Пока его не было, Люси успела от души похозяйничать в кухне. Расставила чашки, разлила кофе. Судя по тому, как этот самый кофе пах, она сварила натуральный, а не воспользовалась растворимым, неизвестно каким чудом попавшим в дом Ланцев. Насколько Дитрих помнил, в его семье все терпеть не могли «гранулы с превосходным вкусом», потому что вкус там превосходил лишь жженую пластмассу, ничего больше о растворимом кофе Ланц сказать не мог.

 – Сахар добавляла? – поинтересовался Дитрих.

 В нем вновь взыграла природная дерзость. Он искренне хотел, чтобы Люси ответила да, он прицепился к ответу и сказал, что кофе с сахаром не пьет. Но девушка, немного откинувшись на спинку стула, произнесла:

 – Нет. Я не знаю твоего вкуса, потому сахар не добавляла.

 Дитрих криво ухмыльнулся. Такие мелочи, на которых можно подловить практически любого, а она обходит ловушки стороной, играючи, не прикладывая никаких усилий. Он много раз сталкивался с самонадеянными особами, которым казалось, что они знают о мужчинах все, в том числе, что все парни любят сладкий чай или сладкий кофе. Дитрих терпеть не мог сахар в этих напитках, белый песок ему казался не ко времени и не к месту. Он лишь портил вкус напитка, превращая хороший продукт в нечто невообразимое. Если хочется сладких напитков – газировка в руки, но чай и кофе лучше не подслащивать.

 – А ты пьешь с сахаром? – поинтересовался он просто так, не особо заинтересованный в ответе.

 – Нет. У меня отец терпеть не может сладкий кофе. Я тоже не люблю, – ответила Лайтвуд немного отстраненно, словно не о родном человеке говорила, а о ком-то постороннем.

 Дитрих не стал садиться за стол, прислонился спиной к подоконнику, чтобы иметь возможность наблюдать за гостьей, в то же время, не демонстрировать свой интерес слишком явно.

 Она была какая-то... странная. В чем именно заключается странность, Дитрих не мог сформулировать; просто странная, и все. А, может, и не странная. Противоречивая просто. Она производила впечатление трепетного цветочка, но, в то же время могла за себя постоять и ответить колкостью на колкость, не боясь реакции оппонента на свои слова. Это было довольно удивительно. Дитрих привык к тому, что девушки с ним не спорят. Та же Гретхен обычно прикусывала язык и старалась соответствовать его вкусам, прислушиваться к его словам, подстраиваться под его желания, свою натуру подавляла, в угоду другому человеку. Это не вызывало уважения, это еще больше раздражало Дитриха, чем сопли-вопли, угрозы и показные рыдания с обвинениями в жестокосердии. Там девушки давали выход своим эмоциям, Гретхен их сдерживала. Люси просто отвечала тем же, ловко отбиваясь от каждой фразы, как теннисист высокого уровня отправляет теннисный мячик в полет.

 Сделав большой глоток кофе, Дитрих все же не удержался и откусил немного от пирожного, которое ему принесли в дар. Вообще-то их было довольно много, и все разные. Песочные корзиночки с разнообразными начинками, эклеры и несколько бисквитных пирожных. Куда ему столько, он не знал. Поразмыслив логически, пришел к выводу, что рассчитаны пирожные были на всю семью. Тогда все становилось на свои места, было достаточно закономерным.

 Нужно было сделать какой-то ответный жест. Например, сказать пару приятных слов. Дитрих произвел ревизию шаблонных комплиментов, которые обычно выдают парни, и с удивлением понял, что у него таких шаблонов нет. Совсем-совсем нет, даже минимально. Он не умеет говорить комплименты и нежности, его удел – хамство. Видимо, он и, правда, жестокосердный киборг, не знающий слов любви. Но... девушка же старалась.

 «Её никто не просил стараться», – нагло заявил внутренний голос.

 «Это будет некрасиво, вот так стоять и молчать», – продолжал мучительно размышлять об общей нелепости ситуации Дитрих.

 – Вкусно, – нерешительно выдал, почувствовав себя так, словно он – девица на выданье, перед ней поставили некрасивого жениха и заставляют признать, что он – судьбою предназначен, и его она любит больше всего на свете.

 – Спасибо, – просияла девушка. – Я старалась.

 – Выбирала, – продолжил Ланц.

 – Готовила.

 – Сама?

 – Ну, ты же мне не помогал. Значит сама. Логично?

 Дитрих хмыкнул. Девица не упустила случая ответить на его подколки, как только он немного расслабился. Это было забавно.

 – А, если без шуток?

 – Без шуток. Сама.

 – Тогда спасибо за старания, – улыбнулся Ланц, впервые подыскав подходящие слова.

 – Не за что, – отозвалась собеседница.

 После нехитрого обмена любезностями разговор снова зашел в тупик. Дитрих не знал, что спросить, Люси не знала, чем можно своего собеседника заинтересовать и вывести на откровенный разговор. Вообще-то, она с самого начала понимала, что этот визит вежливости может обернуться полным крахом, оттого сейчас даже не расстраивалась, все равно морально была подготовлена к провалу.

 Дитрих тоже пребывал в ступоре. Он понять не мог, с чего бы посторонней девице, с которой он виделся всего пару раз, а общался и того меньше, вдруг заявляться у нему, поздравлять с праздником и кормить пирожными. Романтиком Ланц не был, тонкостей и полунамеков не понимал, ему нужно было говорить открытым текстом, в лоб, чтобы сразу дошло, а не ходить кругами.

 – И всё-таки, какова истинная причина твоего визита? – поинтересовался Дитрих, выхватывая из стопки одну салфетку и промакивая губы.

 После завтрака настроение у него улучшилось. Если бы еще ради не пришлось подрываться и в полусонном состоянии скакать ко входной двери, вообще мечта. Завтрак в постель ему не приносили с давних пор. Последний раз это было, пожалуй, лишь в первом классе, когда мама еще считала его ребенком и нещадно баловала, а потом его решили приучать к самостоятельности. В любом случае, что-то вкусное вместо жидкой безвкусной овсянки и подгорелой яичницы сделало его немного счастливее.

 – Красная Шапочка шла в гости к серому волку, заблудилась и попала в гости к бабушке, – невинно похлопав ресницами, произнесла Люси. – Ты правильно меня раскусил, я шла в гости к Паркеру, а потом решила и тебя навестить. А, если честно, то шучу. Действительно, шла именно к тебе, хотела увидеться и пригласить тебя на...

 – Свидание?

 – На каток.

 – Зачем? – удивился Дитрих.

 О том, что раньше занимался фигурным катанием, он никому в новой школе не рассказывал, предпочитая держать в секрете постыдные страницы своей биографии, а занятия откровенно девчачьим видом спорта теперь казалось пятном на репутации.

 – Просто покататься.

 – А ты умеешь?

 – Не умела бы, не стала приглашать. Все же шлепаться на задницу каждые две секунды, не самое интересное занятие. Правда?

 – Ты как, просто для себя занималась или профессионально?

 Дитрих оживился. Тема фигурного катания была ему знакома, здесь можно было развернуться, как душе угодно.

 – Сначала собиралась податься в профессиональный спорт. Меня с четырех лет на коньки поставили, и каждый день мне приходилось на тренировки ездить. Первое время я постоянно падала, банально равновесие удержать не могла, потом понемногу стала привыкать, учиться. Меня готовили к парному катанию, не к одиночному. Со своим партнером я плохо находила общий язык, у нас ничего не получалось вместе. Он злился на меня, я на него, а тренер на нас обоих. А потом я стала расти ввысь, и вон какая вымахала, – девушка явно пыталась иронизировать, но получалось плоховато. Видно было, что у нее комплексы из-за высокого роста. – А с таким ростом мне окончательно закрыли путь в парное катание. Мой партнер вечно жаловался, что я слишком высокая, слишком тяжелая, слишком противная... В общем, мы так и не смогли найти общего языка, а я решила, что мне не нужно фигурное катание. Оно мне нравится, как хобби. Превращать его в свою основную профессию я не намерена.

 Дитрих скептически выгнул бровь, услышав фразу о слишком тяжелой и слишком высокой. На его взгляд Люси была не такой уж высокой. Нормальный, среднестатистический рост. Метр семьдесят пять или около того.

 – Твой партнер был дистрофиком? – хмыкнув, спросил Ланц.

 Потянулся еще за одним пирожным. Все-таки, они, на самом деле, были вкусными. Не очень сладкими, конечно, но в этом он видел особую прелесть, потому как переслаженные кондитерские изделия не любил. Здесь было нечто среднее между сладким и пресным, недостижимый идеал практически.

 – Почему?

 – Просто взять тебя на руки не так уж и сложно, как мне кажется. Да и поддержки освоить можно легко, если, конечно не ныть, а упорно работать на достижение результата.

 – Откуда такая уверенность?

 – Одно время тоже занимался фигурным катанием, – сознался Ланц и тут же примирительно выставил ладони вперед. – Только не надо смеяться, не надо. Я и сам знаю, что с моим образом оно как-то не вяжется, но Лоте этого было не доказать, и потому мне пришлось несколько лет своей жизни убить на этот, совершенно ненужный мне вид спорта, который я сейчас словом добрым вспомнить не могу.

 – И каковы были успехи?

 – Я умею делать аксель, – хмыкнул Дитрих. – Правда, умею, не шучу.

 – Здорово! А я вот не умею.

 – Хочешь, научу?

 – Ты? Правда, научишь?

 – Ну, попытаюсь, допустим. Если тебе этого хочется.

 – Хочется! Очень хочется.

 Люси, кажется, была в восторге от этого предложения.

 – Ну, тогда встретимся на катке и начнем учиться. Когда ты там планировала сделать вылазку?

 – Можно завтра. Или послезавтра, – нерешительно выдала Люси. – Когда у тебя будет свободное время?

 – До пятницы совершенно свободен, – на одном дыхании выпалил Дитрих, не упустив возможности подкрепить свои слова улыбкой. – Так что можно и завтра, и послезавтра.

 – Спасибо! – радостно произнесла девушка.