Любимый, ты уехал, и весь мир

Без тебя померк.

Возвращайся ко мне скорее,

Без тебя мне нет жизни!

Гулкое эхо подхватило песню Ганга и долго носило ее в горах, пока не занесло в открытое окно автобуса.

Нарендер вздрогнул. Он услышал прощальные слова любимой, которые ветер прошептал ему, ласково растрепав густые волосы.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Нарендер не мог дождаться, когда в окошко такси увидит чугунную решетку ворот своего дома. Все-таки это удивительно — вернуться домой после долгого отсутствия, а оно казалось просто бесконечно долгам из-за множества важных событий, случившихся в это время, и серьезных перемен, происшедших с ним.

Что такое родной дом, понимаешь даже не вдали от него, а когда подъезжаешь к нему, минуя с детства знакомые перекрестки, соседские особняки, перед которыми, как всегда, стоят сторожа, лица которых видел каждый день, направляясь в школу. Кажется, что, как только войдешь в свою дверь, произойдет что-нибудь удивительное, радостное. Думаешь о том, как счастливы будут все вновь увидеть тебя — тем более таким повзрослевшим, изменившимся. Улыбаешься от одной мысли о том, сколько новостей привезешь сам и узнаешь от родных. А какое удовольствие сесть опять в свое кресло, принять из рук матери чашку с дымящимся чаем, заваренным так, как делают это только здесь, в твоем доме, и больше нигде на свете, а потом лечь в свою постель на крахмальные простыни и, уставившись взглядом в причудливый узор шторы, думать о том, что завтра наверняка начнется новая, удивительная жизнь в любимом и любящем доме.

Для Нарендера это возвращение — первое серьезное возвращение после первой серьезной и значительной отлучки — было еще более обещающим, чем для любого другого человека в Калькутте, — ведь оно означало еще и скорое воссоединение с той, о которой так болело его сердце, будто потерявшее в горах свою лучшую половину. Ему надо только объяснить все родным, получить их благословение, чтобы отправиться за Гангой — за его женой перед всевидящими богами.

Нарендер в душе понимал, что убедить отца в том, что его отношения с Гангой — самое важное в жизни, ему вряд ли удастся. Но мать и, главное, бабушка — они поймут. Они простят его за несогласованный с ними поступок и дадут свое благословение этому браку. Да и отец… Сейчас Нарендеру казалось даже, что и тот не сможет противиться силе урагана, подхватившего его сына и унесшего в горы, туда, где, может быть, сходят на землю боги.

«Все будет хорошо для нас с тобой, Ганга, и скоро ты войдешь в этот дом как его молодая хозяйка», — думал Нарендер, мысленно давая любимой обещания и произнося слова, которые не успел сказать, глядя в ее синие глаза.

— О, господин! — пораженно отшатнулся от него привратник. — Вы приехали?

— Приехал, приехал! — рассмеялся Нарендер, готовый сейчас обнять каждого, кто попадется на его пути. — А ты думал, это мой дух ломится в ворота?

Опережая слугу, побежавшего в дом сообщить радостную весть, Нарендер быстрее ветра промчался в холл и полетел по лестнице.

— Мама! — закричал он, увидев выходившую из своей комнаты с чашкой в руках Ситу. — Мамочка!

— Нарендер! — она бросилась к нему, расплескивая какую-то жидкость из накренившейся чашки. — Как ты? Как доехал? Не заболел? Устал?

— Не слишком ли много вопросов сразу, — улыбнулся он, обнимая ее. — На все отвечу, а теперь скажи, где бабушка?

Сита почувствовала, как ее чуть кольнула застарелая ревность: все дети, вернувшись после долгого отсутствия, ищут мать, а Нарендер — свою любимую бабушку. Но, впрочем, Сита знала, почему так вышло, и не могла ни в чем упрекнуть ни его, ни Деви.

— Я здесь! — раздался снизу счастливый голос, и Нарендер, свесившись через мраморные перила, увидел, что Деви ждет его у подножия лестницы, вынырнув откуда-то на своей быстроходной коляске.

Прыгая через три ступеньки, он спустился к ней и, прижавшись на мгновенье, принялся от избытка чувств кружить ее экипаж.

— Хватит! Хватит, полоумный! — закричала Деви. — Что ты делаешь?! Я сейчас упаду!

— Да кто ж тебе даст упасть, пока я жив?! — удивленно воскликнул внук. — Ты на это даже не рассчитывай. Как я скучал по тебе!

— А по мне ты, конечно, скучал далеко не так сильно, — вышел из кабинета отец. — Я вряд ли могу рассчитывать на такое бурное чувство, но…

— Ошибаешься, — перебил его Нарендер, любивший сейчас целый свет. — Я очень рад тебя видеть.

Он подошел к отцу и низко поклонился, коснувшись руками его стоп. Джави не мог не почувствовать, что его порыв был искренним. Это так взволновало его, что он не знал, что сказать сыну, и покраснел, боясь, что все заметят его растерянность.

Но всеобщее внимание было приковано к Нарендеру, радующемуся, как ребенок.

— Мы ждали тебя завтра, мой мальчик, не все успели сделать к твоему приезду, — извиняющимся тоном произнесла Сита.

— Так может, мне уйти и переночевать на вокзале, чтобы увидеть вас утром в полном блеске? — рассмеялся сын. — Неплохая идея!

— Плохая, — обиженно сказала бабушка. — Ты что, не замечаешь, как украшен дом?

— Только слепой не заметил бы всех этих гирлянд, фонариков и шелковых пологов. Можно подумать, вы встречаете не меня, а королеву Британии, — удивился Нарендер, разглядывая праздничную пышность убранства холла. — Что, так сильно соскучились?

— Ты слишком самонадеян, — не удержался и вставил в своей обычной манере Джави. — Повод для всего этого отнюдь не твое возвращение. Хотя, конечно, мы все ужасно рады, — добавил он неожиданно, спохватившись, что говорит с сыном не слишком дружелюбно, и стараясь загладить впечатление, которое могли произвести его случайно вырвавшиеся слова.

Но Нарендер не придал им особого значения, он весь был поглощен своей радостью от встречи с домом и бабушкой.

— Сейчас ты получишь то, о чем меня просила, — пообещал он. — Эй, кто-нибудь, принесите-ка серебряный сосуд — он в моей сумке.

Несколько слуг из тех, что толпились в дверях, разглядывая молодого господина, вернувшегося, наконец, из своих странствий, бросились исполнять его просьбу.

— Мне столько нужно тебе рассказать, — покачал Нарендер головой, обращаясь к бабушке. — Ты будешь очень удивлена, когда все узнаешь. Со мной приключились удивительные вещи…

— Нет уж, дорогой, сначала я, — остановила его Деви. — Возраст, отбирая почти все, оставляет некоторые преимущества — в частности, право говорить первой. Я его торжественно требую! — шутливо произнесла она.

— С неохотой подчиняюсь, — склонился Нарендер. — Но только потому, что ты выглядишь семнадцатилетней девчонкой — женщинам старше этого возраста я ничего не уступаю.

— Скоро будешь уступать одной, лет этак двадцати двух, — пообещала Деви. — Радуйся, мой мальчик, скоро ты станешь мужем.

— Что? — не понял Нарендер. — Ты имеешь в виду посвящение в рыцари, что ли?

— Какой ты глупый, совсем мальчишка — одни рыцарские сказки на уме, — погрозила ему пальцем бабушка. — Я говорю о свадьбе! А завтра в этом доме — помолвка.

— Чья? — Нарендер оглянулся, как бы пытаясь прочесть по лицам присутствующих, что зародившиеся у него подозрения беспочвенны.

Все заговорщически улыбались, пугая его этим еще больше, а из-за спины матери неожиданно вышла Ратха с пылающим от смущения лицом. Сита обняла ее и прижала к себе.

— Моя? — с ужасом спросил Нарендер, еще надеясь, что это окажется нелепой ошибкой.

— А чья же еще? — торжествующе спросила бабушка. — Конечно, твоя с этой прелестной девушкой, от которой ты наверняка давно уже без ума.

Нарендер посмотрел на невесту взглядом, полным ужаса. Если бы Ратха подняла на него глаза, она сразу поняла бы, какое отвращение внушает ему мысль о помолвке. Но она не рискнула сделать это, вконец смущенная моментом. Ее раскрасневшееся лицо было прекрасно, но от этого Нарендеру стало еще хуже. Если бы ее не было сейчас здесь, он закричал бы во все горло, протестуя против нелепой мысли женить его на нелюбимой девушке. Но сделать это при ней? Нанести ей такое чудовищное оскорбление было выше его сил. «Только бы удержаться, не застонать от резкой боли, не выдать своего смятения! — молился он про себя. — Только бы вынести все это до той минуты, когда Ратха покинет их дом!»

— Ганга, господин!

Нарендер вздрогнул. Ганга? Откуда она здесь?

Перед ним стоял слуга, сжимая в руках сосуд, полный волшебной влаги. Нарендер закрыл глаза, и ему вдруг послышался высокий и чистый голос любимой, поющей о реке, несущей людям спасение и надежду.

«Спаси и меня, о ты, вода из Ганга, — подумал юноша, — я нуждаюсь в твоей помощи сейчас, как никогда. Дай мне силы вынести все это, никого не унизив и не ввергнув в такое же отчаяние, в каком сейчас я сам».

— Что с тобой? — испугалась Деви, взглянув на его бледное лицо.

— Нет, ничего, задумался немного, — встрепенулся внук. — Все в порядке.

Сита, увлекая за собой Ратху, спускалась по лестнице, и Нарендер краем глаза со страхом наблюдал за их передвижениями, опасаясь, что Ратха подойдет к нему слишком близко и ему захочется броситься от нее прочь, что с этим невозможно будет справиться.

— Поздоровайся с невестой, сынок, — напомнила мать, поравнявшись с Нарендером, вцепившимся в кресло бабушки, чтобы поскорее исчезнуть с ним в ее спальне.

— Мне очень приятно, Ратха, видеть тебя у нас в доме, — покорно выдавил из себя юноша, не решаясь поднять глаза.

— Какой же ты невозможный, Нарендер! Совсем, видно, одичал в горах! — Деви сказала это, смеясь, но Нарендер сразу уловил в ее голосе, что она поняла, что что-то тут не так, и теперь пыталась оправдать в глазах Ратхи его смущение и холодность.