Он скрылся за дверью бабушкиной комнаты, чувствуя на себе внимательные взгляды. Нарендер думал, что это смотрит недоумевающая Ратха, но он ошибался.

На него с тревогой и подозрительностью глядели прищуренные глаза отца. Сын что-то скрывает, сразу понял Джави. И еще… Он совсем не рад этой помолвке. Больше того, он в шоке от того, что ему придется жениться на Ратхе. И, скорее всего, он думает, что ему удастся избежать этого!

«Ну нет! — решил Джави, сжимая кулаки от злости. — Только я подумал, обрадованный теплой встречей с тобой, что период напряженности в наших отношениях позади, как ты готовишь мне новое испытание?! Но на этот раз выйдет по-моему. Я обещаю тебе, всем окружающим, а главное себе самому, что если ты на ком-нибудь женишься, то это будет дочка Чанхури! И, мне кажется, у меня все сто шансов из ста, потому что твоя вечная союзница, заступница и спасительница — моя мать — полна желания увидеть эту свадьбу. На этот раз она не станет помогать тебе одурачивать меня — мы с ней ведем общую игру, и если ты не хочешь жениться, то ты против нас обоих!»

— Я… Я, пожалуй, пойду, — тихо сказала Ратха. — Вам всем надо отдохнуть… И папа, наверное, беспокоится.

Ее не стали удерживать ни Сита, ни Джави, понимая, что поведение сына нанесло девушке удар, от которого ей надо оправиться.

— Да, ты права, всем надо отдохнуть — ведь завтра помолвка, — твердо сказал Сахаи. — Завтра решится ваша судьба — твоя и Нарендера. До утра, дорогая, мы ждем тебя в нашем доме.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

— Бабушка, она прекрасна, она чиста и искренна, в ее душе я читаю, как в открытой книге, и не устаю поражаться величавой простоте того, что нахожу там. — Нарендер говорил уже два часа, без устали рассказывая Деви о достоинствах той, которая ждала его в горах.

Деви молчала. Сначала она почти не слушала его, потрясенная первой вестью о случившемся. Бабушка в одно мгновение ослепла и оглохла от того, что поведал ей вернувшийся из своих странствий внук, и сидела без движения, уставившись в одну точку, не в силах сосредоточиться. Потом страшная картина стала понемногу складываться у нее в голове: Нарендер попался в горах в лапы какой-то хитрой авантюристки, которая сумела привязать его к себе недостойным для порядочной девушки способом. Она пренебрегла древними законами, воспользовалась его наивностью и невинностью, опутала и опьянила своей красотой, в чарах которой сомневаться, увы, не приходилось.

Деви вдруг почувствовала, что ненавидит эту незнакомую женщину так, что готова пожелать ей всякого зла, рискуя навсегда испортить свою карму. Сила этого чувства напугала ее, заставив внезапно задуматься о том, почему так легко досталась этой горянке ее добыча. Ведь Нарендер совсем не прост и уж тем более не дурак. Конечно, первый сексуальный опыт очень серьезно влияет на молодого человека, заставляет его думать, что та, кто доставила ему такие сильные и необыкновенные ощущения, самая прекрасная, желанная и даже единственная женщина на свете. И все-таки почему у Нарендера и мыслей, как оказалось, не было пережить все это с Ратхой, а дикарка из гималайских ущелий заставила его полюбить ее и сделала счастливым?

Деви стала понемногу прислушиваться к тому, что говорил ей внук, анализируя не его слова, а интонацию, жесты, выражение лица. Сомнений не было — мальчик не просто влюблен, опьянен страстью. Чувство, которое пылает в нем, сильней, чем горячечная жажда наслаждений. Он полон любовью и… Он счастлив!

«О, боги! — испугалась Деви. — Он любит эту женщину! Он хочет сделать ее своей женой, привести в этот дом, прожить вместе с ней жизнь! Что же делать?»

Деви не была спесивой брахманкой, судящей всех людей согласно тому, к какой касте они принадлежат. Но длинная вереница предков, принадлежащих к браминам и гордившихся этим, не была для нее пустым звуком. У всякого свободомыслия есть свои границы, считала Деви. Можно дружить с кем угодно, даже с неприкасаемыми, приглашать их в дом, учиться вместе с ними, есть за одним столом. Но жена — это даже не самый близкий друг! Ей не скажешь: «До свидания, дорогая, увидимся завтра!» и не уйдешь в свой мир, построенный в соответствии с обычаями и традициями общества, к которому принадлежишь. С ней делишь все, и даже кровь мужа и жены смешивается в детях.

Бабушка никогда и представить себе не могла, что ее внук мог избрать невесту, которая не принадлежала бы к брахманам. Но эта девушка из Гималаев — она, как это следует из несвязных речей Нарендера, вообще ни к какой касте не принадлежит! Участь людей, не имеющих никакой касты, во всей Индии еще плачевнее, чем судьба кшатриев-неприкасаемых. Касты лишают за страшные прегрешения — например, вдову-брахманку, осмелившуюся вопреки древнему закону вновь выйти замуж. Куда лучше быть свинопасом или уборщиком нечистот, но иметь все-таки какое-то свое, зафиксированное место в обществе, чем жить вне предписанного богами устройства мира. И чтобы женщина, выросшая без касты, стала женой младшего из Сахаи?

Нарендер что-то все время твердил о голубых глазах. Сначала Деви думала, что это только поэтическая метафора, родившаяся у ее романтика-внука из-за пейзажа, на фоне которого прошел его бурный роман. Вода Ганга протекла через его душу, расцветив все своими красками. Но понемногу Деви стала с большим доверием относиться к тому, что девушка действительно обладала этим редким цветом глаз. Но ведь она не европейка! Так далеко в горы забиралось не так уж много британских офицеров, чтобы в нескольких поколениях оставить незаконным детям свои северные глаза. Возможно, она принадлежит к бирманской или тибетской народностям, живущим в Гималаях — на северных и северо-восточных склонах — шарпам, нага или еще каким-нибудь. Или она адиваси — одна из потомков дравидийских племен, населявших Индию еще до прихода сюда арийцев. Оттесненные в горы из плодородных долин, они до сих пор живут обособленной от остального населения жизнью, даже враждуют с ним, не желая смириться со своим положением угнетенных. Они даже не настоящие индуисты! Конечно, индуизм отчасти «переварил» их религиозные культы, впустив множество местных богов в свой перенаселенный пантеон, но сами адиваси по-прежнему молятся своим кумирам, предпочитая их всемогущим и требовательным богам прочих индийцев. Они живут изолированно, поддерживая внутри своего общества почти полное равенство, поклоняясь духам, веря в колдунов, ловя рыбу, собирая в лесах плоды и коренья. Если они выращивают кукурузу, то это уже неплохо для тех, кто до сих пор еще иногда добывает огонь трением одной палочки о другую. И вот теперь одна из них оставила свои заботы о диком меде и охоте с луком и стрелами, чтобы выйти замуж за Нарендера!

Кто бы ни была эта Ганга — бирманка, адиваси или правнучка какого-нибудь майора Грина, она не может стать женой Нарендера. Не может! Деви казалось, что она кричит это, но губы ее не шевелились. Пусть она неприкасаемая или вообще без касты, но воспитание, культура?! О чем он будет говорить с ней через два дня после свадьбы? О ее голубых глазах? О красотах Ганга, которые она вряд ли видит так же, как и он, — для нее река, наверное, это место, где можно ловить рыбу. Не могут под одной крышей ужиться два совершенно непохожих друг на друга человека. Вот Ратха — та станет настоящей подругой, способной понять каждое движение души своего мужа, обсудить с ним его планы, посоветовать, удержать от ошибок. А эта?! Она ведь, наверняка, даже читать не умеет!

Ради самого Нарендера надо вырвать с корнем этот проросший в нем цветок любви! Допустим, молодая жена научится пользоваться туалетом, салфетками или выключать свет. Но ведь ее никуда нельзя будет привести, никому показать. Мальчику придется вести жизнь затворника — вечно сидеть и смотреть на свою прекрасную половину и детей, происхождение которых не возьмется истолковать с точки зрения принадлежности к касте ни один брахман из храма.

Надо спасти, уберечь Нарендера! Деви забеспокоилась, пытаясь подняться из кресла, как будто в такой момент ноги могли смилостивиться к ней и понести ее легкое тело. Ей казалось, что нужно куда-то бежать, что-то делать, предпринять немедленно, потому что еще минута — и все будет кончено.

— Бабушка, что ты делаешь? — испуганно закричал внук.

— Нет, нет, ничего, — опомнилась Деви.

Она закрыла глаза и поднесла руку ко лбу, пытаясь слушать то, что он продолжал говорить, не умолкая ни на мгновение.

— Бабушка, любимая моя, я ведь дал обещание, что, как только получу твое благословение, сразу же вернусь за ней, — бормотал внук, беря другую ее руку и прижимаясь к ней лицом. — Пощади меня, откажись от помолвки.

О, боги! Еще и помолвка! Деви забыла о ней, ошарашенная тем, что рассказал ей внук. Еще и это — завтрашняя церемония обручения, на которую уже приглашены гости, почти пол-Калькутты! Да что гости?! А бедняжка Ратха? Чем она провинилась? За что ей пережить такое унижение? Кто потом женится на девушке, от которой отказались ради какой-то горянки?

— Ратха без меня проживет, — сказал вдруг Нарендер, как будто прочитав ее мысли. — Она сильная, смелая. У нее все есть, и счастье найдет ее. А Ганга без меня погибнет, погибнет — я уверен в этом.

Погибнет?! Чего только не внушила ему эта девица! Глупый мальчишка верит во все эти сказки о смерти из-за обманутой любви!

Нарендер встал на колени и взял в руки сосуд с водой, привезенный из тех мест, где жила его ненаглядная Ганга.

— Я клянусь тебе, бабушка, этой святой водой, что скорее умру, чем нарушу свое обещание, — решительно сказал он. — Она моя жена, хотя свадьбы и не было. Наш союз скреплен не обрядом, а тем, что куда прочней и крепче, — моим словом.

Он ждал, что она произнесет в ответ хоть один звук, но Деви молчала. Она вела такой бурный диалог с ним внутри себя, что поддерживать еще одну беседу было выше ее сип. Но смысл сказанного внуком она прекрасно поняла — он предупредил, что, если его заставят жениться на другой, — он умрет.