Ви Киланд - Фривольные письма

Поскольку времени на общение у нас оставалось все меньше, я не хотел долго рассуждать обо всем дерьме, случившемся в моей жизни, поэтому представил ей краткую версию своего прошлого.

– Люди, которых я считал близкими друзьями, оказались совсем не такими. А женщины… ну, они хотят быть рядом со мной потому, что я – Коул Арчер, а не потому, что я – такой, как есть на самом деле. Если ты понимаешь, о чем я.

Она кивнула.

– Понятно. Знаешь, забавно, для меня твоя известность – самое худшее качество в мужчине. Я не выношу толпы и людные места, а судя по обрывочным сведениям, которые я сегодня нашла в интернете, твоя жизнь неотделима от гигантской толпы и многолюдных мест.

– Ну да, и такое бывает. Но в последние несколько недель я в основном записывался в студии, то есть вел достаточно тихую жизнь. Честно говоря, я люблю музыку, но толпы народа и слава мне довольно быстро надоели. Я никогда не ценил анонимности до тех пор, пока не лишился ее. Этот бизнес может довести до безумия.

– Например? Расскажи мне о самом безумном случае в твоей жизни.

Я задумался. Со мной произошла масса историй, которых хватило бы на дюжину книг, но одна особенно запомнилась.

– Однажды я пришел домой и увидел у себя на кухне обнаженную женщину, которая готовила мне ужин.

Лука нахмурилась.

– Я думала, что любой мужчина только был бы рад видеть, что женщина, с которой он встречается, готовит обнаженной. Не думаю, что это безумие.

– Я не встречался с ней. До этого я никогда в жизни не видел эту женщину. Она проникла в дом и вела себя так, будто мы с ней знакомы, называла меня «дорогой» и все такое. Это было как в сериале «Сумеречная зона». На груди, там, где сердце, она набила татуировку с моим именем и официально сменила свою фамилию на Арчер. Она считала, что мы женаты.

Лука вытаращила глаза.

– О господи. Это ужасно. Ее посадили в тюрьму?

Я покачал головой:

– Нет. Я согласился забрать заявление в полицию, если она отправится на консультацию к психиатру. Очевидно, она была не в себе. Но после этого я нанял бригаду охранников, которые круглосуточно сидят у ворот. В любом случае такая необходимость давно назрела. Через неделю после ареста «миссис Арчер» один из туристических автобусов, совершающих экскурсии по местам, где живут знаменитости, добавил мой дом на карту и стал здесь останавливаться, и теперь всегда кто-нибудь пытается проникнуть в мое владение.

– Как они могут так вести себя? А как же частная жизнь?

Я пожал плечами.

– Я променял частную жизнь на славу, Лука.

– Это чушь. Я могу понять людей, которые хотят получить автограф и пытаются сфотографировать тебя, когда ты выходишь на улицу. Но твой дом должен быть твоим убежищем.

– Да. Но люди забывают о том, что я – живой человек.

Она заметно поникла.

– А теперь я веду себя точно так же по отношению к тебе, да? Я без приглашения прикатила сюда, а ведь ты четко сказал мне, что даже не хочешь обменяться фотографиями…

– Это совсем другое дело. Я рад, Лука, что ты решилась на этот шаг за нас обоих. Правда, рад. Его нужно было сделать. Однако я надеюсь, что ты понимаешь, почему я сначала сомневался. Люди не приходят смотреть на Гриффина. Им интересен Коул.

– Но, отправляясь в путешествие, я даже не знала, что ты – Коул.

– Теперь я это знаю. И прости меня за то, что я сомневался в тебе.

– А ты прости меня за то, что я вытолкнула тебя за пределы твоей зоны комфорта. Одному богу известно, как я не люблю, когда со мной так поступают.

Я внимательно смотрел на нее.

– Спасибо, что проделала весь этот путь. Я понимаю, что тебе пришлось нелегко.

Она кивнула.

После этого Лука надолго замолчала. Видимо, задумавшись, она пристально смотрела на бокал с вином. Через минуту я взял ее пальцем за подбородок и слегка приподнял его.

– Если у нас всего полтора дня, то тебе придется говорить мне, о чем ты думаешь. Хотя я и хочу заглянуть внутрь этой головки и понять, как она работает, боюсь, мне недоступна такая роскошь.

Она кивнула.

– Просто я подумала о том… что, должно быть, у тебя на шее постоянно виснет куча женщин.

Во вранье не было никакого смысла; Луке достаточно только войти в Google, и она обнаружила бы десятки девиц, сидящих в первых рядах и трясущих сиськами почти на каждом моем концерте. Когда мне все это еще было в новинку, я нередко позволял себе вольничать, и папарацци чаще, чем мне хотелось бы, ловили меня после бурной ночи, когда я покидал свою гримерку. Я совсем не гордился тем парнем, каким был в начале своей музыкальной карьеры, но все же какие-то уроки усвоил.

– Я не собираюсь сидеть здесь и рассказывать тебе о том, что я – девственник, но те девицы бросаются на шею не Гриффину Марчизу. Они виснут на Коуле Арчере, человеке, которого реально даже не существует.

– У тебя бывали серьезные связи?

Я сжал челюсти.

– Думал, что были, но потом оказалось, их не было. Хэйли прожила со мной около трех месяцев. Она была начинающей певицей. На гастролях я решил устроить ей сюрприз и примчался домой в перерыве между концертами, когда не должен был. Я застал ее в постели с моим сорокапятилетним агентом.

– Ой. Прости. Как мерзко…

– Да. Это было только начало, после чего я узнал кучу дерьма о людях, которые, как я думал, проявляли внимание ко мне.

Лука погладила меня по руке.

– Думаю, я могу понять, почему ты хотел держать в секрете свою теперешнюю жизнь.

Наш разговор нравился мне все меньше. Я напомнил себе о том, что отпущенное нам обоим время уходит. Я задумчиво потер подбородок.

– У меня идея. Помнишь ту незатейливую игру, в которую мы играли, когда были подростками? Ну, когда мы говорили друг другу пару раз правду и один раз неправду, а потом нужно было угадать, где правда, а где ложь?

Лука усмехнулась.

– Два раза правду и один раз ложь. Как я могла забыть? Это когда ты получил водительские права и решил, что ты теперь крутой, а сам, впервые подъехав на машине к окошку McDonald’s, сделал заказ, прокричав в емкость для мусора?

Я засмеялся. Я совсем забыл об этом. А вот Лука, оказывается, не забыла.

– Та самая игра. Проигравший обычно должен был послать победителю стикеры, если я правильно помню.

– Я заклеила стикерами всю дверь чулана, потому что очень часто обыгрывала тебя.

– Как правило, я поддавался тебе, самоуверенная девчонка, – соврал я.

– Уверена, что так оно и было.

– Я думаю, пришло время устроить матч-реванш. У нас всего полтора дня для того, чтобы снова узнать друг друга. Что может быть лучше старой игры?

– Я согласна. Но у меня нет с собой ни одного стикера на случай, если ты что-то угадаешь.

– Ничего страшного. На этот раз мы не будем играть на стикеры.

– Не будем? А на что же мы будем играть, мистер Куин?

– На поцелуи. Победитель выбирает, куда он хочет поцеловать.

По-моему, совсем не важно, кто победит в этой забавной игре, если она закончится тем, что Гриффин поцелует меня. Или я его.

Мы поудобнее уселись на диване.

– Я – первый, – сказал он. – Два раза правда, один раз ложь. – Он потер руки. – Ладно. Однажды на eBay я выиграл пару старых спортивных трусов Элтона Джона. Еще во время одного из моих первых концертов я перед тысячной толпой народа вырубился и забыл слова одной песни… Последнее, к твоему сведению: я два года не разговаривал со своим отцом.

Потирая виски, я раздумывала над услышанным.

– Мне кажется, это своего рода трюк. Слова о спортивных трусах звучат так странно, что почти обязаны казаться ложью, но это правда. Хотя мне не хочется верить, что ты так долго не разговаривал со своим отцом, зная твои отношения с ним, боюсь, что это тоже может быть правдой. Поэтому я думаю, что ты солгал, сказав, что забыл слова песни.

Гриффин несколько секунд пристально смотрел на меня, прежде чем издать звук, похожий на сирену.

– Я ошиблась?

– Да!

Он рассмеялся.

– Проклятье! Я теряю хватку.

– Что бы я стал делать с парой старых спортивных трусов сэра Элтона? Это была ложь.

– Не знаю! Мне показалось, что тебе нравилось рыскать на eBay, пока твой аккаунт не заблокировали, и я помню, что в детстве ты очень любил его. То есть… в этом заключен некоторый смысл?

– Я люблю Элтона Джона, но не настолько!

Смахнув выступившие от смеха слезы, я, снова став серьезной, сказала:

– Хорошо, итак… О боже! Прошло два года с тех пор, как ты разговаривал с отцом, Гриффин?

Он хмуро кивнул.

– Да.

– Почему?

Он выдохнул.

– Ну… помнишь, в детстве он никогда не поддерживал моих музыкальных увлечений? На самом деле ничего не изменялось. Он начал признавать, что я, возможно, принял верное решение, только после того, как я добился успеха. В любом случае наши отношения всегда оставались натянутыми из-за его обращения с мамой, пока она не умерла. Но даже тогда я старался не ссориться с ним. Все закончилось, когда он за солидную сумму дал интервью британской желтой газете. Статья, кажется, называлась «Отец Коула Арчера выдает все его секреты» или какая-то брехня вроде этого. Так или иначе, я перестал разговаривать с ним.

Его слова ранили меня прямо в сердце. После смерти матери отец оставался последним близким родственником Гриффина. Я могла бы рассказать, как тяжело бывает единственному ребенку, у которого почти никого нет. Однако боль от того, что один из твоих родителей предает тебя, должно быть, совсем иного рода.

– Мне очень жаль, Гриф.

Он пожал плечами. По тому как он втянул щеки, я сказала бы, что наш разговор ему неприятен.

– Тем хуже для него. Возможно, когда-нибудь я и позвоню ему, но этот день еще не наступил.

Взяв его за руку, я сжала ее. Даже от такого невинного прикосновения я вся напряглась.