Когда Лука постучала указательным пальцем по арбузу, я не мог не заметить, как забавно она выглядит. Она приложила арбуз к уху с таким сосредоточенным выражением лица, словно решила послушать, как внутри шумит океан. Возможно, она вела закрытую жизнь, но она определенно дорожила мелочами. Я начал понимать, что эти мелочи – минуты, проведенные с ней, – имеют большое значение. Мне хотелось подольше задержаться в Вермонте, чтобы понять и прочувствовать их.

– Что ты делаешь? – наконец, спросил я, намекая на то, как она изучала арбуз.

– Я пытаюсь понять, спелый ли он. Выбор арбуза – дело сложное.

– А вот я думал, что я мастерски поглаживаю дыни…

– О, поверь мне, ты – определенно мастер.

Она подмигнула мне, и я рассмеялся.

– Так в чем же хитрость? Как узнать, какой из них лучший?

– Просто. Если внутри пустота, то, вероятно, он хороший.

– В отличие от людей, да? Именно так я чувствовал себя до встречи с тобой. Пустым внутри. То, что придает сладость арбузу, разрушает человека.

Положив арбуз, она поднесла руку к моей щеке.

– Это навевает на меня грусть.

Я схватил ее за запястья.

– Я больше этого не ощущаю. Не тогда, когда я с тобой. Впервые за много лет я чувствую себя человеком. То, что я нахожусь с тобой здесь, в продуктовом магазине, делает меня свободным. Ты думаешь, что, заработав все деньги в мире, обретаешь свободу. Но если ты знаменит, все иначе: твое настоящее «я» становится пленником твоего образа. Ты действительно больше никогда не сможешь жить, как раньше, когда тебя никто не узнавал. Поэтому, когда бы ты ни почувствовал, что снова возвращаешься к нормальной жизни, пускай даже это ощущение мимолетно, оно становится подарком.

– Ты жалеешь о том, что у тебя все так сложилось?

Раздумывая над ее вопросом, я испытывал смешанные чувства.

– Я горжусь тем, чего достиг. Музыка всегда занимала важное место в моей жизни, а возможность зарабатывать себе на жизнь своим творчеством не следует принимать как должное. Но, несомненно, я не совсем понимал, во что ввязываюсь. Даже если теперь я сожалею, я не могу ничего изменить. Поэтому я стараюсь просто смотреть вперед, а не назад. Что мне нужно… так это каким-то образом найти счастливую середину. – Я огляделся. – И этот разговор слишком серьезен для супермаркета.

Лука притянула меня к себе и обняла.

– Я очень горжусь тобой и всем, чего ты добился, если ты этого до сих пор не понял.

– Я тоже горжусь тобой. Ты по-своему успешна. Я пишу и исполняю музыку, а ты создаешь целый фантастический мир. Это дорогого стоит, любимая.

Когда мы снова покатили тележку по безлюдным проходам, я поймал себя на том, что импульсивно хватаю с полок все, чего хочу, главным образом полуфабрикаты, которые под страхом смерти не стал бы есть в Лос-Анджелесе.

– У нас что, намечается пирушка, а я не знаю об этом? – пошутила она.

– Нет. Но я счастлив, поэтому мне кажется, что я праздную – развратничаю, поедаю то, чего обычно не ем.

В том числе тебя.

Раньше я не понимал, как истосковался по нормальной жизни, пока, наконец, не ощутил ее вкус во время этой поездки. Допустим, покупка продуктов среди ночи не совсем нормальна, но к этому несложно привыкнуть. Я вообще действительно мог бы привыкнуть избегать людей вместе с Лукой, весь день заниматься сексом и только по ночам ездить за провизией.

Когда мы подошли к кассе, Лука сказала:

– Предупреждаю, что Дорис – твоя фанатка, и, вероятно, она тебя узнает. Я ей ничего не говорила, поэтому не знаю, как она отреагирует. Возможно, она разоблачит тебя.

Лука говорила о кассирше с мягким и дружелюбным лицом, которая всегда работала в ночную смену.

– Думаю, я переживу, если она раскроет меня, учитывая, что во всем магазине, кроме нас, всего два человека. Вряд ли придется спасаться бегством.

Катя перед собой тележку, мы подошли к кассе.

– Привет, Дорис!

– Привет, Лука!

Дорис начала сканировать покупки, пока, наконец, не заметила меня. Вытаращив глаза, она принялась сканировать один и тот же товар снова и снова. Похоже, она испытывала потрясение, увидев нас вместе.

Лука прокашлялась.

– Дорис… это…

– Вы… – Она показала на меня пальцем. – Вы… Коул Арчер.

– Да, это я.

– Вы… в нашем супермаркете…

Оглядевшись вокруг, я кивнул.

– Видимо, так.

Она посмотрела на Луку, потом снова на меня.

– Вы… здесь… с Лукой?

Казалось, Лука с трудом подбирает слова.

– Дорис… Коул – мой… – она колебалась.

Я понял, что Лука не знает, как меня представить, что было вполне понятно, ведь мы никогда не обсуждали, как формально называются наши отношения. Я считал ее своей женщиной, но никогда не рассматривал себя, как ее мужчину.

Я закончил фразу за Луку:

– Бойфренд.

Лука повернулась ко мне.

– Бойфренд?

Похоже, она была ошеломлена. Когда я подумал, не испоганил ли все, ведя себя настолько самонадеянно, у меня упало сердце.

– Что-то не так?

Когда на ее губах появилась улыбка, мой пульс слегка замедлился.

– Идеально, – сказала она.

– Хорошо, – прошептал я. – Очень хорошо.

Мы стояли, глядя друг на друга до тех пор, пока голос Дорис не прервал нас.

– Как это случилось?

– Сколько у вас времени, Дорис? – спросил я.

Сверкнув глазами, она вздохнула.

– Вся ночь… вся ночь для вас.

– Тогда порядок.

Она вглядывалась в меня, ожидая объяснений.

– Ну, во-первых, мое настоящее имя Гриффин. А наша история началась задолго до того, как я стал знаменит. Когда мы были детьми, мы с Лукой переписывались. Писали письма, даже не зная друг друга в лицо. Я влюбился в нее, читая ее письма, но никогда не говорил ей об этом. Из-за ужасного недоразумения мы на долгое время потеряли друг друга из вида. Я был убит горем. Однажды ночью в прошлом году я напился и опять написал ей, отнюдь не надеясь на то, что она ответит. – Окинув взглядом Луку, я посмотрел ей в глаза. – Мы поняли, что ошибались, и решили начать с того, на чем остановились. Если не считать перерыва, то нам очень повезло. Мы впервые встретились, и я понял, что люблю ее еще больше, чем думал. – Секунду я рассматривал потрясенное лицо Луки, а потом повернулся к кассирше. – Я в затруднении, Дорис. Я встревожен, потому что, куда бы я ни пошел, везде меня знают, или думают, что знают. Это ненормальный образ жизни. А моя девушка… она боится толпы. Хуже ничего не придумаешь. Иногда кажется, что все против нас. Но я очень надеюсь, что она по-прежнему будет верить мне, верить в то, что мы сильнее всего того, что работает против нас. Я просто счастлив быть здесь, Дорис, – с ней и с вами.

Коробка с яйцами выскользнула из рук Дорис и грохнулась на пол. Она, как будто совершенно не беспокоясь о разбитых яйцах, пристально смотрела на нас.

– В жизни не слышала ничего прекраснее. Я буду… я принесу вам другую коробку. Простите.

Она убежала, прежде чем я успел что-либо сказать.

Воспользовавшись ее отсутствием, я повернулся в Луке и сказал:

– Надеюсь, нет ничего страшного в том, что я признался, что… влюблен в тебя, Лука. Я люблю тебя. Я схожу от тебя с ума.

На глазах Луки выступили слезы.

– Я тоже люблю тебя, Гриффин. Правда, люблю. Я всегда любила тебя.

Мы обнялись, и я прошептал ей на ухо:

– Совсем не ожидал, что все получится именно так, но теперь, раз уж так вышло… я хочу, чтобы ты знала, что каждое мое слово – правда.

Вернулась запыхавшаяся Дорис.

– Новая коробка яиц для вас!

Она деловито принялась сканировать оставшиеся покупки, казалось, она занервничала, торопясь восполнить потраченное время.

Расплатившись, я протянул ей стодолларовую купюру.

– Прошу вас, приглядите за моей Лукой, когда меня не будет.

– С удовольствием, – усмехнулась Дорис. – Большое спасибо, мистер Арчер.

– До скорого, Дорис! – сказала Лука.

– Ты не мог придумать ничего лучше, – добавила она, когда мы отошли от кассы.

Мы переложили продукты в машину. Закрыв багажник, я остановился и посмотрел на небо. Царила прекрасная звездная ночь, и она казалась еще прекраснее оттого, что поблизости не было ни души.

Свобода.

Охваченный порывом, я обнял Луку и начал медленно танцевать с нею посреди парковки. Ее рука лежала в моей, и мы в молчании раскачивались то в одну, то в другую сторону. Когда еще в своей жизни я смог бы сделать это так, чтобы никто не щелкнул меня на камеру? Мне хотелось танцевать с моей девушкой под звездами, когда нас никто не видит.

Не знаю почему, но первой вспомнилась «May by I’m Amazed»[13] Пола Маккартни. Просто мне показалось, что она подходит. Голова Луки по-прежнему лежала у меня на плече, и я начал тихо напевать.

Эти чудесные пять минут я медленно танцевал с любимой женщиной. Казалось, что я вижу сон. Если бы только через пару дней меня не ожидало пробуждение в реальной жизни.

Когда танец закончился и мы сели в машину, я спросил:

– Ты когда-нибудь задумывалась о любви втроем?

Она была восхитительна, когда ее лицо исказилось от шока.

– Нет, никогда.

– Я не имел в виду любовь втроем определенного рода. Но я думал… может быть, сегодня ночью ты позволишь мне вмешаться в твои проделки с Фёрби.

* * *

Мне не хотелось уезжать. В смысле, не вскоре, а вообще. Голова Луки покоилась на моей груди, и от легкого похрапывания ее губы вибрировали на выдохе. Господи, мне нравилось даже, как она храпит.

Я погиб.

Совсем погиб.

Как, черт возьми, я собирался неделями, а иногда месяцами разъезжать, не видя ее? Кроме того, мне очень понравился ее образ жизни. Даже поездка в супермаркет в два часа ночи казалась мне более нормальной, чем моя жизнь в течение многих лет. Я представлял, как осенью сгребаю листья перед домом, зимой работаю лопатой, счищая снег, а весной бок о бок с Лукой подолгу гуляю. Несмотря на то что я заработал все деньги, о которых когда-то мечтал, мне всегда казалось, что мне чего-то недостает. Только я не знал, чего именно. До сих пор.