Софи повернулась к Кристиану.

— Это твоя работа? — восторженно спросила она.

— Именно так, — ответила Тара.

— Они замечательные. — Софи рассматривала каждую, и только потом переходила к следующей.

— Спасибо, Соф.

Все картины имели атмосферу Старого Света, в основном это были пейзажи. Затем она увидела портрет Эви. Он был прекрасен. Каким-то образом ему удалось изобразить не только ее ранимость, но также и силу. Она смотрела прямо на нее.

— Это любимая картина моего мужа, — вставила Тара. — Похоже, он влюбился в Эвелин, а ведь они даже не знакомы! Ты знаешь, что она даже не позировала? — спросила она Софи. — Это образ из его головы.

Софи повернулась в сторону Кристиана и заметила, что он наблюдал за ее реакцией, прежде чем нервно отвел глаза. Она опустила взгляд, не желая признавать, что могла ошибаться насчет него. Она вновь переключила внимание на портрет и поразилась, насколько живым он выглядел. Софи немного увлекалась скетчами, пока изучала искусство в колледже, но никогда не была близка к такой достоверности, тем более без модели или фотографии.

Кристиан с Тарой обсуждали показ его работ, и Софи слышала напряжение в его голосе от мысли о столпотворении.

Ей наконец удалось оторваться от созерцания портрета Эви и перейти к другим рисункам. Ей дыхание сбилось, когда она дошла до последней картины. Она осторожно подвинулась, чтобы разглядеть получше.

Длинное золотое поле, блестящее бирюзовое небо, и амбар вдалеке. Все то же самое. В точности.

Слезы навернулись на глаза, и она не могла понять почему. Она вновь украдкой взглянула на Кристиана, надеясь, что это избавит ее от замешательства. Он по-прежнему был увлечен разговором с Тарой, но остановился, когда заметил ее странное выражение.

— Софи? Что такое? — нахмурившись, спросил он.

— Ничего! — Она мигом повернулась лицом к картине, пытаясь сморгнуть слезы. Она почувствовала, что Кристиан с Тарой уставились на нее.

— Мы еще не все обсудили, — продолжала Тара, явно озадаченная поведением Софи. — Я позвоню тебе, Кристиан. Было приятно познакомиться, Софи, — попрощалась она, махнув рукой, прежде чем вернуться обратно к своему столу.

— Спасибо. Мне тоже. — Софи была сфокусирована на рисунке.

— Софи, — позвал Кристиан за ее спиной. — Мы уже можем идти.

Она поднесла палец к глазу и потерла, притворяясь, будто в него что-то попало.

— С тобой все хорошо? — поинтересовался Кристиан, когда они уходили из галереи. — Минуту назад ты вела себя довольно странно.

— Нет. — Софи покачала головой. — В смысле, да! Я в полном порядке. — Чувствуя себя глупо, она приложила руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. — Так зачем ты просил меня прийти? — задала она вопрос, пытаясь остановить его.

— Пойдем к ресторанному дворику, там мы сможем поговорить. Я куплю тебе лимонад.

Софи стояла неподвижно, размышляя.

— Ну же.

Пока они шли рядом в неловком молчании, она не могла выкинуть из головы ту картину. Она была готова сорвать ее прямо со стены и забрать с собой. Ее связь с этим местом становилась не только все более интригующей, но ещё и тревожащей.

Позже, когда они наконец сели с напитками, Кристиан перешел прямо к делу.

— Нам нужно найти способ сосуществования ради Эви.

— Ладно, — согласилась она. — Но зачем понадобилось для этого вести меня в галерею?

Он откинулся на стуле.

— Брось, Софи. Ты знаешь ответ. Я хотел, чтобы ты поняла: между мной и Тарой ничего нет.

Софи сложила руки на груди и закинула ногу на ногу.

— Только ты это знаешь, я — нет. Кроме того, почему я должна была это увидеть, а не Эви?

— Эви верит мне на слово, потому что любит, и потому что это то, во что она хочет верить. Я хочу, чтобы она поверила, потому что это правда. Да и с другой стороны, мы оба знаем, что ты меня недолюбливаешь.

— Господи, Кристиан! — Она поставила свой лимонад на стол. — Я тебя не ненавижу. Почему я такой ужасный человек из-за того, что желаю сестре заботливого человека? — Она вздохнула, а затем мягко добавила: — Это все, чего я хочу. И да, я в курсе, это не мое дело.

— Ты права. Не твое. Но Эви вовсе не хочет, чтобы о ней все время заботились. А если ты так не думаешь, то, может быть, не знаешь ее так, как знаю я.

Софи не ответила и не взглянула на него, делая глоток и нервно качая ногой.

— Ты прав. — Она наклонила голову. — Ты прав. Я увлеклась, и у меня нет права говорить вам, ребята, как проживать свои жизни.

— Послушай, Софи. Я не идеален. Никто из нас не идеален. Не все всё делают так, как ты. Признаю, когда Эви становится плохо, я задыхаюсь. — Он скрестил руки. — Я не знаю, что делать, потому что все, о чем могу думать, потеряю ли я ее в конце концов? Ты не представляешь, каково это...

— Что, прости? — перебила она его и положила ладони на стол. — У нее была ремиссия, когда вы познакомились. Ты не знаешь, через что прошла моя семья, прежде чем они, наконец, выяснили, в чем проблема! — ее голос дрогнул. Ей никогда не забыть отца, беспомощно стоящего в дверях комнаты, когда Эви лежала на кровати, плача от боли, увядая. Софи с мамой держали ее, рыдая вместе с ней. Та агония в глазах ее отца навеки останется с ней.

Кристиан провел рукой по лицу.

— Прости. Ты все прекрасно понимаешь.

— Конечно, я понимаю! Почему ты думаешь, я так настырна, когда дело касается ее? Каждый раз... — Она так сильно сжимала кулаки, что ногти впились в ладони. — Она моя лучшая подруга.

— Она и моя лучшая подруга тоже, — произнес он, расправляя плечи. — Могла бы и попытаться вспомнить об этом.

Софи глубоко вздохнула, согласно кивая. Она посмотрела на вывеску «Молочной Королевы». Ей пришлось признать, что было довольно утомительно постоянно спорить с ним. Она была уверена, что многое было бы по-другому, если бы Эви была здорова. Но в этом все и дело — если.

— Твои картины... Они прекрасны, Кристиан.

Взгляд Кристиана просиял.

— Спасибо, Софи. Это много значит для меня.

— Я это от чистого сердца. А Эви видела эти рисунки?

— Видела.

Недалеко от того места, где они сидели, толкая пустую коляску, шла молодая женщина, стараясь удержать свои пакеты и руку ее малыша. Видимо, тот не хотел оставаться в коляске или оставаться здесь в целом, потому что мальчик вырвался от матери и побежал в другом направлении. Пакеты выскользнули у нее из рук, а содержимое одного из них вывалилось, когда она помчалась за своим сыном. Различные косметические бутылочки и баночки покатились по полу, прямо к ногам Кристиана. Он взглянул на кавардак, затем на мать, пытающуюся поймать своего убежавшего ребенка, прежде чем изумленно посмотреть на Софи. Однако он не изъявил никакого желания подобрать вещи, валяющиеся у него под ногами.

Женщина возвращалась уставшая, таща за собой мальчика. Софи принялась собирать вещи и складывать их обратно в пакеты. Казалось, только потом до Кристиана дошло, что нужно сделать то же самое. Он наклонился, поднимая оставшуюся баночку крема для глаз, и передал ее Софи. Словно на автомате, его движения казались почти механическими.

«Ну что за чудик», — подумала Софи.

— Мне так жаль! — воскликнула женщина, пытаясь усадить своего неудержимого ребенка обратно в коляску.

— Ничего страшного, — Софи отдала женщине ее сумки. — Выглядело так, будто вы профессиональный бегун на короткие дистанции.

— К сожалению, да, — ответила она, забирая пакеты. — Огромное вам спасибо! И мне правда очень жаль за причиненные неудобства, — добавила она, посмотрев также на Кристиана из-за плеча Софи. Она быстро ушла — мальчик выл, словно банши.

Кристиан был какой-то загадкой. Когда они сели обратно, Софи удивилась тому, каким искусным обольстителем он казался в тот день, когда они с Эви увидели их с Тарой через окно, и в то же время он, казалось, понятия не имел, как общаться с людьми, что побудило ее спросить:

— Так ты согласишься выставить свои картины?

— Эм, я не знаю. — Он провел руками по штанам. — Тара уж очень крепко ухватилась за одну.

— Но ты этого не хочешь.

— Эх... нет, не хочу, — подтвердил он, почти с болью.

Софи стало интересно, бросает ли его в жар от одной только мысли об этом.

— Понимаю. Думаю, это одна из причин, почему я не пошла в искусство. Я никогда не была хороша в игре по правилам, понимаешь?

— Да, — он тяжело вздохнул. — Не могу поддерживать разговор о работе. Ощущение, будто мне нужно выдумывать, чтобы просто быть принятым.

— Понимаю, — поддержала его Софи. — У меня почти случился нервный срыв на критике в колледже. Она продолжалась два часа, потому что нам нужно было разобрать детали каждой работы. В один момент мне просто захотелось заорать: «Это чертов цветок! Что тут можно обсуждать?».

Кристиан хмыкнул.

Софи отказалась от критики, чтобы сменить группу. Она вышла на улицу, шагая по вечернему воздуху, готовая рвать на себе волосы. Неспособная забыть разочарование, она решила пройтись вокруг здания. Софи вовсе не была одной из тех, кто использовал физическую активность для снятия стресса.

На следующий день она сменила специальность на педагога.

— Такое чувство, будто ничего нельзя принимать за чистую монету, — сказал Кристиан. — Во всем должен быть заложен какой-то грандиозный смысл. Иногда это так, но большую часть времени — нет. Что есть, то есть. — Он снял крышечку со стакана, чтобы погрызть лед. — Ненавижу это.

— Ага, но если хочешь, чтобы люди посмотрели на твою работу, придется подыграть.

Он застонал, положив руку на шею.

— Не знаю, смогу ли я.

— Ну, конечно же, сможешь.

Кристиан был ошеломлен.

— Твоя вера в меня... довольно необычна.

Софи одарила его дружелюбной улыбкой.

— Кристиан, почему ты не принимаешь лекарства?