— Не надо, не ищи, Чхоту! Назовешь номер в колледже, и тебе все выдадут.

— Спасибо, Рамдас! — поблагодарил Говинд и хлопнул его по плечу. — Еще раз поздравляю тебя! А печенье очень вкусное!

— Благодарю! — пробасил тот и принялся угощать вновь прибывших коллег.

Говинд, не мешкая, помчался в колледж. В конце пути дорога проходила через великолепную манговую рощу. Душа Говинда пела. Тени деревьев мягко падали на машину, которая легко скользила по гладкой дороге. Он остановился у ворот парка, на территории которого находился колледж, и направился к главному корпусу, как посоветовал ему привратник, прямо к декану факультета или его секретарю. Весело взбежав по ступеням широкой лестницы, он оказался на втором этаже, повернул направо и по красной ковровой дорожке подошел к массивной двери. Он постучал и, не услышав ответа, вошел.

— Вам кого, господин? — приветливо спросила девушка приятным голосом.

— Простите, но мне хотелось бы узнать результаты экзаменов моего брата.

— Вы знаете его номер?

— Да, семьдесят пять-тридцать восемь.

— Это по коридору налево. Ищите дверь с надписью: «Секретариат факультета».

— Спасибо, госпожа! — поклонился Говинд.

— Не за что! — улыбнулась девушка, не отрывая от него долгого взгляда.

Но таксист не обратил на это ни малейшего внимания и отправился искать секретариат факультета.

— Добрый день, господин! — сказал он худощавому человеку в очках с жидкими волосами, зачесанными назад.

Объяснив причину своего визита, таксист назвал номер. Секретарь, а может быть декан, в чем Говинд сомневался, открыл толстую тетрадь и стал водить по страницам пальцем со сломанным ногтем.

— Значит, семьдесят пять-тридцать восемь, не так ли, — бормотал человек в очках.

— Да.

— Ни здесь, ни здесь, — приговаривал он, разыскивая нужный номер, — ни здесь. А! Вот он. Как зовут вашего брата? Рамеш Гупта?

— Моего брата зовут Раджа! — возмутился Говинд и сжал кулаки.

— Как?

— Раджа.

— А это номер Рамеша Гупты! — удивленно ответил очкарик, метнув быстрый взгляд на посетителя, который начинал терять терпение.

— Так как зовут вашего брата? — холодно переспросил служащий.

— Раджеш Шривостав.

— Раджеш! Одну минуту! — и рука чиновника взяла другую тетрадь. — А! Раджеш Шривостав! Очень печально, — произнес он, не отрывая пальца от найденной фамилии. Секретарша перестала стрекотать на машинке. Воцарилась глубокая тишина. На лице Говинда появился румянец. — Гм! Он провалил экзамены! — наконец сообщил секретарь и захлопнул тетрадь.

Говинд не поверил своим ушам.

— КАК?! — спросил он голосом, похожим на рычание раненого зверя. — Вы лжете! — Он схватил очкарика за лацканы пиджака и едва сдержался, чтобы не вытряхнуть его тщедушное тело из рукотворной оболочки.

— Чего вы хотите от меня? — завопил тот, испуганно вращая близорукими глазами. — Я ведь ни в чем не виноват!

Опомнившись, таксист медленно разжал пальцы, и секретарь благополучно высвободился из его рук. Отряхнувшись, словно петух, побывавший в луже, он с облегчением посоветовал агрессивному посетителю:

— Поговорите лучше с братом.

От этих слов Говинд сник и, пробормотав нечто, отдаленно напоминающее извинение, быстро вышел.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мастер Чхоту гнал машину на предельной скорости, но правил движения все же не нарушал — в силу привычки. Солнце уже садилось. Дороги были забиты транспортом, раздражали светофоры. Говинд спешил. Но еще не решил, куда ему ехать и где застать брата.

«Так обмануть меня и дядю Рахима! Подлец! Назвал чужой номер! Какая ложь! Где его искать? Ехать к тестю в «Варма-транспорт» или домой?» — лихорадочно думал таксист, лавируя в потоке машин. До его слуха доносились незлобивые ругательства со стороны других водителей, но он уже привык не обращать на это внимания, потому что спешить приходилось довольно часто и ради клиента, и ради заработка… Но сейчас дело касалось его чести и чести младшего брата, чести всей семьи и чести старшего брата Хари… Обида и ярость обдавали его горячей, обжигающей волной, но он сохранил выдержку и хладнокровие. Его рассудок, неусыпный страж чувств, работал в подобных ситуациях надежно.

Наконец, он миновал центр города и вырвался на Колаба-роуд. Обогнув Эфгэн-Чадж — афганскую церковь, вырулил на Майо-роуд. Здесь он чувствовал себя как дома. Остановившись у светофора, Говинд, не отрываясь, смотрел на его красный глаз и лихорадочно думал, куда ехать.

«Для начала проверю несколько «Диско-клубов!», — решил он и уже через несколько минут остановился около объемистого ствола мангового дерева, которое, как могучий страж, высилось у тяжелых ворот из кованого железа. Он вышел и пружинистой походкой направился к сияющему иллюминацией зданию клуба по дорожке, усыпанной гравием. Не взглянув на неподвижно застывшего швейцара, он стремительно вошел в ярко освещенный зал и невольно прищурил глаза. В воздухе витал сигаретный дым и резкий запах алкоголя. Бармен, скорее похожий на мясника, наполнял изящные бокалы всевозможными напитками. Слева таксист увидел игорный стол, справа — пеструю толпу танцующих, а на невысокой эстраде — секстет музыкантов, вооруженных электрогитарами, электроорганом и клавишным синтезатором.

Говинд стал пристально разглядывать танцующих и сразу заметил Раджа, который танцевал, прижав к себе пышную красавицу и часто сбиваясь с ритма. Было видно, как говорится «невооруженным глазом», что он сильно пьян.

С эстрады звучал шлягер, исполняемый певицей в длинном облегающем платье, переливавшемся, словно чешуйчатая шкура кобры. Она мягко извивалась рядом с тощим хлыщом в черном смокинге с красным галстуком-бабочкой, который подпевал ей:

Все танцуют диско

Далеко и близко.

Мы танцуем диско,

Диско — наша страсть.

Все танцуют диско,

Даже если с риском,

Даже если с риском

В обморок упасть…

Чхоту с ужасом смотрел на отвратительное стадо дергающихся двуногих существ.

— Однако, — сказал он, — что-то никто в обморок не падает! А жаль!

В несколько мягких и мощных, как у тигра, прыжков, он оказался у подмостков.

— Эй, музыканты! — громко крикнул таксист. — Прекратите! Прекратите!

Но те не унимались.

— Прекратите! — еще громче крикнул Говинд и угрожающе махнул рукой.

Музыка смолкла. Танцующие замерли, в недоумении оглядываясь на эстраду, откуда широким и решительным шагом шел Мастер Чхоту, направляясь к Раджу. Перед ним расступились. Он остановился и в упор посмотрел на брата. Тот поднял на него осоловевшие глаза, с трудом узнавая, кто перед ним стоит.

— Брат! — наконец небрежно произнес он, качнувшись. Его партнерша, почуяв, что «дело пахнет керосином», решила не рисковать и растворилась в пестрой толпе.

— Чего тебе надо? — грубо и зло спросил Раджа, расставляя ноги пошире, чтобы не упасть.

Ничего не отвечая, Говинд сделал навстречу ему шага и, молниеносно выбросив вперед кулак правой руки, ударил брата по лицу. Потрясенная челюсть Раджа безвольно отвисла, а его обмякшее тело опустилось на тщательно отполированный паркет из гималайского деодара. Толпа в ужасе отпрянула, словно тростник от набега тайфуна. Стало совсем тихо.

— Каждого, кто меня тронет, я убью на месте! — негромко, но убедительно предупредил таксист, но это уже было излишним. Вид его братца был красноречивее всяких слов.

Раджа с трудом пришел в себя и, тряхнув головой, медленно поднялся на ноги.

— Чего мне надо, да? Чего мне надо?! — гневно закричал старший брат. — Ты не знаешь, подлец? Вот как ты заплатил за все мои мучения!

— Чего я тебе не заплатил? — еле ворочая языком переспросил Раджа, явно не понимая, чего от него хотят. — У меня нет времени, говори быстрее! — он поправил перекосившийся галстук и выпрямился. — Чего надо?

— Вот как? Времени у тебя для меня нет?! Какой ты стал важный! — Говинд презрительно скривил губы. — А я лучшие годы себя не жалел, работал, как каторжный, на тебя. А ты мне о времени говоришь?

Глаза Чхоту горели, как угли, раздуваемые мехами гнева.

— Жалкий человек! Не смог выдержать экзаменов! И всех нас обманул. На, негодяй, полюбуйся на это! — он бросил в лицо Радже выписку, полученную в колледже, которую поспешно напечатала перепуганная машинистка.

— Ну и что?

Младший брат обвел присутствующих насмешливым взглядом и криво усмехнулся.

— Ты все узнал? А мне наплевать на это…

— Да, я все узнал. Но поздно узнал, а то оставил бы тебя тогда на вокзале. Клянчил бы милостыню и жил бы, как нищий, но совесть, может быть, сохранил бы! Да ты от богатства и этих ресторанов голову потерял и на ногах почти не держишься. Как же ты сможешь потом работать?

— А ты сам, видно, не знаешь, что тебе надо. Ты же мечтал, чтобы я был богатым. Теперь я богач! У меня блестящее положение! Ну зачем мне эта бумажка, если я и так добился всего?!

Раджа снова покачнулся, едва держась на ногах.

— Это верно, — тихо сказал Говинд, — не нужна тебе эта бумажка, ты продал себя за другие бумажки!

— Эх-х! — как от назойливой мухи, отмахнулся от брата студент-неудачник. — Сам знаешь, что за эти бумажки люди готовы продать и совесть и честь!

— Да, и ты тоже продал их. Ты продал и совесть, и честь, и самоуважение. У тебя нет ничего. Ты — богатый нищий!

— Н-не надо меня учить! — икнул гуляка. — Это философия трусов. Чтобы разбогатеть, нужна большая смелость! И у меня… она есть, а у тебя ее нет! Таким, как ты, суждено нищими родиться, жить в нищете, работать всю жизнь и умереть в нищете! — заключил свой метафизический монолог сын тьмы, больно пронзив доброе сердце своего старшего брата. Ему не хватило ума, чтобы промолчать, и он сказал страшные слова, пошел открытым злом без забрала на суть и соль жизни, ветхий, ничтожный прах, жадный, себялюбивый алчный червь, мгновение в вечности, песчинка во вселенной! Но этого ему показалось мало, и, оставив лжефилософию, он цинично заявил: