— Мы верим с тобой в одного бога, лорд Лесли, просто называем его по-разному, — резко ответила Сайра. — Аллах суть всего лишь имя, к которому мы привыкли. Но скажи, откуда в тебе такая уверенность, что твоя сестра жива?

— Я не могу открыть вам своих источников, мадам, но она жива. Я разыщу ее и, если она пожелает, заберу с собой домой.

— Зачем тебе это? Ты неглуп и понимаешь, что жена восточного принца среди христиан не признается за жену, а считается обычной женщиной, которой повезло родить своему господину сына. Вы ведь презираете подобные браки и считаете их предосудительными, не так ли? Нетерпимая христианская вера называет их аморальными. Твою сестру заклеймят позором, станут уподоблять блуднице, наложнице или того хуже. Зачем ты хочешь подвергнуть ее всем этим унижениям? Ради того только, чтобы удовлетворить чувство детской ностальгии?

Сайра нарочно говорила столь резко. У нее в голове уже сформировался план действий, и она должна была быть уверена в брате.

— Лишь четырем людям известна ее судьба, и двоих из них уже нет в живых. Мы же говорили всем, что ее выкупил добропорядочный купец-христианин, сжалившись над ней. И моя сестра вышла за него замуж. А возвращается на родину, потому что овдовела.

— С чего ты взял, что она пожелает вернуться с тобой?

— Мадам, моя сестра шотландка. Она захочет умереть на родной земле.

Сайра едва сдержала смешок, внутренне подивившись тому, что Адам попал в самую точку.

— А ты, лорд Лесли? Какие ты сам испытываешь чувства? Ты считаешь свою сестру блудницей? Как ты ее встретишь? Как заблудшую христианскую душу, которая вновь встала на путь истинный? Как нежелательное бремя? Зачем вообще ты пустился на ее поиски?

Зов крови?

Он ответил просто:

— Я люблю ее, мадам, потому что она моя сестра.

Слезы навернулись ей на глаза, но, усилием воли отогнав их, она продолжала:

— Ты уверен в этом? Учти, как только она вернется на родину, обратной дороги уже не будет ни для тебя, ни для нее. Не пожалеешь ли о содеянном?

— Я уверен в себе, мадам. Скажите мне, где она, и я докажу вам.

Но тут глаза его широко раскрылись, ибо в следующую секунду султанская валидэ заговорила на его родном языке:

— Когда мы были детьми и играли в прятки, Адам, ты никогда не мог найти меня. Приятно сознавать, что с тех пор ты в этом смысле не изменился.

Выйдя на свет, она сняла вуаль. В первое мгновение ей показалось, что брат сейчас лишится чувств, настолько сильно он побледнел.

— Джанет! — хрипло вскричал он. — О Джанет! Слава Богу, я все-таки нашел тебя!

Рухнув на колени, он поймал полу ее платья и зарыдал как ребенок.

Наклонившись, она обняла его за плечи:

— А ты все такой же плакса, Адам. — Заставив его подняться, она приказала:

— Хватит, дурачок. Ты так расстроился из-за того, что нашел меня? К чему тогда были все твои слова о любви и радости? Ба! Так значит, я тебе совсем не нужна!

Здоровяк граф утер слезы рукавом.

— Госпожа Эстер сказала, что я буду говорить с султанской валидэ Хафизе, а вместо нее я увидел тебя…

— Адам, — лицо ее приняло серьезное выражение, — я и есть султанская валидэ Хафизе.

— Ты?! Значит, султан Сулейман — твой сын?

— Да.

— Но как же я теперь смогу забрать тебя домой?

— Очень просто. Я все устрою. Связь будем поддерживать через Эстер. Когда ты отбываешь?

— Через три недели.

— Хорошо. Времени мне хватит. А теперь послушай, Адам. Никто не должен знать об этой встрече и о том, что было сказано в этой комнате. Могущество турецкого султана трудно переоценить. Только мать имеет на него известное влияние. Я второй по значимости человек во всей империи. Но даже это не спасет ни меня, ни тебя, ни семейство Киры, если кто-нибудь узнает о нашей тайне. То, что я делаю сейчас, есть нарушение всех наших традиций. — Он устремил на нее удивленно-вопросительный взгляд. — Да, да, Адам. Не смотри на меня так. Традиции и обычаи Турции я считаю своими, ибо прожила в этой стране всю жизнь, за исключением первых тринадцати лет. И хотя родина моя — Шотландия, я в большей степени турчанка, чем даже мой сын. Никому ни слова о нашем разговоре. Возвращайся к своим делам, а Эстер передаст тебе новости. Ты меня понял? Он кивнул.

— Отлично, теперь ступай. Когда ты отправишься из Турции домой, я буду с тобой. Верь мне!

Поцеловав сестру в щеку, Адам Лесли ушел.

Спустя час валидэ покинула дом Киры и вернулась в Эски-сераль. Она проявила твердость в разговоре с братом, но сейчас, когда сидела в паланкине, ее впервые за все время, проведенное в Турции, посетили большие сомнения. До самого последнего времени она не подозревала, в какой сильной зависимости от нее находится Сулейман. В каком-то смысле она навредила ему, оказывая энергичную помощь в получении трона султана.

"Он станет самостоятельным человеком лишь при условии, если я покину его, — подумала она и усмехнулась. — Как удобно что планы мои совпадают со сложившейся ситуацией».

Примерно с неделю Сайра думала о своей встрече с братом и пыталась найти способ решить проблему с сыном. В итоге именно Сулейман помог ей в этом.

Однажды вечером, сидя за чашкой ароматного горячего кофе в покоях матери, султан рассказал ей об аудиенции с одним шотландским лордом, которому он в тот день обещал выдавать торговую концессию на посещение Константинополя с товарами дважды в год.

— Мне он понравился, мама. Эдакий добродушный здоровяк, если христиан вообще можно назвать добродушными. Правда, меня все не отпускала мысль, что мы с ним где-то встречались раньше…

— Ничего удивительного, — ответила Сайра. — Он твой дядя.

— Что?!

— Граф Гленкирк — мой младший брат, Сулейман, и твой родной дядя, — повторила она.

— О Аллах… — прошептал поражение сын. — Но если он вдруг узнает, что ты жива и здесь… — Он не договорил и пристально взглянул на мать. — Постой, постой! Его появление в Константинополе не новость для тебя, не так ли?

Сайра рассмеялась:

— Не новость, верно.

— Может быть, мне стоило дать ему торговые привилегии, раз он мой родственник? — решил поддразнить се Сулейман.

— Вряд ли подобное сотрудничество будет взаимовыгодным, сын. Шотландия — бедная страна, и Турция с ней только прогадает.

— Интересы империи всегда были для тебя выше всего остального, — с восхищением в голосе произнес Сулейман.

— Да, — ответила его мать, — это так. Но… как раз об этом я и хотела поговорить с тобой сегодня. Приезд лорда Лесли предоставляет мне шанс, которым я просто не могу не воспользоваться. Я уже стара, сын, и хочу дожить отпущенные мне Аллахом годы в мире и покое, не испытывая на своих плечах груза тяжкой ответственности. Словом, я хочу умереть на родине.

— Мама… — начал было он, но она накрыла ему рот рукой.

— За последний год на мою жизнь уже дважды покушались, но каждый раз вмешивалось провидение Всевышнего. Это ли не доказательство того, что Аллах согласен с моими планами?

Как долго мне еще искушать судьбу? Я хочу удалиться от двора, как это сделали Фирузи и Сарина. Он убрал ее руку.

— Кто это сделал? Назови! Я сурово накажу преступника! А если ты хочешь удалиться от двора, что ж, я предоставлю тебе любой дворец на выбор. Только не уезжай от меня!

— Думаешь, если бы я хотела наказания для злоумышленника, она все еще была бы жива? Нет, сын.

— Она? — Тут он все понял. — Карем? Это она покушалась на твою жизнь?

— Да, Сулейман, Карем. Но не вини ее. Я олицетворяю угрозу для нее. Она так же честолюбива, как я была когда-то. И покушалась она на меня ради вас обоих. Ты слишком привязан ко мне и зависишь от меня. Делишь свою любовь между кадинами, икбал и матерью. Мне кажется, что мужчина твоих лет не должен так жить.

— Рай лежит у ног матери, — изрек он.

— Не надо цитировать мне Коран, которому я сама же тебя и научила! Если я удалюсь в какой-нибудь дворец на море, я все равно буду невольно оказывать на тебя влияние. И потом найдутся те, кто скажет, что это Карем избавилась от меня. Точно так же, как раньше избавилась от Гюльбейяр. Возможно, однажды Карем станет валидэ.

И если она будет непопулярна в народе, так же непопулярен будет и султан, ее сын.

Чтобы избежать сложностей, все должно выглядеть так, будто я умерла. Только в этом случае я смогу дожить в мире и покое. Я уже говорила с братом, и он хочет, чтобы я вернулась вместе с ним в Шотландию. Тебе известно, между прочим, что он приехал сюда исключительно ради того, чтобы отыскать мои следы?

— Ты говорила с лордом Лесли? Но как?

— Пусть это останется в тайне, сын.

— Неудивительно, что он смотрел сегодня на меня так странно, — задумчиво проговорил Сулейман. — Поначалу я решил, что с его стороны это просто любопытство. Все-таки аудиенция у самого султана Османской империи! О Аллах, родной дядя… — Он взглянул на мать. — Я не могу тебя отпустить. Не могу, и все.

— Значит, предпочитаешь, чтобы Карем меня убила?

— Нет. Я накажу ее.

— Это ее не остановит. Твое наказание лишь разозлит ее, и она все же добьется своего. Хуже того. Карем не простит тебе обиды.

— Я расстанусь с ней.

— Сулейман, Сулейман! Значит, ты не понял ни слова из того, что я сказала! Вопрос стоит так: либо моя жизнь, либо жизнь Карем. Сделать выбор должен ты, но ты не можешь. Поэтому я сделала его за тебя. Что ты предлагаешь? Лишить четверых детей матери? Неужели ты настолько бессердечен? Разве я так тебя воспитывала?

— Ты просишь пощады для Карем, говоришь, что я не имею права лишать детей их матери, но ведь ты сама, моя мать, решила покинуть меня…

— Сулейман! — Голос Сайры приобрел неожиданную резкость. — Ты больше не ребенок. Ты мужчина и правитель Османской империи. Твоему старшему сыну почти пятнадцать. Скоро он возьмет себе гарем и сделает тебя дедом. Мне кажется, тебе давно пришло время оторваться от женской юбки. Мустафа и тот самостоятельнее тебя. Так нельзя жить дальше!