Наступило жаркое лето, каждую ночь шел проливной дождь, днем чаще всего было сухо, вода испарялась с нагреваемой земли, и в воздухе повисала липкая влага. Несмотря на наличие в доме бака с водой, Ольга не могла избавиться от постоянного ощущения грязи на всем теле. Окна в доме, как и во всех зданиях, не были цельными, а состояли из накладывающихся друг на друга стеклянных или деревянных створок. В итоге пыль без труда пробивалась в помещение, и никакая уборка не спасала. Кроме того, постоянный ветер, поднимающий пыль с дорог, обволакивал тело липкой пленкой из пота и грязи. Только по вечерам, когда, приняв душ, укладывалась спать, она ощущала свою кожу. Ходьба в сланцах и шлепках по пыльным дорогам превратила ее пятки в сухие корки. Первое время она боролась с этим, пыталась отскрести пемзой, смазывать кремом, но вскоре поняла, что это просто бесполезно, и бросила эту затею. На свои пятки она просто больше не обращала никакого внимания, зная, что, как только она выберется на пляж, кожа вновь отшлифуется о грубый песок и приобретет нежно-младенческий вид.

В Банжул она выбиралась редко, ловила промежутки хотя бы в два дня между дождями и ехала с Ларой или Полом отдохнуть, развеяться и закупить провиант. С Полом ездить было интереснее, его многочисленные друзья не давали скучать. Зато Лара знала разные местечки, которые были известны только гамбийцам, могла показать Банжул изнутри, каждую любопытную улочку и старую постройку колониальных времен. Она знала, где готовят отличную афру — запеченное на углях мясо, знала, где надо покупать самые лучшие и дешевые ткани и какому портному их отдавать, чтобы получить свой наряд именно в том виде, какой заказывала.

Иногда они выбирались на пляж. Океан находился недалеко от них, в получасе езды. Пляжи были пустынными, тихими. Белый песок и множество ракушек вкупе с темно-синими пенистыми волнами Атлантического океана завораживали и подолгу не отпускали. Лара воды боялась. Это было странно, учитывая, что выросла она на островах. Говорила, что в детстве ее никто специально не учил плавать и как-то подростком она чуть не утонула. С тех пор страх остался. Плавать она кое-как научилась, но далеко в воду не заходила. Ольга иной раз подтрунивала над ней, пыталась подбодрить, пока однажды Лара довольно резко не ответила:

— Если тебе в детстве так повезло, что тебе оплачивали уроки плавания и возили на морские курорты, это не значит, что надо изгаляться над теми, кому повезло меньше, чем тебе.

— Да я же… Я же вовсе не это имела в виду… — растерянно оправдывалась Ольга.

Больше она не шутила. Но Лара, словно задавшись целью, стала заставлять себя заплывать с каждым разом все дальше и дальше, пересиливая страх, тренируя дыхание. Заставляла до тех пор, пора не смогла плавать наравне с Пановой.

Вскоре Ольге сообщили, что Нестора, того самого Нестора Мертца, что возглавлял проект ФПРСА до Пановой, назначили региональным советником в Западной Африке. Когда он предупреждал Ольгу о странноватом предшественнике, он наверняка уже знал о своем грядущем назначении. Правда, предыдущего советника перевели в другой регион, а замену, Нестора, утвердили почти три месяца спустя. И теперь Нестор объезжал подопечные офисы и собирался вскоре навестить Гамбию в новом статусе. Просил приготовить кучу аналитических отчетов, чего Ольга терпеть не могла. Бюрократия буквально душила ее, но бороться с этим было бесполезно. Недавно они взяли под крыло клиники еще одно крупное поселение беженцев, которое не было официально признано лагерем, но все же остро нуждалось в помощи.


Мертц приехал на несколько дней, скорее для галочки, чем для дела, потому что обо всем происходящем он знал и так. Но все же он провел ревизию документов, объехал приграничные районы и оставил Ольгу в покое, дав понять, что она может заниматься своими делами и не обращать на него внимания. Он собирался поехать с Ларой в Банжул в Департамент здравоохранения, чтобы выбить дополнительные места для медперсонала в новых точках, получавших спонсирование от ФПРСА. В рамках их проекта недавно открылось несколько медпунктов, все они так или иначе находились в приграничных районах, там, куда стекались беженцы из сенегальского Касаманса. Беженцы перестали идти в лагеря, там жить было не лучше, чем вне их, они находили дальних родственников, торговали всякой мелочью и как-то перебивались, дожидаясь перемен. Теперь клиника в Маракунде служила центральной, а из организованных медпунктов посылали или привозили пациентов. Ольга отправила Нестора с Ларой в Банжул, а сама с медсестрой Фатумату поехала на такси в Гинжум, в один из новых медпунктов.


Хади, медсестра в новообразованном медпункте, показала им все необходимое и помогла составить список недостающего. Потом привела их в дом Ландина, водителя медпункта. У Ландина было старенькое разваливавшееся такси, которое использовалось для доставки больных, нуждающихся в операции, в ближайший центр, где могли это сделать. Ландину платили за аренду машины и за работу, что вполне устраивало Ольгу, так было намного дешевле и реальнее, чем покупать новую машину «Скорой помощи».

Ландин, высокий, худощавый мужчина с лицом замученного жизнью человека, жил вместе со своей большой семьей. Его компаунд состоял из маленького дворика, по периметру которого располагались одна за другой несколько малюсеньких комнат. В одной комнате жили его родители, в другой — брат с женой и двумя детьми, в третьей комнате — он сам с женой и ребенком, в четвертой — еще одна женщина с двумя детьми, как оказалось впоследствии, вторая жена Ландина, а еще одна комната пустовала. Двери каждой из комнат выходили во двор, в углу которого находился примитивный туалет с дыркой в земле и непременным ковшиком с водой рядом. В центре двора сушилось белье, а у входа одной из комнат стояло чугунное приспособление формы песочных часов. В нижней части его находилось пространство для угля, а в верхней ставился казанок с едой. Одна из жен Ландина готовила пищу, похоже, что на всю семью.

— Я и не знала, что у Ландина две жены. Неужели он такой богатый, что может себе это позволить? — тихо спросила Ольга у Хади.

— Достаток здесь ни при чем, у нас и самые бедные имеют по три-четыре жены, и ничего. Но Ландин жену, вон ту, что готовит, унаследовал.

— Как вы сказали?

Ольга уставилась на Хади, как на инопланетянина, потом покосилась на жену Ландина.

— Вы не знаете? — искренне удивилась Хади. — По нашим законам брат умершего мужчины наследует его жену и детей.

— Все равно не понимаю. Что значит — наследует? Как вещь?

— Нет, не как вещь, а как жену. Она становится его полноправной женой, а он обязан заботиться о ней и ее детях.

— И что, бедная женщина должна и спать с ним?

— Ну да. А что ей делать?

— Но это же…

Ольга прикусила язык, чтобы не сказать слово «варварство». Все-таки Хади — одна из них, обидится еще.

— Это же нечестно по отношению к женщине, — смягчила она тон.

— Почему же? Она может уйти из семьи, но тогда она и дети лишаются поддержки. И как она проживет? Конечно, ей лучше остаться.

Хади, казалось, нисколько не была смущена такими традициями. Она говорила об этом совершенно спокойно и даже с гордостью.

— И давно его брат умер?

— Три года назад. Ландин, может, и не стал бы заводить вторую жену, но семья обязала.

— Спать тоже обязала?

Хади неодобрительно покачала головой. Нет, эта тубаб никогда не поймет их. Ну как можно поселить мужа и жену вместе и сделать так, чтобы они не спали? Они же не железные! Нормальные люди. И чего она пристала?

Ольга заметила ее реакцию и решила приостановить поток вопросов. Им с Фатуматой предложили одну из комнат, чтобы положить сумки и передохнуть, пока готовят ужин. Они не рассчитали время, и возвращаться в Маракунду было уже поздно, решили переночевать у Ландина. Ольга зашла в комнату и стала искать в сумке таблетки от головной боли. То ли от жары, то ли от бессонницы прошлой ночи голова просто раскалывалась. В комнате было темно, электричества здесь не было, как и в большинстве окружающих деревень, на маленьком столике стола масляная лампа и свечка. Матрас на полу застелили чистой простыней, подушка, с комками внутри, была плоской и пахла пылью. Ландин попросил с них совсем маленькую сумму за эту комнату и ужин, но, видимо, даже эти деньги были для него существенным дополнением к бюджету.


— А кто жил в этой комнате раньше? — спросила она Хади, высунувшись в дверной проем.

— У брата Ландина было две жены, одна из них умерла в родах в тот же год, что и брат. Комната осталась пустой.

— А ребенок?

— Вон бегает. Вторая жена растит его.

— Ужас какой, — пробормотала Ольга.

Хотя, если вдуматься, хорошо, что так, а не приют, как это бывает в других странах.

Вскоре их позвали ужинать. Рис с овощным соусом из окры, лука и какой-то зелени оказался весьма съедобным. Вначале, когда Ольга только приехала в Африку, с непривычки склизкая субстанция окры несколько озадачила, но теперь Панова уже привыкла и находила ее своеобразной и вкусной. Кроме того, Ольга так проголодалась, что могла бы съесть что угодно.

Она все разглядывала Ниму, унаследованную жену Ландина, пыталась выискать в ней следы страдания, но ничего такого не увидела, кроме болезненной худобы.

Каково это — быть унаследованной женой? То же самое, что в рабство за кусок хлеба для себя и детей, или другое, потому что так принято? «Так принято» — это самый убийственный факт в африканской культуре. Белые люди всегда жаловались, что могут двести раз показать, как надо копать лопатой, триста раз африканец сделает это, а на триста первый решит показать белому, что память его еще хранит, как это делали его предки, и начнет копать землю палкой. Это не изменишь. Так принято.


Фатумата ушла спать рано, а Ольга завершала записи, щурясь под тусклым светом масляной лампы на ступеньках у двери ее комнаты. Ландин тоже не спал, он сидел в одиночестве и заваривал чай аттаю, крепкий, душистый зеленый чай, переливая его из стаканчика в стаканчик множество раз.