В этот момент Хари открыл дверцу и сел рядом с ним.

— Все в порядке! — радостно сообщил он. — А теперь — сам знаешь, куда!

— Понятно! — Ананд ослепительно улыбнулся.

Развернувшись, машина помчалась на улицу Мухаммеда Али, где находилась следственная тюрьма предварительного заключения. Когда они подъехали к высокой каменной стене, ограждавшей тюрьму, Хари был удивлен скоплением людей и машин.

У ворот мрачного здания стоял автобус телевидения. Операторы суетились с тяжелыми камерами на плечах. Хари попытался незаметно юркнуть в дверь пропускного пункта, но не тут-то было: двое журналистов преградили ему путь. Один из них громко выкрикнул:

— Господин Шривостав! Два слова для бомбейского телевидения!

Отступать было некуда и адвокат заговорил.

До слуха Раджи доносились лишь некоторые фразы.

— Я счастлив тем, что с помощью Всевышнего мне удалось исполнить свой профессиональный и человеческий долг. А когда это человеку удается в любой сфере, он счастлив, счастлив потому, что соединился с миром гармонии путем усилия над собой, над бренностью, над стереотипами и всем тем, что разделяет людей! Это все, господа! Мне очень некогда, я должен передать копию приговора и всевозможные выписки и документы для освобождения из-под стражи невинно заключенного в эти стены моего брата Говинда Шривостава! — с этими словами Хари скрылся за дверью.

Раздались аплодисменты, шум и крики. Щелкали фотоаппараты. Застучали барабаны: это группа бродячих музыкантов исполняла чудесную ритмичную мелодию.

Часы на высокой тюремной башне показывали половину четвертого. Было тепло и сухо.

Мери немного всплакнула, опершись на плечо Фариды. Раджа поминутно промокал носовым платком свое разгоряченное лицо.


Говинд, как тигр в клетке, нетерпеливо ходил по камере.

«Слава Богу, я оправдан! И теперь я вновь обрел старшего брата! Как я был неправ, что сразу не сказал Хари, что узнал его! Почему я не послушался покойного дядю Рахима?!» — упрекал себя молодой человек, чувствуя свою вину перед Хари.

Его взгляд остановился на большой полиэтиленовой сумке.

«Господи! Я же совсем забыл, что надо переодеться», — спохватился он, извлек из сумки ослепительно белую рубашку, галстук, носки, светлый костюм и стал приводить себя в порядок. В заключение он провел расческой по волосам и прислушался. Но было тихо. Его чуткий слух не уловил ни одного звука, похожего на звуки шагов. Посмотрев в высокое окно, узник определил, что солнце миновало зенит.

«Наверное, теперь уже скоро! Если что-нибудь переменилось, брат непременно предупредил бы меня!» — решил Говинд.

Нетерпение, овладевшее им, не давало ему спокойно сидеть на месте, и он снова почти забегал по камере, меряя ее из конца в конец. У него было такое ощущение, что в нем все замерло и что время остановилось…

Внезапно послышались приближающиеся голоса и шаги.

«Идут!» — радостной птицей рванулась мысль в его сознании. И действительно, зазвенели ключи, и дверь камеры отворилась.

— Говинд, выходи, ты свободен! — объявил Хари, сияя улыбкой и раскрывая свои объятья.

Узник крепко обнял своего избавителя. По его щекам покатились счастливые благодарные слезы.

Корреспондент незаметно щелкнул несколько раз эту трогательную сцену и быстро удалился.

— Господин Говинд, поздравляю вас с освобождением! — сказал начальник тюрьмы, стараясь разрядить обстановку. — Господин Шривостав, примите и вы мое личное поздравление!

— Большое вам спасибо! — поклонились братья.

— Ну вот и все, мы можем идти, — сказал Хари. Они спустились вниз и, миновав двор, вошли в пропускное отделение.

— По ту сторону этих железных дверей тебя ждет свобода и много людей. Среди них наши родственники, друзья и твои коллеги — таксисты. Готовься к встрече! — с улыбкой сообщил адвокат.

— Ты не шутишь?

— Сейчас увидишь!

Дежурный полицейский, который находился за плотной решеткой в отдельном боксе, поочередно выдернул три металлических засова, и сопровождавший их надзиратель толкнул тяжелую дверь.

Говинд, сложив руки у подбородка, шагнул вперед, и его охватило ощущение, что он сразу оказался в совершенно другом мире.

Перед его глазами кипела яркая, огромная толпа, напоминавшая роскошный газон, усаженный цветами. Здесь были мужчины в белом, цветастом, клетчатом и полосатом. Головы одних были увенчаны тюрбанами, других — обнажены и блестели под солнцем, смазанные маслом для волос. Разноцветные сари женщин из шелковых и хлопчатобумажных тканей переливались на солнце такими оттенками, которым нет названия ни на хинди, ни на пенджаби, ни на бенгали… Все кричали и говорили. Чхоту опешил.

— Господин Говинд, скажите, что вы почувствовали в эти минуты? — прокричал корреспондент, ловко подбежавший к братьям.

Говинд смутился еще больше. Он отвернулся от журналиста, но тот не отставал. Микрофон в его руке, словно магнит, следовал за устами молодого человека, которому ничего не оставалось, как произнести «речь».

— Понимаете, — начал он, — мне никогда не приходилось выступать перед какой-либо аудиторией… и я впервые побывал в тюрьме…

— Скажите своим друзьям несколько слов приветствия, благодарности, — подсказал корреспондент, молодой худощавый парень невысокого роста в джинсах и клетчатой рубашке с короткими рукавами.

Немного помедлив и собравшись с мыслями, освобожденный узник сказал:

— Я благодарен всем моим коллегам — бомбейским таксистам, лучшим таксистам в мире, за самоотверженную поддержку, за солидарность, за веру в мою непричастность к убийству, за веру в справедливость. Я люблю вас, друзья мои! И спасибо за вашу любовь ко мне! Что может быть выше этого? Я благодарю Всевышнего за то, что он объединил нас в любви друг к другу!

Послышались одобрительные возгласы, и небольшую площадь заполнил шквал аплодисментов.

— Я низко кланяюсь прекрасному человеку и адвокату, моему старшему брату — Хари Шривоставу за его профессиональное мастерство, за терпение, за верное служение истине и закону! Ведь если бы́ не он, мне уже не пришлось говорить с вами! Он спас мне жизнь!.. По воле случая мы разлучились с ним двенадцать лет тому назад и встретились снова в зале суда!

Опять раздались рукоплескания и возгласы:

— Слава адвокату! Да продлит Всевышний его дни!

— Дорогие друзья и братья, спасибо вам за все! Я в не оплатном долгу перед всеми вами! Но, как сказал поэт, за все добро расплатимся добром, за всю любовь расплатимся любовью! До скорой встречи!

Под вспышки фотоаппаратов братья спустились со ступенек и подошли к родственникам. Хари обнял Раджа, который, как ни крепился, все же не мог сдержать слез. Манжу стояла рядом с мужем и тоже плакала.

Мери, словно на крыльях, подлетела к своему избраннику и, похожая на яркую экзотическую птичку, нежно прильнула к нему, никого не стесняясь. А он в ответ улыбнулся и, взяв ее за белые, тронутые легким загаром плечики, осторожно отстранил от себя и посмотрел ей в глаза долгим благодарным взглядом.

Радом с ними репортер из «Навбхарат таймс» терзал Рамдаса и Фариду — в надежде получить интервью. Но таксист, не обращая на него внимания и потрясая могучими кулаками, что-то громко басил посреди невообразимого шума.


Спустя некоторое время три брата, которые наконец-то вновь обрели друг друга после стольких лет злоключений, пробирались сквозь бурное море толпы вместе с Манжу, Фаридой и Мери. Благополучно миновав площадь, они подошли к машинам, около которых их уже поджидал Рамдас. Великан сжал Говинда в своих могучих объятьях. Друзья пожали друг другу руки у локтей.

— А теперь я хочу, чтобы вы все поехали ко мне! — объявил Хари. — Я должен привезти братьев в свой дом!

Все быстро расселись по машинам, которые влились в поток транспорта и, оставляя позади мрачные стены тюрьмы, заспешили к дому адвоката.

Они миновали «Ворота Индии», которые считаются более массивными и внушительными, чем делийские. Ширина их арки имеет классическую величину, установленную еще с ассирийских времен градостроения и позволяющую свободно проезжать в ворота четверке запряженных лошадей.

Впереди показался легендарный Шиваджи, всю жизнь возглавлявший борьбу маратхов против мусульманских завоевателей, а радом с ним — строгий параллелепипед гостиницы «Тадж-Махал».

— А вот и мой дом! Приехали! — сообщил Хари и первым вышел из машины, а затем помог Мери.

Вскоре подъехал «премьер», и все приглашенные последовали за адвокатом.

— Лифт берет восемь человек, а нас, кажется, девять! — сказал он, оглядев своих гостей. — Ну ничего, прошу!

Когда лифт остановился на девятом этаже и все вышли из него, дверь одной из квартир распахнулась, и на площадке появилась Сима в розовом сари. Пробор на ее голове был выкрашен синдуром, на лбу сияла тика. Она с улыбкой подошла к гостям и медленно обвела их глазами. Узнав Говинда, она закрыла лицо ладонями и опустилась на колени.

— Что с вами, невестка? Встаньте, пожалуйста! Не надо, я ведь не изваяние божества! — стал уговаривать ее молодой человек, сильными руками поднимая женщину с колен.

На лице Симы отразились страдание и вина. Было видно, что она глубоко раскаивается в своем поступке, который произошел много лет назад. Затем она подошла к Радже и совершила пронам. Тот не шевелился. Отвернувшись, он уткнулся в плечо Хари. Его глаза вновь стали мокрыми. В душе он, конечно же, простил Симу, но сейчас, когда увидел ее, вновь вспомнил те далекие годы и ее жестокое отношение и не смог удержать себя в руках.

— Ну ничего, ничего! — похлопал Хари его по плечу. — Прошу всех в мой дом!