— Ты можешь хотя бы раз не быть таким самоуверенным?

— Поверь мне, рядом с тобой вся моя самоуверенность летит к черту, — его голос теперь звучит серьезно, и сердце мое замирает.

— Почему? — шепотом спрашиваю я.

— Быть может, потому что я готов целовать твои ноги? — и снова хищная самодовольная улыбка. Он подхватывает меня за бедра, и я обнимаю его за талию своими ногами, жадно впиваясь в его губы. Новая жаркая волна страсти накрывает нас, заставляя забыть обо всем на свете. Сейчас только я и он. И больше для нас ничто не имеет значения. Только наши тела, жадно переплетающиеся друг с другом. Мы словно желаем слиться воедино, быть еще ближе, быть внутри друг друга. Заполнить себя друг другом. И только наши тихие стоны, которые постепенно становятся громче, опять возносят до самых верхушек небес в такое отчаянное сладостное удовольствие.

Глава 16

— Оксана! — громко восклицает рядом проходящая Вероника Викторовна. И я, точно меня застукали за чем-то предосудительным, краснею еще сильнее, чем от своих недавних воспоминаний. Словно она могла прочитать все мои мысли и теперь укоряет за них. Не стоит думать о подобном во время пары. — Я вас просто люблю! Как живописно! Эти две драпировки уже выглядят так потрясающе!

Рядом с моим мольбертом мгновенно сгрудилась вся наша группа, решившая увидеть, что именно так поразило учителя.

— Вы только посмотрите, — продолжает она, плавными движениями водя вокруг отдельного кусочка рисунка, — насколько потрясающе переданы цвета и полутона. Такой кусочек не грех повесить к себе на стену домой, я бы повесила.

От удовольствия я вся расплываюсь в улыбке.

— Оксана, у вас настоящий талант! Рисуйте дальше, и ради Бога никогда не прекращайте этого делать. Потому что стоит перестать рисовать хотя бы на один день, и считайте, что вы потеряли целый месяц ваших упорных стараний.

Она всегда говорит нам эти слова, это уже что-то вроде ее личной фишки. Да уж, да если я и захочу прекратить рисовать, то все равно не смогу этого сделать. Если в моей руке долго нет кисти или карандаша, ее начинает ломить как от боли. Слова Вероники Викторовны мне очень приятны, ее мнение вообще очень важно для меня, ибо нет более строгого и трудолюбивого учителя, чем она. Я хорошо помню, как нас пугали, когда отдали ей нашу группу. Говорили, что с ней нам придется столько работать, что нам и во сне не снилось. Что больше всего она не терпит лень и глупость. И под ее началом мы проведем много бессонных ночей, выполняя все ее задания. Все это оказалось правдой, но мне настолько комфортно работать с ней, что лучшего преподавателя по живописи я для себя не вижу. И, несмотря на ее требовательность, ее уроки для меня одни из самых любимых.

Когда пара подходит к концу, и мы начинаем убирать мольберты к стене, ко мне подходит Таня Полякова, невысокая брюнетка с вечными розовыми заколками на голове. Она хорошая и дружелюбная девушка, мне она симпатична:

— Оксана, ты с нами?

— Что с вами? — не совсем понимаю я.

— А ну да! Тебя же в субботу не было. Неужели прогуляла? — лукаво улыбается она.

— Нет, я просто плохо себя чувствовала. Наверное, чем то отравилась, — ну что делать, приходиться врать. Правду сказать я все равно не смогу. К тому же доля правды в моих словах все же есть, я действительно здорово отравила себе мозги, напившись этим шоколадным взрывом.

— А! Ну да, ну да, — понимающе качает она головой, — так вот, у нас намечается одно мероприятие на выходных.

— А точнее мега мероприятие, — отзывается другая студентка. — Мы хотим немного расслабиться, выпить, снять стресс перед экзаменами.

— Ясно, и что конкретно вы задумали? — я складываю руки на груди, не совсем уверенная, что это может быть хорошей идеей. Не после того, как я совсем недавно переборщила с алкоголем.

— Снять домик на турбазе, — с горящими от предвкушения глазами рассказывает Таня, — на сутки. Вечером в субботу приедем, а в воскресенье уедем. Мы уже все разузнали и даже посчитали по сколько складываться. Ну, ты с нами? Давай! Когда еще так получится выбраться?

— Может лучше после всех экзаменов? — делаю я предложение.

— Нет, половина группы сразу же разъезжается кто куда, к тому же нам точно нужен отдых, — настаивает Таня. — Ты и сама понимаешь, какой тут сейчас напряг. Нам просто необходимо снять напряжение!

Я помню, чем закончилась последняя моя вылазка с друзьями, и содрогаюсь от этого. И хотя, теперь воспоминания потихоньку начинают блекнуть, все равно думать об этом неприятно, и сомневаюсь, что когда-нибудь это изменится. Хотя, похоже, никто из всех, кто там был уже, и не вспоминает о том инциденте, и может, в самом деле, пора вернуться в нормальную студенческую жизнь?

— Думаю, Оксана не сможет, ей нужно заниматься. Ей ни в коем случае нельзя прекращать рисовать ни на один день, — вставляет ядовитые слова Лариса, посматривая на меня нахальным взглядом, вертя кисточку в своих руках.

— Хорошо, я с вами! — сама даже не понимаю, когда успела дать команду открыться своему рту.

Таня радостно вскидывает вверх кулачки:

— Ребят! Оксана тоже с нами! — кричит она на всю аудиторию, пританцовывая. И все так же весело ее поддерживают. Это приятно, я даже удивлена от того, насколько это приятно. Но сразу мысленно даю себе обещание пить только лимонад или сок. Все дружно начинают обсуждать, как нам будет весело, надеясь, что погода не подкачает и день будет таким же солнечным, как и все предыдущие дни. И только у Ларисы такая скучная мина, что мне до чесотки на языке необходимо что-то съязвить в ее сторону:

— Ларис, ты что лимон съела? Аж всю тебя перекосило, — сочувственно смотрю на нее и, видя, как выражение ее лица тут же сменяется на удивленное и даже испуганное, мысленно шлю ей: «Выкуси, стерва!»

— С тебя тысячу рублей, — Таня касается моего локтя, пытаясь обратить на себя внимание, — нужно отдать до пятницы. Потому что в пятницу мы поедем закупаться.

— Не нужно ждать до пятницы, — я лезу в сумку и достаю из кошелька купюры. — Держи.

— Круто! — Таня убирает деньги к себе и записывает мое имя к себе в блокнот с пометкой «сдала».

Вот и все, первый шаг сделан, Оксана. Я мысленно себя хвалю и пытаюсь напомнить, что теперь все будет по другому.

Вернувшись домой и быстро переодевшись в домашнюю одежду, я решаю немного разобрать завал на своем рабочем месте. У Максима такая завидная чистота и порядок, что мне впервые стало как-то неловко за свой вечный творческий хаос. До меня только сейчас доходит, что согласившись ехать вместе со всеми на турбазу, я упускаю возможность провести выходные рядом с ним. И мне уже хочется позвонить Тане и сказать, что я передумала, но я нахожу в себе силы, чтобы этого не делать. Скорее всего, провести один день вдали друг от друга, будет нам даже полезно. Не стоит настолько глубоко погружаться в другого человека, а у меня и так в последнее время все мысли только о нем. Я подхожу к письменному столу и тут же вляпываюсь ногой в оставленную на полу лужицу краски, которую не захотела вытереть сразу.

— Черт! — вырывается из меня ругательство, мама права, в моей квартире порой лучше обувь не снимать, а мне теперь придется переодевать носки. Но мне лень, поэтому я их просто снимаю и отбрасываю в угол. Уберу позже, как только закончу перебирать на столе, решаю я.

Разгребая кучу листов и складывая инструменты для рисования по местам, я натыкаюсь на журнал «Бизнес леди», бегло пролистываю его и останавливаюсь на наших с мамой фотографиях. Одинаковые черты лица, отлично откорректированный фотошопом мой цвет волос, куча косметики на моем лице, и я копия своей мамы. Я усаживаюсь на компьютерный стул, поджав под себя ногу, и начинаю бегло просматривать статью. В ней говорится о том, как молодая и такая сильная женщина как моя мать, сумела поднять свой бизнес с нуля. Ну да, фыркаю я, с деньгами отца это было не так уж и сложно. К тому же эта сильная и такая привлекательная женщина смогла вырастить талантливую дочь, подающего большие надежды молодого дизайнера, то есть меня. И снова я фыркаю, еще неизвестно какой будет из меня дизайнер. А вот дальше стало интересней, маму спрашивают, какое достижение Валентина Валевская считает самым главным в своей жизни, чем она гордится больше всего? И она отвечает, что главная гордость в ее жизни это ее дочь.

— Уф, — я громко выдыхаю воздух, и что — то теплое зарождается у меня в груди, но я тут же отталкиваю это чувство. — Да ты меня почти и не растила мама!

Я презрительно отбрасываю журнал в сторону, думаю, я его выброшу. Зачем он мне? Он мне совсем не нужен, и пусть там мама распинается о своей материнской гордости дальше. Где она была, когда была так нужна мне? Возможно, я не права, и мне нужно быть благодарной за то, что у меня такие родители. Вот Максиму было гораздо сложнее, да что там говорить, его детство было ужасным. Мое сердце болезненно сжимается всякий раз, как я начинаю думать о том, через что ему пришлось пройти. И несмотря ни на что, он вырос таким сильным и умным, и он так талантлив! А еще я поражаюсь его силе и смелости. Максим заслуживает глубокого уважения уже за то, что сумел пройти сквозь все преграды и добиться всего того, что он сейчас имеет.

Я задумываюсь, и вот, что мне любопытно. У Максима довольно приличное жилье, несмотря на то, что это всего лишь квартира студийного типа, она довольно просторная. У него хорошая машина, и его одежда явно не из дешевых магазинов. И пусть его Лексус, может, стоит дешевле того кричаще красного Мазератти, но видно, что деньги у Максима водятся и не малые. Вопрос откуда? И я непременно хочу это узнать. Не думаю, что обычный художник может так зарабатывать. Тут что есть еще, но только что?