту? – пробормотал он очень тихо, нависая над ней.

Она смотрела на него снизу вверх, и ее глаза были огромными, а губы жаждущими.

– Или эту?

Теперь они лежали рядом на боку, его рука двигалась по ее ребрам. Его глаза были совсем близко. Интимность доставляла Саре невыносимое наслаждение.

– Патрик.

Она должна сказать ему, что не сможет справиться со всем этим, что в конце концов ей станет больно. Но тогда он остановится. Он ведь хороший парень. Много раз он бросался, чтобы спасти ее, и делал это легко, даже не обращая особого внимания. Будто он непринужденный, галантный Галахад[58], а она – неуклюжая крестьянка-недотепа.

– Merde, qu’est-ce que tu es jolie[59]. – Он поцеловал ее. – Очень-очень-очень красива. – Он горячо дышал в ее рот, и его рука медленно поднималась по спине, пока не дошла до заколки, раз, и волосы упали ей на лицо. – О боже. – Он отвел их от губ и зажимал в кулаке, пока целовал ее.

Она была полностью ошеломлена. Не могла ничего делать, разве что открыть рот и позволить своим губам умолять Патрика о поцелуе. Прижавшись к нему бедрами – это получилось как-то само собой, – она ощутила, как он возбужден. Действительно возбужден. В ответ его бедра прижались к ней, и его рука скользнула ей на ягодицу. Он сильнее прижал Сару к себе.

Очень редко – это было давно, когда она еще не поняла, что должна ненавидеть его, – она воображала, как целует Патрика. Несмотря на смущающие мечты, приходившие к ней по ночам в постели и тщательно оберегаемые ею, Саре всегда казалось, что если в действительности ей когда-нибудь выпадет шанс, то их поцелуй будет похож на мечту о красивых десертах – таких прекрасных в ее воображении, но неловко искореженных ею при попытке осуществить мечту.

И вот этот шанс выпал, но опасения оказались напрасными. Поцелуй был потрясающим, жаждущим, прекрасным, а губы Патрика – голодными и горячими. Было совсем не важно, что ее рот не умеет делать совершенные вещи. Все чувства сплавились в нечто прекрасное. Его рот был еще в ссадинах, оставшихся после драки из-за другой женщины. Должно быть, ему больно. И все же он придвинул свои губы к ее губам и прижался к ним, будто не мог чувствовать ничего, кроме наслаждения.

– Или эту.

Он перекатился на спину, поднимая ее над собой, и она немного поежилась, пока ее тело не устроилось на его возбужденной плоти, и от испуга прикусила губу. О нет, она не может за это отвечать. Не может. Это же все равно что отвечать за магнитную бурю. Или за кухни – в разгар обслуживания банкета на тысячу персон. Он бы смог. А она бы растерялась.

Не отводя взгляда от ее сдвинутых бровей, Патрик напрягся и закрыл лицо локтем.

– Хотя… может быть, не сейчас, – напряженно сказал он.

– Мне нужно в душ, – сказала она, страдая. – Я не могу, я…

С Патриком? Но у нее потное, пропахшее кухней тело. А хочется быть привлекательной.

«Si, si, si, si jolie[60]. Ты знаешь, что ты одна из самых красивых женщин, каких я когда-либо видел?»

– Душ. – Он внезапно поставил их на ноги с той силой и проворством, которыми владел обманчиво легко, и охватил ее руками за ягодицы, чтобы ее бедра остались вокруг его талии. – Конечно, ты хотела бы принять душ. Я мог бы побиться об заклад, что ты любишь потоки горячей воды на своем теле. – Он без проблем нашел единственную дверь в ее крошечной квартирке и отнес Сару в душ. Потом протянул руку и открыл кран. – После долгого дня? Перед долгим днем? И то и другое. Чтобы расслабить все мышцы.

Откуда он знает, что ей нужно расслабить мышцы? Как он может знать ее желания? Он ведь никогда не обращал на нее внимания, но, надо признать, всегда знал, когда она голодна, или ей нужна помощь, или у нее болят руки, или ей хочется сломаться и поплакать.

– Дорогая, я тебе обещаю. – Его горячие и настойчивые губы переместились вниз по мочке уха и спрятались на горле. Сара беспомощно склонилась к нему. Ни разу ни в одной из ее фантазий у нее не было представления о том, как его небритый подбородок будет покалывать ее горло, превращая ее саму в сгусток наслаждения. Ей стало казаться, что она принадлежит ему вся целиком. – К тому времени, как мы закончим, ты не будешь ощущать в теле ни единой кости. – Сдвинув ее футболку, мешавшую ему, он облизал выступающую ключицу и двинулся к углублению ее шеи, где его язык начал играть, как кошка.

Она застонала, не в силах ни думать, ни видеть. Раздался звук рвущейся ткани, и по коже потек воздух.

– Я куплю тебе другую, – пообещал он Саре в шею, перемещаясь после ключицы к другому плечу.

Боже, он только что разорвал пополам ее блузку!

Ее рассудок был в смятении. Как же так, с одной стороны, беспечный, всегда улыбающийся серфингист Патрик, а с другой – порванная блузка, сдернутая с плеч, его быстрые, умелые руки на застежке ее лифчика, освобождение ее грудей после долгого дня. Он пальцами провел по линии, оставленной лифчиком на ее коже, от позвоночника вокруг ее тела, и ее груди полностью скрылись под его ладонями.

– Сара. – Патрик поднял ее повыше между собой и стеной, наслаждаясь красотой ее груди. – Сара. – Его взгляд переместился на ее лицо. Взор его был горящим, и Сара вспыхнула. – Sarabelle. – Он протянул руку под душ, не обращая внимания, что его рукав намок, и отрегулировал температуру. – Так тебе будет хорошо, bébé?[61] – Он отнял ее руку от своего тела и подержал ее под водой.

Она поежилась, ощутив теплую воду на своей коже.

– А, oui[62], тебе нравится, – выдохнул он, руками сдвигая с нее джинсы. – Боже, Сара. – Мозолистая рука прошла по узкому розовому кружеву и легла на него, и Сара снова застонала и попыталась взобраться по стене. – Я больше никогда не смогу работать.

Ее трусики состояли из тесемочек и кусочка кружева, потому что были ее единственной сексуальной вещью. Одеваясь утром, она думала о Патрике, о том, как она его ненавидит и насколько сильнее будет ненавидеть, если он когда-нибудь увидит ее простые и скучные трусики, которые ей, как назло, именно в тот день пришлось надеть. Она думала о нем и не могла смириться с тем, что этот секретный предмет одежды мог оказаться не сексуальным.

Его рука охватывала ее так уверенно, что Сару охватило ощущение спокойствия, будто она вернулась домой. Будто могла полностью расслабиться в его руках. «Нельзя, Сара, нельзя! С ним ты уже много раз попадалась на эту удочку. Потом будешь сожалеть. Обязательно будешь сожалеть об этом».

Но его рука с какой-то нежной властью гладила через трусики низ ее живота, и в ответ расцвело такое отчаянное желание, что Сара ощутила негу.

– Поможешь мне чуть-чуть? – пробормотал он, поймал ее руку и поднес к пуговицам у своего горла. – У меня руки заняты.

Сара быстро и глубоко вздохнула. Что ни говори, это внезапно показалось ей грандиозным – расстегнуть его пуговицы. Но он никак не мог знать, каким грандиозным это было для нее. Или мог? Не покажется ли ему, что она говорит «да»? Напрашивается. А не просто… ошеломлена?

Он провел ее пальцем взад и вперед по верхней пуговице, пока его другая рука медленно и лениво двигалась по ее трусикам. Его глаза заблестели, а она внезапно почувствовала невероятное напряжение в нем. Но разве такое возможно? Это же Патрик, в конце концов.

Патрик, на которого она всегда хотела произвести впечатление. Все те разы, когда он вмешивался, чтобы направить ее и удостовериться, что у нее получается точно так, как надо. Она умеет расстегивать пуговицы. Хотя бы это она умеет.

Точным движением она высвободила пуговицу.

Патрик тяжело вздохнул, и его грудь поднялась. Но он не смотрел Саре в лицо. Его ресницы были опущены, потому что он сосредоточенно смотрел на свою руку, которая успокоительно – и одновременно сводя Сару с ума! – закрывала низ ее живота.