Про француза он не напоминал. Пленных было еще семь человек, но этот пока был не с ними, Михайловский лично его осматривал пару раз.
Услышав, что Миша жив, Ева испытала неимоверное облегчение. Хоть ей еще и было не совсем хорошо, и слабость в коленках не проходила, она все же встала, переоделась и пошла умываться, а потом и в кабинет к Андрею Ионовичу – есть и пить, набираться сил.
Василий расстарался на славу, собрал на стол все лучшее, что только смог. У Михайловского, конечно, и спирт был припасен.
– Садись, Костя, – он кивнул на стул, который традиционно занимал коллега, наполнил стопки и придвинул ему. – Только закусывай сразу, – предупредил он. – А лучше сначала съешь что-нибудь, а потом выпьем.
Ева кивнула, взял кусок утки, видимо, подстреленной где-то в окрестностях. Нежное мясо буквально таяло во рту, и после того как она проглотила кусок, они выпили. Тепло заструилось по венам, и Ева ощутила, что потихоньку живеет.
– Хорошо пошел, – крякнул Андрей Ионович и налил по второй, пока Ева утирала выступившие от крепости слезы.
Они засиделись допоздна, разговаривая за жизнь. Михайловский неожиданно разоткровенничался и рассказал о себе, о жене Анастасии Павловне, о детях – Варюше и Митеньке. Раньше хирург переживал, что дети у него поздние, а сейчас порадовался, что Мите всего пятнадцать, и его не призвали – не хотел он своему сыну такой судьбы, не хотел, чтобы тот видел эту мясорубку.
Ева с удовольствием слушала, и это лечило ее душу лучше всего на свете. Она рассказывала про братьев, а тут как раз и Миша пришел. Его позвали к столу, налили ему спирту, но он, сделав глоток, закашлялся и попросил вина.
– Как вы его вообще пьете? – осипнув, спросил он.
– Это у нас профессиональный опыт, – усмехнулся в бороду Михайловский и кликнул Василия, чтобы тот принес вина.
– Ну как ты? – Миша обеспокоено посмотрел на исхудавшую сестру, здоровой рукой отломив себе кусочек хлеба.
Ева только улыбнулась грустно и плечами пожала, не зная, как в двух словах сказать брату все то, что было у нее на душе.
– Не знаю, Миша. Наверное, нормально, – ответила она, беря себе еще кусок утки и хлеб, заедая спирт. – А ты как?
– В порядке, – тоже сдержанно ответил он и, когда Василий принес вина, крымского, конечно, выпил вместе со всеми.
Каждую ночь ему снился бой, и каждый раз он заканчивался одним и тем же – гибелью его однополчанина Алексея. Они и не общались толком, но накануне в импровизированном клубе Леша рассказывал, как вернется домой, женится на своей Оленьке – портрет ее показывал, и будет помогать папеньке разводить лошадей. Страшно это было видеть, как Смерть бесстрастной рукой перерезает ниточку жизни, вкладывая ножницы в руки другого человека.
Все помолчали, понимая, о чем они все думают, но Андрей Ионович не давал им погрузиться в уныние и начал рассказывать Мише, какой одаренный у него брат, сколько людей он спас, и как героически исполнял долг врача прямо в пылу сражения. Ева только краснела и считала, что все это сильно преувеличено.
– Он с детства такой… увлеченный, – улыбнулся Михаил и хотел было погладить сестру по волосам, как раньше, да не решился – она выглядела слишком повзрослевшей. – Кошек лечил, собачек, а потом все рядом с лекарем нашем семейным крутился, благо, жил тот через дом. С семи лет знал, какие у маменьки нюхательные соли от чего. Огромный талант Господь в его руки вложил.
Ева только отмахнулась:
– У всех свои таланты, Миша. Ты тоже у нас герой. Представь, как вернешься домой весь с орденами, дамы в обмороки падать будут. – Впервые за вечер Ева улыбнулась светло, без затаенной тоски в глазах.
– Вернуться бы, – негромко сказал Михаил, но потом тряхнул головой и придвинул к ней тарелку. – Ты кушай-кушай.
Они посидели ещё какое-то время, но потом Михайловский устало потер веки, и Миша засобирался.
– Вам отдохнуть надо, – сказал он, откланиваясь.
– Вернемся, Миша, – вздохнула Ева, встав чтобы проводить его. – Мы обещали вернуться. Ваня писал на той неделе, у него все хорошо. Может, свидимся, когда его полк переквартируют. – она поцеловала брата в щеку и проводила его, а потом вернулась в шатер к хирургу.
– Проведать пациентов? – спросила она, видя, как устал Михайловский.
– А ты уверен, что в состоянии? – Конечно, ему нужен был отдых, но долг все равно превыше всего, да и Костя был ещё слаб. – У нас тяжёлых трое всего, – добавил он. – Я бы их проверил, да лёг прикорнуть на часок.
– Я справлюсь. А вы отдыхайте, – ответила Ева. – Если что-то будет не так, я вам скажу. А Екатерина поможет мне с остальными.
Ева вышла и направилась в лазарет к пациентам. Закончив с легкими, она пошла к трем тяжелым вместе с Катей.
– Что у нас тут? – спросила она у Екатерины, подходя к койкам.
– У поручика ногу ампутировали, вот второй день лихорадка не проходит, – ответила она, промокнув лоб офицера мягкой тряпицей. – Делаем умеренное кровопускание, да отварами отпаиваем. Андрей Ионович говорит, если хочет жить, выкарабкается.
– Холодные компрессы. Берите колодезную воду, похолоднее, – велела она, осмотрев парня. Культя выглядела хорошо, признаков сепсиса не наблюдалось. – С кровопусканием пока повремените. И бульон, хоть по ложке, каждые два часа. Приставьте к нему сестру, пусть записывает малейшие изменения, – попросила Ева, оглядев поручика, и сделала ему впрыскивание камфоры.
– Кто следующий?
– Штабс-ротмистр, – Катерина отвела его за ширму и указала на пациента. У него была забинтована вся голова, были только оставлены отверстия для рта и носа. Кисти тоже были перебинтованы. – Ожог глаз и рук, – сообщила медсестра. – Андрей Ионыч не дает пока прогнозов насчет зрения. Говорят, он рисовал хорошо, – шепотом добавила она.
– Врут, Катенька, – вдруг раздался голос штабс-ротмистра, а медсестра смущенно вспыхнула. – Вас бы я своей картиной изуродовал.
– Ну ничего, все еще впереди, – улыбнулась Ева, осторожно осматривая повязки. Те были чистыми, ни крови, ни гноя не было, значит заживление шло хорошо. – Не получится с живописью, значит лепкой займетесь. – она осмотрела руки, стараясь касаться с величайшей осторожностью. Отеки сошли, воспаление уменьшилось. Надрезав край бинтов на виске, он осмотрел веки, лишенные ресниц и бровей, наложил свежий слой мази.
– Утром сделаете примочку с отваром, только едва теплым, на живую не сдирайте, фельдшерам особое внушение сделайте, – попросила Ева. – Я думаю, зрение восстановится, ожоги не такие сильные, как я боялся. Так что, штабс-ротмистр, придется нам еще потерпеть ваши уродливые портреты лет эдак сорок-пятьдесят. Один я бы заимел у себя на память, хорошо? – подбодрила его Ева.
– Это вы, Константин Евгенич? – конечно, в лагере Женевьеву знали все, но штабс-ротмистр немного удивился, ведь не слышал голоса второго врача после ранения. Впрочем, все в лазарете знали, что с ним. – Рад, что вам лучше. Если смогу видеть, намалюю вам что-нибудь, – пообещал он, растянув потрескавшиеся губы в улыбке.
– Я, я, не волнуйтесь. Поставим вас на ноги, еще будете подвигами перед дамами хвалиться, – улыбнулась ему Ева, и поправив покрывало, пошла к другому пациенту.
Катерина бережно смазала ему губы вазелином и повела Еву к последнему пациенту.
– Майор Яловецкий, – представила она пациента, который не спал. – Попадание заряда картечи с близкого расстояния – кости руки и плеча сильно раздробило. Ампутировать было нельзя, Андрей Ионович побоялся, что шок будет, поэтому собрал… как смог, – она со вздохом посмотрела на мужчину – красивого статного офицера и теперь практически без руки.
– Катенька, полно вам, к счастью, я левша. – Улыбнулся ей вымученно майор, и Ева отправила ее за морфином. Осмотрев офицера, она поговорила с ним, посмотрела гипсовую повязку, правда не полностью закрытую, а наполовину, чтобы кости не смещались.
– Думаю, это лучшая работа Андрея Ионыча, – ответила ему честно Ева. – Чувствительность в пальцах – это просто чудо Божье, значит иннервация сохранилась. Возможно, будет локтевая контрактура, то есть, не сможете полностью разогнуть руку. Но я бы посоветовал вам потом ехать на воды, реабилитироваться.
– Андрей Ионович гений, – кивнул майор и улыбнулся. – Но, если бы не вы, и спасать было бы нечего. Вы не помните, наверное? На поле боя вы мне руку перетянули – к туловищу привязали, так что хоть все кости остались на месте. Спасибо!
Вернувшись, Катерина умело поставила ему укол и поправила одеяло.
– Француз еще остался, которого вы притащили, – добавила она, когда они вышли от майора. – Он отдельно лежит. Проводить вас?
Ева смутно помнила своего пациента-француза, как и едва помнила, что спасла раненого на поле боя.
– Да, проводите, пожалуйста, – попросила она, кивая.
Тот лежал за ширмами и тоже не спал.
– Добрый вечер, – поздоровалась с ним по-французски Ева и стала осматривать его, в первую очередь колено, а потом и руку.
– Константин? – позвал его Этьен, не уверенный, что правильно запомнил имя юноши, с которым познакомился, казалось, в прошлой жизни.
Лица человека, вытащившего его с поля боя он не помнил – не в том был состоянии, а потом не до конца понимал все разговоры, которые велись на русском – язык он знал недостаточно хорошо. Впрочем, к нему врач обращался по-французски, но ограничивался лишь набором необходимых фраз и вопросов.
Ева удивленно взглянула на пациента, и его лицо показалось ей смутно знакомым, но где и когда она могла его видеть, она сказать не могла.
– Мы знакомы? – спросила она, меняя ему повязку на руке и осматривая швы.
– Немного, – ответил Этьен, едва заметно поморщившись в тот момент, когда повязку отнимали от еще незажившего шва. – Прошлой весной мы с вами познакомились в салоне княгини Голицыной. Так же я имел честь быть представлен вашему другу князю Войницкому-Смирнову.
Ева удивленно уставилась на француза и действительно узнала его, пускай он был грязным, осунувшимся и заросшим щетиной.
"Французский Трофей" отзывы
Отзывы читателей о книге "Французский Трофей". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Французский Трофей" друзьям в соцсетях.