«О, сделай это сильно. Напади на меня».

Он вернулся и лег на нее. Она едва могла дышать от желания, от ожидания первого сильного проникновения.

Он прижал ее руки к матрацу по обе стороны ее головы, сплетая пальцы. Сару захлестнула еще одна волна возбуждения, и ей показалось, что от нее не осталось ничего, кроме страстного желания и готовности уступать Патрику, господству его рук, сильному, защищающему, управляющему ею объятию. У нее не оставалось иного выбора – только принадлежать ему.

Он видел, что она уже ни на чем не может сосредоточиться, затопляемая собственным желанием.

– Тебе нравится, – хрипло прошептал он. – Ты это любишь.

Ее тело выгнулось ему навстречу, наслаждаясь тем, что ее руки, лишенные свободы, не могли действовать. Но почему ему не нравилось, когда его руки были связаны и находились в безопасности? Боже, ей это очень нравилось.

«Это все было не ради меня. Это затевалось ради него. Он должен был уступать мне. Но все равно было хорошо».

– Откройся мне, Сара.

Опять в его голосе звучит команда, но в этот раз более грубая и жесткая, затопляющая желанием. Сара согнула колени по обе стороны его тела и приподняла бедра.

– Сильнее, – попросила она, закрыла глаза и утонула в наслаждении. – Сильнее, сильнее, сильнее.

Что надо открыть глаза, она вспомнила только в тот миг, когда его дыхание стало резким, а сам он замер. Все его напряжение должно было вот-вот освободиться, и глаза заблестели, когда он посмотрел вниз, на нее.

Он хлынул в нее так сильно, что ее тело дернулось, пытаясь вырваться из его рук. Ей пришлось удержаться, чтобы не вскрикнуть – тогда он сразу бы остановился. Она выгнулась и позволила своему телу уступить, заново узнать тело Патрика, полностью принять его.

А он, хоть и был одержим страстью, опустил руку так, чтобы Сара испытала оргазм в одно время с ним.

Потом она медленно вернулась к ночи, матрацу, огням Парижа. Вернулась в реальный мир и была потрясена тем, что обвивает Патрика руками.

Она обнимает его.

Будто он принадлежит ей.


С другой стороны, если Сара уже занималась лыжным спортом, то, наверное, смогла бы не убояться «Двойного черного ромба». Она бы не останавливалась, пока не смогла бы отлично справиться с ним.

Он усмехнулся при мысли о том, каким фантастическим получится отпуск, если они будут вместе мчаться вниз по склону.

Гораздо лучше именно так бороться со страхом и наслаждаться головокружительным счастьем, чем сидеть тише воды, ниже травы, изо всех сил пытаясь позволить кому-то иметь власть над его жизнью – а ведь он хорошо знает, насколько жестокой может быть чья-либо власть. Конечно, речь не о Саре. Не о его строгой, прямолинейной Саре, чьи руки так сладко обвились вокруг него после того, как он целиком отдал себя ей и вернулся на землю.

Она никогда бы не стала жестокой.

Вот просто не стала бы такой, и все.

Она прочно стоит на земле. Знает, чего хочет. Она всегда решительно верна самой себе. Просто не в ее характере сосредоточить свою энергию на том, чтобы изводить кого-то. Она могла случайно сделать что-то не так, – да, в жизни всякое бывает! – но если бы он обратил на это ее внимание и выразил неодобрение, то она не стала бы нарочно делать ничего плохого.

Когда утром он входил в офис Люка, голова его была занята мыслями о Саре, о катании на лыжах и о том, что будет происходить после – возможно, удастся скомбинировать кое-что из джакузи и снега. Люк, по-видимому, занимался счетами. Уже одного этого, конечно, было достаточно, чтобы заставить любого пожалеть, что именно он, Патрик, отвечает за работу кухонь, хотя мог бы оставаться только мудрым помощником. И тем не менее…

– Ты болен? – безучастно спросил Люк вместо приветствия.

Сам Люк никогда не болел. Впрочем, Патрик тоже. Такими глупостями они не занимались.

Люк оттолкнулся от стола и так шагнул по своему небольшому офису со стеклянными стенами, будто хотел сбежать, но было некуда. На всякий случай Патрик прислонился к двери, всем своим видом изображая такую глубокую усталость, что ему нужна была опора – иначе он не мог держаться вертикально.

– Нет, – сам себе ответил Люк, и в его голосе послышался свинец. Неужели его нельзя просто побеспокоить? Люк всегда был свежим, спокойным, идеальным, и к нему всегда можно было обратиться, чтобы все пошло точно так, как надо. – Патрик, иди займись делом.

– Что, опять поругался с Саммер?

Это уже начинало надоедать. Да и Люк сегодня не выглядел энергичным, как обычно бывало после свиданий с Саммер – после них такая большая часть его сердца прижималась изнутри к стальным доспехам, что он заполнял кухню десертами, лишь только щелкнув пальцами. А сейчас вид у него был унылый, даже кожа постарела, а волосы потеряли блеск.

– Нет.

– Где она сейчас? – подозрительно спросил Патрик.

– В самолете.

– Что? – Черт побери, никогда нельзя надеяться на то, что известная во всем мире испорченная девчонка Саммер Кори поможет тебе направить жизнь в нужное русло. Но вот уже несколько дней Люк, казалось, был совершенно счастлив. Патрик даже начал думать, что, возможно, больше не нужен Люку, чтобы озарять его жизнь, и раз эта причина исчезла, то… он уже начал подумывать о том, чем мог бы заняться теперь. – Что, вот так просто вышла из комнаты и бросила тебя? – уточнил он сквозь зубы. – А перед этим вы случайно не поссорились?

Он был готов придушить Люка – на этот раз и вправду готов. Патрик был вполне уверен, что даже он сам сначала переругался бы с Сарой и только после этого дал бы ей уйти. Что же, черт возьми, такое творится с Люком?

– Так и было, – все-таки признался Люк.

Патрик выпрямился, отходя от двери. Его руки уже тянулись к Люку, ладони зудели. Должно быть, будет чертовски приятно ощутить ладонями жилы на шее Люка – ему хотелось задушить его в течение двенадцати лет.

– А ты, случаем, не пытался остановить ее? Ну, например, объяснить, как она важна для тебя?

«Ты и сам должен был сделать это, – напомнил он себе. – Дать женщине понять, как много она значит для тебя. Ты должен, должен был сказать ей это, как бы страшно тебе ни было.

Даже если будет так страшно, будто ты стоишь в центре Елисейских Полей, не имея никакой защиты от многотонных железных колод, мчащихся в десять рядов».

– Она и так знает, как важна для меня, – резко ответил Люк.

Патрик повернулся вокруг своей оси и посмотрел на Сару.

«А она? Она знает, как важна для меня? Боже, я же пытался ясно сказать ей это, но не смог!»

Ему стало трудно дышать. Он опять оперся на дверь, чтобы больше не поворачиваться.

– Все равно никогда не вредно повторить это, – сказал он Люку, немного лицемерно поучая его.

«Я знаю, что это никогда не причинит боль. Я знаю. Боже, я надеюсь, у Сары хватит терпения».

Всегда казалось, что она терпелива и настойчива. И не сдается. Никогда.

– Я дал ей понять, – холодно ответил Люк.

– Но не посредством же десерта, Люк, а настоящими человеческими словами.

Люк молча взглянул на него.

О.

Вот черт.

Как знать, что могло бы произойти, если бы он сообщил женщине, как она важна для него?

– Тогда почему она уехала? – продолжал Патрик.

«Давай, Люк, согласись, ты облажался. Я видел, какой взгляд у Саммер Кори, когда она смотрит на тебя. Она вложила свое сердце тебе в руки, и теперь ты должен быть очень осторожен».

Патрик крепче прижался спиной к двери, чтобы ненароком не оглянуться на Сару.

– Я сам велел ей так поступить, – ровным голосом признался Люк, и руки Патрика упали с его груди.

– Что ты ей велел?

«Ну, все. Убью на хрен. Мало того что ты, Люк, самоубийца, так еще идиот! Даже мне, merde, такое никогда не пришло бы в голову, чтобы защитить себя!»

– Здесь ей нет счастья. – Вся энергия вытекла из голоса Люка, не оставив ничего, кроме какой-то неумолимой решимости. – Она должна была вернуться на свой остров.

Погоди-ка. Патрик прищурился.

– И ты ей это сказал? Люк, putain, с такими вещами надо быть осторожным. Ляпнешь одну чертову глупость, а женщина поймет неверно. Видно, ты проработал восемнадцать часов подряд перед тем, как у вас была та беседа?

– Она считала, что нужна мне, и здесь ее удерживало только то, что она так думала. – Казалось, в Люке совсем не осталось жизни, так невыразительно звучал его голос. – Вот я и велел ей уехать.

Лишь через пару секунд до Патрика дошел смысл сказанного.

– Ты ей… Послушай, Люк. Ты же не говорил ей, что она тебе не нужна? Bordel de cul[109], Люк, скажи, что не говорил.

Люк стиснул зубы.

Так вот оно что. Патрик рванулся через офис и с трудом удержался, чтобы не сомкнуть руки вокруг горла Люка и не начать трясти его как чертову собаку. Вместо этого Патрик схватил Люка за сильные плечи – и начал трясти…

– Ну, ты точно идиот! Что за хрень творится с тобой?

Этому новому, омертвевшему Люку потребовалось несколько секунд, чтобы отреагировать и спихнуть с себя Патрика, который уже был за гранью бешенства, будто вышел на площадку верхнего этажа Эйфелевой башни и увидел, как Люк прыгает вниз.

– Ну, все, с меня хватит. – Патрик быстро взялся руками за стол, потому что в офисе это был один из немногих предметов, слишком тяжелых, чтобы поднять и ударить им Люка по голове. – С меня хватит быть твоим гребаным костылем! Хватит! Ты хочешь, чтобы в твоей жизни появилось счастье и солнечный свет?! Ты хочешь делать что-то настоящее, а не сидеть в своей гребаной железной раковине, помешавшись на совершенстве во всем как единственном способе общения с людьми? Ну так беги за ней! И сам объясняй, какой ты тупой гребаный урод. А с меня хватит.

У Люка сжались кулаки. Патрик понадеялся, что Саре хватит ума нырнуть под стол, когда они с Люком начнут швырять друг в друга стеклянные стены. Черные глаза Люка сверкнули.