— Ты угадала! — Нарендер в который раз удивился проницательности простой девушки. — И как это тебе удается… Моя бабушка попросила меня привезти священной воды. Жаль, что Ганготы теперь недоступны…

Девушка остановилась, сорвала цветок и, закусив стебель белыми зубами, спросила:

— Так ты хочешь все же попасть на Ганготы, господин?

— Конечно! — воскликнул Нарендер. Он был просто счастлив, что девушка отвлеклась от обид и легкая тень улыбки показалась на ее ярких губах. — Это моя мечта! Ты знаешь, Ганга, я решил не покидать эти горы, пока не наберу священной воды.

— А если дорогу не починят до зимы?

— Я останусь здесь и буду зимовать в хижине из льда!

Девушка рассмеялась. Нарендер чуть не захлопал в ладоши от радости, что перед ним снова прежняя Ганга.

Людская злоба замутила чистый источник пеной ненависти, но ключи добра оказались сильнее.

— Не надо жить в хижине из льда, господин, ты там замерзнешь. Если ты хочешь попасть на Ганготы, я проведу туда горными тропами. Но будь готов — это трудное путешествие.

— Я не боюсь! — восторженно выкрикнул Нарендер. — Я готов сейчас покорить любые вершины!

Но он слишком воспарил в небеса. Корень на извилистой дороге вылез не вовремя, и юноша споткнулся об него, вызвав смех прекрасной горянки:

— Господин, смотри себе под ноги, а то разобьешься еще на подступах к вершинам.

Впереди показалась деревня, и тактичный Нарендер понял, что подвергает девушку слишком большому испытанию. Показаться на улице с чужим мужчиной, да еще с приезжим из города… Это вызвало бы такой обвал слухов, что он похоронил бы под собой Гангу.

Но она шла, как ни в чем не бывало. Не показывая, что ей угрожает опасность.

— Спасибо, Ганга. Если ты действительно проведешь меня, я смогу выполнить просьбу моей бабушки, а она знаешь какая хорошая!

— Конечно! Завтра утром, когда пропоет петух, приходи к реке. Только не проспи!

— Хорошо, до завтра! Мне пора возвращаться в лагерь!

Девушка одарила его на прощанье своей светлой улыбкой, повернулась и убежала.

— Завтра, когда пропоет петух… — прошептал Нарендер. В каждом этом слове ему чудилось волшебство. Прекрасное завтра, которое обязательно наступит, петух, что возвестит это наступление звонкой песней. В горах с ним произошли поистине волшебные изменения…

… Да и как же иначе можно назвать любовь?


В прозрачном воздухе высокогорья различалась каждая трещина, каждый выступ на скале. Огромный валун, нависший над рекой, был украшен живой скульптурой, рельефно выделяющейся на фоне неба. Это Нарендер ждал свидания с прекрасной Гангой.

Юноша хорошо подготовился к трудному восхождению. Он надел ту самую куртку и тирольскую шляпу, которые подарил ему дядя. Через плечо альпиниста висел небольшой термос, заботливо наполненный горячим кофе, чтобы было чем отогреваться на высокогорном снегу. В кармане лежали завернутые в фольгу бутерброды.

Правда, подвели туфли. Нарендер с сомнением поглядывал на удобные кожаные мокасины, незаменимые для прогулок по лесу, но вряд ли они окажутся так же хороши для восхождения по острым камням. Сюда лучше подошли бы высокие альпинистские ботинки на толстой подошве, усаженной стальными шипами.

Однако его ничего не пугало. Главное — впереди его ждет путешествие с красавицей-горянкой. Они пойдут по диким местам, где не будет никого, кроме них. О таком можно только мечтать!

Вот юноша и замечтался на камне, погрузившись в сладостные грезы, которые прервались веселым смехом.

Ганга уже давно стояла перед камнем, уперев руки в бока, и разглядывала живую скульптуру.

Очнувшийся альпинист широко раскрытыми глазами с восторгом уставился на возлюбленную, словно соткавшуюся из его мечтаний. И действительно, она была удивительно хороша.

Узкая кофточка заканчивалась на талии, оставляя открытой полоску загорелой кожи. Длинная юбка, собранная широкими складками, открывала стройные ноги, обутые в сработанные местными умельцами туфельки, наподобие балетных. Они были из толстой, мягкой кожи, идеально приспособленные для передвижения в горах.

На груди лежал большой медальон старинной работы из почерневшего от времени серебра.

Смеющимися глазами Ганга смотрела на восхищенного юношу.

— Здравствуй, господин! Почему ты молчишь? Неужели в горах такие холодные ночи, что ты онемел?

— Здравствуй, Ганга, — вымолвил юноша.

— Уж не ночью ли ты сюда пришел?

— Да, а как ты догадалась?

— Так ведь петух еще не кричал!

Влюбленные рассмеялись: к ним пришла одна и та же мысль — они оба не дождались назначенного часа.

— Наверное, петух проспал! — с трудом проговорил Нарендер, давясь от смеха.

Девушка тоже прыснула, будто услышала что-то ужасно смешное.

Улыбающийся юноша стал спускаться к ней со своего постамента, но пошатнулся и чуть не упал, балансируя рукой, в которой был зажат сосуд для ганги.

— Осторожнее, господин! Давайте сосуд мне, лучше я понесу его, а то вы опять потеряете!

Нарендер охотно передал ей требуемую вещь, движимый желанием прикоснуться к ее руке. И в это мгновение раздался торжествующий крик петуха.

— Надо же, прокричал! — обрадовался ему юноша, как старому знакомому.

Ганга быстро повернулась, мотнув тяжелыми косами, перевязанными яркими лентами. Она зашагала по тропинке, а влюбленный двинулся за ней, словно бычок на привязи.

Тропинка пролегала между гигантских серебристых елей, понимающихся в небо на десятки метров. Здесь любой человек чувствовал себя, как в сказке, проходя мимо шершавых стволов-великанов, шелестящих на головокружительной высоте бесчисленными ветвями, словно здесь бушевало зеленое море.

Лес внезапно кончился, и путешественники оказались на альпийских лугах, покрытых ковром ярких цветов. Они шли по склону. Слева от них вдали белели четко вырезанные зубцы гор, справа — зеленели леса, разрезанные белопенными ручьями, сливающимися в реки.

Они поднимались все выше и выше по склону, шли уже довольно долго, но Ганга не выказывала никакой усталости. А вот Нарендер чувствовал себя, как выброшенная на берег рыба.

В разреженном воздухе высокогорья было очень мало кислорода. Кровь приливала к голове, стучала бешеными молоточками в висках. Нарендер пошатывался, опьяневший от непривычных нагрузок, и каждый шаг давался ему с огромным трудом. Но он шел вслед за девушкой, стараясь не подавать вида, как ему тяжело.

Ганга же двигалась легкой походкой, будто по гладкой, ровной дороге, срывая по пути понравившиеся ей цветы.

Пользуясь тем, что она не оглядывается, Нарендер выбросил бутерброды, а потом оставил в траве и термос, с сожалением подумав о его содержимом. Ему показалось, что идти стало немного легче, и он уже подумывал о куртке, свинцовой тяжестью давившей на плечи, — вот бы повесить ее на какой-нибудь сучок, отличное получилось бы пугало или гнезда для птиц.

Девушка будто подслушала его мысли:

— А ты, господин, не слишком ли легко оделся для похода на Ганготы? Там лежат вечные снега, и в своей курточке ты будешь дрожать от холода! — улыбаясь, сказала девушка.

— Вовсе нет! — с жаром воскликнул юноша. — Это замшевая куртка из Франции, а тирольская шляпа — из Швейцарии. Если их наденешь, тебе не страшен никакой мороз!

Он сдвинул на затылок шляпу с пером. Сейчас она напоминала ему стальную каску. Но он упорно шел в атаку на Ганготы и был готов покорить их или умереть.

— Здесь не Швейцария, господин! Сейчас мы увидим, страшен ли тебе холод. Мне кажется, скоро ты будешь дрожать, как лист на ветру.

Нарендер скептически улыбнулся, и вдруг улыбка замерзла на губах — в лицо ему дохнул такой холод, что он невольно поежился. Что же ждет его впереди?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

А тем временем дядя Ганга придирчиво рассматривал конверт письма, поступившего сегодня на почту. Украшенный многочисленными марками и штемпелями, конверт был адресован Тхакуру.

Дядя еще раз вгляделся в строки, написанные витиеватым почерком записного бумагомарателя — тщательно выписанные буквы были еще украшены какими-то особенными завитушками. Неизвестный автор послания достиг апогея писарского искусства в росчерке своей собственной фамилии, снабдив ее такими чернильными красотами, что ее невозможно было разобрать.

Тяжело вздохнув, старик уложил письмо в свою потертую почтальонскую сумку.

Конечно, можно было отнести письмо просто в кармане, но тогда никто бы не видел, что он находится при исполнении служебных обязанностей, а старик был не лишен некоторого тщеславия.

Прошествовав через всю деревню, он поднялся по ступенькам и постучал в дверь дома.

Если бы старик знал, что это стучится сама смерть!

Тхакур открыл дверь, и дядя вручил ему конверт с далеким бомбейским адресом.

— «Здравствуй, многоуважаемый Тхакур. Пишет тебе давний твой близкий друг Виру. Как ты помнишь, наши семьи дружили еще до нашего рождения. Твой отец обещал моему отцу отдать мне в жены Гангу. И вот время пришло.

Я долго трудился и сколотил кое-какой капитал. Теперь я могу обеспечить супругу, ввести ее в собственный дом, пусть не слишком богатый, но зато свой собственный. И мне нужна в нем трудолюбивая, не избалованная городской жизнью жена. Терпеливая труженица.

Надеюсь, что завет отца свят для тебя, Тхакур, и ты выполнишь его волю. Думаю, что Ганга готова для супружества, и я вскоре приеду за ней.

До скорой встречи, зять».

Тхакур прочитал письмо вслух и отложил в сторону.

— Да, — задумчиво протянул дядя, — он уже тебя зятем называет, хотя Ганга его уже не помнит. Сколько лет прошло…