– Почему?

 – Об этом лучше у нее спросить.

 – Ты не знаешь?

 – Догадываюсь, но утверждать не берусь.

 – И каковы догадки?

 Аманда продолжала задавать вопросы, хотя внутренне не переставала опасаться. Настроение у Ланца портилось. Это было заметно. Кристина Вильямс явно не вызывала у парня положительных эмоций. Только черную ненависть.

 – Лицом не вышел, как она сама сказала. А, если серьезно, то... Видимо, ей просто не понравилось то, что я не подстраиваюсь под её желания. Делаю то, что мне нравится. Ей же хочется управлять людьми. Она строила свою дочь, а когда Люси вырвалась из-под контроля, её тут же выбросили на улицу, как нашкодившего щенка. Опьяненная собственным тщеславием, Кристина на многое готова пойти, только бы в очередной раз доказать себе и окружающим свою состоятельность. Она – королева, остальные – подданные. И только в её власти казнить и миловать. Примерно так она рассуждает.

 – То есть...

 – То есть, она мерзкая баба, о которой мне не хочется говорить, – фыркнул Ланц раздраженно.

 – Понятно, – вздохнула Аманда.

 – Я обидел тебя своими словами?

 – Нет, я была готова к такому повороту.

 – Успела так хорошо меня выучить?

 – Я сама веду себя не лучше, когда со мной заговаривают на неприятные мне темы. Оттого прекрасно тебя понимаю. Есть такие вещи, о которых говорить не хочется, лучше о них совсем не вспоминать, но это редко удается.

 – Хочешь сказать, что мы с тобой похожи?

 – В каких-то моментах да. Не во всем, разумеется.

 – Занятно, – протянул Дитрих. – Не думаю, что ты на меня похожа. Ты бежишь от своих проблем, а я обычно смотрю в глаза своему противнику, не отводя взгляда. Мне хочется побеждать всегда и во всем, хотя был в моей жизни один эпизод, когда я тоже решил отдать победу без боя. Сейчас жалею.

 – Фигурное катание, да?

 – Оно.

 – И мой театр...

 – Да. Именно в этом мы похожи. Ты ушла со сцены, я с катка. Временами я, на самом деле, искренне сожалею о том, что когда-то позволил Марте столкнуть меня с выбранного пути. Ведь я жил фигурным катанием, видел в нем свою судьбу, а в итоге так просто от своей мечты отказался... Стыдно даже вспоминать об этом. Позорная страница моей биографии.

 Дитрих сложил руки перед собой, приняв позу прилежного ученика. Смотрел не на Аманду, а мимо нее. Разглядывал её дом. Любопытство все же имело место быть. Одного взгляда на дом достаточно было для того, чтобы понять: материальное состояние Грант несколько выше, чем у него. Можно с уверенностью сказать, что она богатая невеста и завидная партия. Вряд ли миллионерша, но, тем не менее, ни в чем не нуждается и никогда не нуждалась. Странно, что она училась не в какой-то суперпрестижной, дорогой школе, а в самом обычном учебном заведении.

 Его поступок не остался незамеченным для Аманды. Она повернула голову, чтобы понять, куда устремлен взгляд Дитриха; поняла, что он все-таки заинтересовался домом, в котором она обитает. Может, просто праздное любопытство, может, размышления о том, почему она ходит в обычную школу, если есть возможность посещать частные учебные заведения. Там и уровень образования выше, и ученики все, как на подбор – дети из богатых семей. У Аманды, конечно, был шанс оказаться в такой школе, но она сама не захотела. Родители не настаивали, да и вообще... Когда она только начинала учиться, родителей вопросы престижа не волновали. Они, как сами говорили, старались быть ближе к народу, вот потому дети и ходили в муниципальное заведение.

 Надо сказать, Аманду это не расстраивало, наоборот, она радовалась. В частной школе, скорее всего, оказалась бы в одном классе с кем-то из знакомых, а они не позволили бы ей оставаться в одиночестве, все время приставали с вопросами, доставали глупыми предложениями. Уж лучше тут, где никто её не знает.

 – Интересно? – спросила она.

 Дитрих отвлекся от своего занятия и посмотрел на девушку.

 – Что именно?

 – Посмотреть, как я живу.

 – Большой дом, – ответил Дитрих, чувствуя себя немного неловко.

 Все же его застали не за самым благовидным поступком. Он чувствовал себя глупым, несмышленым ребенком, которого впервые привели в зоопарк, и он с открытым ртом смотрит на животных, что раньше только на картинках видел. В реальности они намного больше, и это слегка пугает.

 Дом Грантов его не пугал, но, тем не менее, разглядывал Дитрих его с интересом. Проницательная девушка Аманда не могла не заметить неподдельный интерес Ланца.

 – А мое предложение все ещё в силе, – усмехнулась Аманда.

 – Какое предложение? – удивился Дитрих, все еще чувствовавший себя неуютно после того, как его поймали на разглядывании чужого жилища.

 – Я предлагала тебе зайти в гости. Так вот, если хочешь посмотреть дом, я покажу. А то, что он большой – это, скорее, минус, а не плюс.

 – Отчего же?

 – Счастья он никому из своих обитателей не принес. Мы живем все вместе, но почему-то я этого совсем не чувствую. Почти не пересекаюсь с родителями в течение дня, даже, когда они дома. Мы не разговариваем, максимум парой слов перебрасываемся. И то, разговоры эти на отвлеченные темы. Скорее, о погоде заговорим, чем о том, что у меня в школе произошло. Мама помешана на моде, постоянно вертится у зеркала, постоянно наведывается в салоны, сидит на диетах. Детей предпочитает не замечать. Отец думает только о работе. Я не разделяю их интересы, в итоге остаюсь невидимкой. Брожу по дому, как призрак, теряясь на его территории. Потому и говорю, что лучше бы ему быть маленьким. Есть подозрение, что в этом случае, мы хотя бы иногда сталкивались нос к носу, и у нас была бы нормальная, среднестатистическая семья. Я хочу теплоты и домашнего уюта, а не постановочной картины: «семейство аристократов, официальный прием». Нож, вилка, накрахмаленные салфетки, свечи... Нет, это эстетично, красиво, но утомляет, когда постоянно происходит одно и то же. Еще бесит, что мы всегда едим в одно и то же время. И не важно, есть у меня аппетит, или же нет. Раз мама сказала, что мы должны садиться за стол, мы это делаем. Бесит меня это показное благополучие.

 Дитрих вновь провел параллель между Амандой и Люси. Это уже само собой получалось. У них неожиданно оказалось много общего. Если вдуматься, то здесь-то как раз были противоположные ситуации. Люси находилась под тотальным контролем. За каждым её шагом следили. Как следят за действиями заключенных, что попали в тюрьму по обвинению в особо тяжких преступлениях. Аманду наоборот никто не контролировал, на нее не обращали внимания. Но схожи их ситуации были в одном: обе девушки в итоге чувствовали себя несчастными. Одна от недостатка внимания со стороны родителей, другая от переизбытка.

 – Идём? – напомнила Дитриху о своем присутствии собеседница.

 Он согласно кивнул. Следовало, конечно, от этой экскурсии отказаться, но ему было интересно посмотреть, в каких условиях обитает Аманда. Иногда по интерьеру можно понять характер человека. Увидеть, что он любит, чего старательно избегает.

 На данный момент Дитрих знал об Аманде ничтожно мало. Какие-то крупицы информации. Недостаточно материала, чтобы нарисовать психологический портрет, ни разу не ошибившись.

 Это не было новой симпатией. Это был обыкновенный интерес к человеку, что с завидным постоянством появляется у него на пути. Пока все мысли Дитриха крутились в основном вокруг того, что Аманда – интересная личность, загадочная, и ему хочется немного приоткрыть завесу тайны, сорвать покровы. Увидеть её настоящую, а не маску, что так старательно раз за разом ему демонстрировали.

 Она одинока, любит черный цвет, слушает темную музыку, а не то, что выбирает большинство её сверстниц. Но при этом интересует её именно музыка, а не музыканты. Их внешность для Аманды вообще никакого значения не имеет. Она оценивает качество звучания, и сладкой внешностью к безголосому коллективу внимание её не привлечь. Странно, но Дитриха это открытие радовало. Он привык, что все девушки, слушавшие мрачную музыку, были падки на внешность исполнителей, а не на тексты их песен. Если бы он сам выступал на сцене, его, наверняка, задевало бы за живое, вызывало отторжение столь поверхностное отношение.

 Пожалуй, Аманда даже слишком одинока. У нее совсем нет близких подруг. Ей не с кем делиться переживаниями, она все переосмысливает и переоценивает сама. Живет обособленно, хотя говорят, что жить в обществе, оставаясь свободным от общества – невозможно. Своим существованием Аманда опровергала это заявление.

 Дитриху вновь стало жаль её, но он старательно отделывался от чувства жалости. Аманда не давала поводов думать, что нуждается в чьей-то жалости. Немного пооткровенничала с ним, но и только. Она не говорила, что мечтает о сочувствии со стороны. Она слишком любит себя, чтобы однажды взять, да разрыдаться на плече у своего собеседника. Не тот случай, не тот характер. Она, скорее, будет улыбаться. Улыбки будут фальшивыми, но она в этом не признается. Слезы упадут с ресниц в тот момент, когда никого из посторонних людей рядом не останется.

 Ланц внимательно разглядывал свою спутницу. Она шла чуть впереди. Наверняка, чувствовала, как он смотрит ей в затылок, но все равно не оборачивалась.

 Где-то Дитрих слышал, что все события в истории рано или поздно повторяются. В его личной истории все повторялось ужасающе быстро. Почти так же он прогуливался с Люси по школе. Она его тоже слегка раздражала, а потом...

 – О чем задумался? – поинтересовалась Аманда, словно почувствовавшая, что молчание негативно отражается на состоянии Дитриха.

 – О пирожных, – сболтнул он, не особо задумываясь, что говорит.

 Он, правда, думал о сладком лакомстве. Размышлял, не обнаружит ли однажды Аманду на пороге своего дома с пирожными. Только в руках у нее, наверняка, будет не корзинка, а коробка, перехваченная шелковой лентой, с эмблемой кондитерского дома.