Ви Киланд - Фривольные письма

– Ты готова ехать?

Ее лицо опять сморщилось. Глубоко вздохнув, я снял ее с машины и поставил на землю. Потом я наклонился и поцеловал ее в губы.

– Когда ты будешь готова обсудить, как нам наладить нашу жизнь, я буду готов продолжить этот разговор. Но пока с меня довольно, я хочу поехать домой. Я устал и хочу поехать домой.

Я пошел к водительскому месту, а потом понял, что она, возможно, неправильно поняла мою последнюю фразу. Поэтому я вернулся к багажнику, возле которого она все еще стояла, и решил прояснить ситуацию.

– Здесь нет никакой путаницы. Когда я говорю «домой» – я не имею в виду свой дом в Калифорнии. Потому что это больше не мой дом, Лука. Мой дом там, где ты.

* * *

В доме властвовала тишина. Я слышал дыхание Луки, но не знал, спит она или нет. После того как мы прибыли в Вермонт, она занялась всякими повседневными делами – просмотрела электронную почту, забрала Гортензию, выбросила из холодильника испорченную еду – она делала все, лишь бы избежать серьезного разговора. Мы оба чувствовали себя выжатыми как лимон после возвращения домой, поэтому заказали ужин на дом и довольно рано легли спать. Судя по тому, как вела себя Лука, было ясно, что секс не входил в меню на эту ночь. Не то чтобы я сгорал от желания, нет, просто я подумал, что, может быть, забывшись в физической близости, мы скорее вспомним о том, что нас связывало. Но она легла в постель в свободной майке с длинными рукавами и пижамных штанах, повернувшись ко мне спиной.

Последний час я пролежал, уставившись в темноте на потолок, пытаясь придумать, какого черта мне делать. Я знал, что не смогу уснуть, когда в голове крутится столько мыслей, и поэтому решил высказать все, что накопилось на душе, неважно, слышит она меня или нет.

– Не знаю, проснулась ли ты, но мне нужно кое-что сказать тебе.

Лука не пошевелилась, ее дыхание не изменилось, поэтому я подумал, что она, должно быть, и вправду уснула. Но это меня не остановило.

– Любимая, в душе каждого из нас живут свет и тьма. Мы стараемся скрывать тьму от других, потому что боимся отпугнуть их. Но твоя тьма не пугает меня, Лука. Она лишь вызывает во мне желание взять тебя за руку и оставаться твоим светом до тех пор, пока ты вновь не обретешь собственный. Именно так поступают люди, любящие друг друга. Я не всегда смогу светить тебе, потому что порой тебе придется находить свет внутри себя, но я останусь рядом и буду держать тебя за руку, чтобы ты не боялась темноты.

Лука глубоко и хрипло вздохнула, а я все еще не знал, проснулась она или нет. До тех пор, пока не услышал странный звук – надрывный, страшный, мучительный плач, звучавший так, словно его жестоко вырывали из ее тела. Это было ужасно. Она рыдала – от протяжного, безостановочного, печального плача у меня самого потекли слезы. Как много душевной боли изливалось из нее… Я понимал, что она плачет не только из-за происшествия в отеле. Мне казалось, будто долгие годы сдерживаемой печали, одиночества и скорби нашли выход из длинного туннеля после того, как долго томились там в темноте.

Я обнял ее и крепко прижал к себе, и мы оба долго плакали. В конце концов, вздрагивая всем телом и всхлипывая, она начала успокаиваться.

– Это я предложила пойти на концерт, – задыхаясь, проговорила она.

О боже! У меня возникло ощущение, будто кто-то пробрался ко мне в грудь, вырвал мое все еще бьющееся сердце и злобно сжал его в кулаке.

– Возможно, ты и предложила, но в том, что случилось, ты не виновата. Миллионы подростков каждые выходные ходят на концерты, Лука.

– У нее на лице всегда сияла улыбка.

Я обнял ее еще крепче.

– Я уверен, что она была необыкновенной.

– Я… я так скучаю по ней.

– Я знаю, дорогая.

– Я любила ее.

– Ты умеешь любить. Я знаю, что ты любила ее.

– Я не смогла разыскать ее. – Она говорила надтреснутым и дрожащим голосом. – Толпа… Она просто вытолкнула меня к двери, а я пыталась оглядеться, но не видела ничего, кроме людей, которые были повсюду.

Я побывал на многих концертах, так что мог представить себе, как ведет себя орда запаниковавших подростков во время аварийной эвакуации. Кругом царит хаос, при этом все толкают и тянут друг друга. Если до сих пор я не понимал причины страхов Луки, то теперь, представив, как ее маленькое тело толкают в толпе, а она лихорадочно пытается отыскать свою подругу, мне стало понятно, что она чувствует, когда не может контролировать ситуацию. Я закрыл глаза. В сущности, я сделал с ней то же самое, выталкивая ее из отеля, таща вниз по лестнице и через толпу.

– Шшш… ты сейчас в безопасности. Мы оба в безопасности, дорогая.

В конце концов плач Луки до такой степени изнурил ее, что она уснула, обессилев. Еще с минуту она хныкала, прерывисто дыша, а потом выдохнула и захрапела. Я не спал до тех пор, пока не рассвело, крепко обнимая ее и прислушиваясь к любой перемене в ее дыхании. Картины той ночи, которую она описывала, снова и снова всплывали в моей голове, и я злился на себя за то, что меня не было с ней рядом, хотя понимал, что это бессмысленно. Мы ведь были просто детьми и жили по разные стороны океана. И все же от этого мои чувства не казались менее правдоподобными.

Наконец я все же заснул, а когда проснулся – не так уж и поздно, еще до полудня, – то сразу же протянул руку к моей девочке. Я ощутил панику, когда я не нащупал рядом ничего, кроме холодной постели. И записки.

Вернусь позже. Я выгрузила твой чемодан и постирала белье, так что можешь упаковать вещи к полету.

Лука

По крайней мере, она не сказала того, о чем на самом деле думала. Скатертью дорога.

– Я не понимаю, что из этого могло бы получиться. Отношения на расстоянии – вообще довольно сложны, но связь, подразумевающая, что Гриффин будет приезжать ко мне в мою тихую гавань в любой момент, когда освободится от своих обязанностей рок-звезды, просто нереальна.

– Что говорит Гриффин на этот счет?

Мы с Доком прогуливались уже не менее двух часов. Когда он прибыл сюда утром без бинокля, я поняла, что меня ждет долгий и тяжелый сеанс. Часа полтора мы говорили о происшествии в отеле, о моих реакциях и ощущениях. Затем разговор привел к обсуждению наших с Гриффином отношений, и мы перешли к теме, от которой я испытывала физическую боль в груди. Позднее я должна проститься с Гриффином.

– Он не понимает, как плохо скажется на нем общение с таким человеком, как я. Он так упорно работал, чтобы достичь своего нынешнего положения, и я не могу затянуть петлю у него на шее. У него светлая душа, он желает мне добра, но заслуживает лучшего. Ему нужна женщина, которая стояла бы рядом с ним во время выступлений на переполненных стадионах и ходила бы вместе с ним на благотворительные балы.

– Гриффин не похож на человека, посещающего благотворительные балы. Мне кажется, он, скорее, выписал бы чек и сделал анонимный взнос на то, что представляется ему важным, а потом пошел бы домой и расслабился.

То, как Док произнес слово расслабился, вызвало у меня улыбку.

– Вы понимаете, что я имею в виду. Ему не важно само событие, ему важно поделиться своим успехом с настоящим партнером. Что, если он получит премию «Грэмми»? Я никогда не смогу пойти на подобное мероприятие.

– И вы считаете, что единственный способ разделить его успех – это находиться рядом с ним? Может ли человек оставаться рядом с кем-то в переносном смысле слова? Как насчет женщины, которая предпочитает сидеть дома и воспитывать детей, тогда как ее муж ежедневно ходит на работу? Разве она не рядом с мужем?

– Это не одно и то же.

Док покачал головой.

– Объясните мне, в чем разница.

– Ну, такой выбор супруги делают вместе. У них общая зона ответственности, и они делят ее – одна занимается работой по воспитанию детей, а другой поддерживает семью в финансовом плане. Но в моем случае никто не может сделать выбор, потому что я очень невезучая.

Док остановился и подождал, пока я повернусь к нему и со всем вниманием выслушаю его слова.

– Вы ошибаетесь, Лука. Кто-то делает выбор относительно вашей связи и того, что из нее получится, и это – вы. Вы вообще не оставляете Гриффину ни единого шанса.

* * *

Док заставил меня задуматься. Нельзя сказать, что я не понимала, что именно он пытается донести до меня, просто я не знала, насколько правильный выбор делает Гриффин. И я не знала, сумеет ли он всегда оставаться внимательным к моим проблемам. Возможно, он готов смириться с моими ограничениями сейчас, пока отношения между нами так свежи и волнующи, но ему быстро надоест оставаться с человеком, который не способен обеспечить ему надежный тыл. Мне хотелось, чтобы у нас все сложилось, больше всего на свете, только я не думала, что реальность позволит нам это сделать. Потерять его позднее, наверное, окажется тяжелее, чем отпустить теперь. Но мысль о том, чтобы действительно отпустить Гриффина, причиняла мне сильную боль. Я по-прежнему не знала, как поступить. И это все, в чем я была уверена.

Когда я вернулась домой, Гриффин сидел у подножия кровати, обхватив лоб ладонями. Его волосы были спутаны, словно он в отчаянии взъерошил их. Он не заметил меня, а я, увидев его, настолько подавленного и расстроенного, глубоко осознала всю серьезность ситуации – результат того, что я сотворила с ним. Он изо всех сил старался, чтобы мне было хорошо, но не знал, насколько неподъемной окажется для него такая тяжесть. Несправедливо, что ему постоянно приходилось ходить на цыпочках ради того, чтобы я чувствовала себя счастливой и ничего не боялась. Я так сильно встревожилась за него, что всерьез задумалась о том, должна ли действительно отпустить его.

Стоявший на полу чемодан уже был упакован. Потребность поговорить с Доком стоила мне драгоценных часов, которые я могла бы провести с Гриффином, и вскоре ему придется уехать, чтобы не опоздать на самолет. В Чикаго ему нужно заканчивать съемку клипа, которую ему неожиданно пришлось прервать из-за меня. Затем он должен был возвращаться в Лос-Анджелес, после чего отправиться в турне. Увидеться нам с Гриффином предстояло не скоро, если это вообще случится. У меня все перевернулось внутри.